Фортуну охватил восторг, и она еле сдерживалась, чтобы не закричать от радости. Она знала, что маркиз — великолепный ездок, и, хотя она первая пустила коня в галоп, вскоре поняла, что обогнать маркиза будет нелегко.
Они неслись вперед, пока вдали не замаячила высокая стена, стоявшая на границе парка, и Фортуна начала придерживать свою кобылу, хотя и понимала, что теперь уже не обгонит маркиза — его конь вырвался вперед на полкорпуса.
Он остановил коня и, обернувшись к Фортуне, улыбнулся ей.
— Сколько же вы мне проиграли? — торжествующе спросил он.
Она рассмеялась — щеки ее сияли от радости.
— Условия пари не были обговорены, — ответила она.
— Тогда я могу требовать все, что захочу, — заявил маркиз.
— Не знаю, как я смогу с вами расплатиться, — ответила Фортуна. — Вы хорошо знаете, что у меня ничего нет, так что мне нечего вам отдать.
— Весьма опрометчивое заявление со стороны хорошенькой женщины, — заявил маркиз, скривив губы. Но, увидев, что она не поняла его слов, добавил: — Если не можете заплатить деньгами — тогда подарите мне поцелуй.
Что-то в его словах и в тоне заставило Фортуну смутиться. Она вдруг вспомнила, как Одетта с готовностью приложилась к его губам, и ее щеки запылали румянцем.
— Не думаю, — медленно произнесла Фортуна, — что поцелуи можно раздавать легко и… бездумно.
— Бездумных поцелуев не бывает, — заметил маркиз.
— Может быть… я и ошибаюсь, — запинаясь, проговорила Фортуна, — и вы, конечно, сочтете это глупостью… но я хочу целовать только того мужчину… или позволять ему целовать меня… которого я… полюблю.
— Что такое любовь? — резко бросил маркиз. — Вы еще совсем девочка, Фортуна. Через год-другой вы будете раздавать свои милости с большей щедростью.
— Нет, — твердо ответила Фортуна. — Я уверена, что этого никогда не будет.
— Значит, вы не похожи на других молодых женщин, — фыркнул маркиз.
Она поняла, что надо обернуть все в шутку, и, сделав над собой усилие, сказала небрежным тоном:
— Одним словом, я у вас в долгу, милорд, и мой кошелек в вашем распоряжении.
— Весьма своеобразная манера расплачиваться, — сурово ответил маркиз, но в его глазах мелькнула усмешка.
— Я подумаю, как смогу расплатиться с вами, — пообещала Фортуна, — но ведь стоило рисковать, правда?
— Вы ездите верхом на удивление хорошо, — похвалил маркиз.
— Я знаю — вы решили, будто я хвастаюсь, когда сказала, что умею ездить верхом.
— Неужели Гилли содержала для вас дорогих лошадей — не могу в это поверить! — ответил он.
— Мир не без добрых людей, — ответила Фортуна.
— Мне помнится, вы утверждали, что у вас не было поклонников, — резко произнес маркиз, и в его голосе она уловила ту неприятную нотку подозрительности, которая так пугала ее.
— Я училась ездить на лошадях сквайра, — быстро ответила она. — Я уже говорила вам, что он был глубоким стариком. Сказать по правде, я его редко видела.
Говоря это, она спрашивала себя, почему маркиз по малейшему поводу придирался к ней, пытался подловить ее на лжи или найти несоответствие в ее словах. Она решила, что все это происходит потому, что его так часто обманывали, и теперь он ждет подвоха ото всех, с кем бы ни общался. Чтобы заставить его забыть о своей подозрительности, Фортуна спросила:
— Куда мы поедем теперь?
— Как вы видите, мы добрались до границы моих владений, — ответил маркиз. — Мы поедем теперь в лес, здесь нет ничего интересного.
Фортуна легонько вздохнула. Она поняла, что к маркизу снова вернулись привычные цинизм и жесткость, а человек, торжествующе улыбнувшийся потому, что сумел обогнать ее, исчез.
Они молча ехали бок о бок и вскоре увидели, что навстречу им движутся два охотника в традиционных розовых куртках и бархатных шапочках. Их сопровождала свора гончих, которых собирал в кучу звук рога, разносившийся в чистом неподвижном воздухе, словно звон колокольчика.
— Паратые гончие[11]! — воскликнула Фортуна. — Это ваши собаки?
— Это все, что осталось от своры моего отца, — мрачно произнес маркиз. — Он вывел новую породу гончих, с которой мы охотились на наших землях. А теперь им нечего делать зимой, разве только изнывать от скуки на псарне. Охотиться с ними негде — того и гляди, окажешься на территории соседа.
Они поравнялись с охотниками, которые вежливо сняли шляпы.
— Рады видеть вашу светлость, — произнес охотник постарше, и было видно, что он говорит это искренне.
— Что-то сегодня у вас еще меньше собак, чем обычно, — заметил маркиз, взглянув на свору.
— Дебора и Джульетта скоро ощенятся, милорд.
— Что, опять? — спросил маркиз. — Сохранять их потомство нет смысла.
— Как скажете, милорд, — ответил охотник. — Полковник Фицгиббон говорил, что, если ваша светлость пожелает будущей зимой охотиться на его землях, он будет очень рад.
По его тону Фортуна поняла, что ему очень хочется, чтобы маркиз принял это предложение.
Но маркиз нахмурился.
— Я буду охотиться или на своих собственных землях, — резко произнес он, — или нигде больше!
— Хорошо, милорд.
Охотник был разочарован и, чтобы скрыть свое огорчение, затрубил в рог и с вежливыми словами «До свидания, милорд» двинулся дальше, а собаки, задрав хвосты и уткнув носы в землю, побежали за ним. Весь их вид выражал готовность преследовать зверя, и Фортуна поняла, что маркизу он должен был казаться немым упреком.
Маркиз вонзил шпоры в бока своего коня и пустил его рысью; разговаривать стало невозможно. Они въехали в лес и поскакали по заросшей мхом тропинке, петлявшей среди сосен.
Таинственная атмосфера окружала их: где-то ворковал дикий голубь, в кустах неожиданно раздался шорох — это пробежал заяц, а вдали мелькал силуэт оленя.
— Когда я была маленькой, — сказала Фортуна, — думала, что в сосновом лесу живут драконы.
— Сейчас можно скорее встретить драконов на улицах Мейфэра или во Дворце удачи, — ответил маркиз.
Она поняла, что он имеет в виду сэра Роджера Краули, и подумала, зачем он хочет сделать ей больно, напомнив о человеке, которого она всем сердцем хотела забыть.
— Вы забываете, что в сказках, — ответила она, — принцессу всегда спасает прекрасный принц!
— И какой удар для принцессы, если выясняется, что принц уже обещал свою руку другой, — фыркнул маркиз. — Думаю, в большинстве случаев так оно и было.
— И какой удар по его самолюбию, если не он, а принцесса выручает его из беды! — улыбнулась Фортуна.
— Вы думаете, что сможете выручить из беды меня? — спросил маркиз, и в его тоне не прозвучало привычного сарказма.
— Я постараюсь, — со всей серьезностью ответила Фортуна и добавила: — А что мне за это будет?
— Фу, какая меркантильность, — произнес маркиз. — Ну конечно же я отдам вам половину своего королевства!
— И я возьму ее, — засмеялась Фортуна и протянула руку.
Маркиз был вынужден признать, что она ездит верхом не хуже тех женщин, которых он знал. Он также понимал, что она старается отвлечь его от мрачных мыслей, посещавших его всякий раз, когда он приезжал в замок.
Неожиданно ему стало стыдно, и он взял ее руку и поднес к губам.
— Моя судьба — в ваших руках, принцесса! — мягко произнес он и увидел, что ее лицо вспыхнуло от радости.
— A vôtre service, monsieur![12]
Он улыбнулся, не выпуская ее руки. Несколько мгновений они ехали бок о бок, держась за руки.
Когда они выехали из сосняка, перед ними раскинулся ковер из голубых колокольчиков, а впереди расстилались зеленые с золотом поля, леса и ручейки; вдалеке петляла река. Маркиз остановил коня, и Фортуна встала рядом с ним.
— Все это веками принадлежало моей семье, — тихо сказал он. — Мы сражались за эту землю, обороняли ее от врага — врага, с которым можно было воевать и которого можно было победить. — Он помолчал. — И можно ли было предположить, что наш собственный сосед окажется способным на вероломство и обман, на такое низкое предательство?