— Не знаю. Но это вполне может граничить с безумием, — обронил дракон и неуловимо перетек в человеческую форму.

— Хочешь сказать, что Век может сойти с ума от них? — все так же обеспокоено уточнил шут уже не у дракона, а у Драконьего лекаря.

— Не знаю. Я же уже сказал, что такого раньше не встречалось.

Ставрас шагнул к нему, но Шельм отшатнулся. Лекарь замер, больше не двигаясь, вот только в глазах мелькнула усталость и что-то затаенное, неожиданно прорвавшееся наружу. Шельм не понял, что это было, но почему-то от этого в глубине души, испугался еще сильней.

— И что теперь делать?

— Ничего. Уже поздно как-либо корректировать это. Кстати, впредь, тебе или какому бы ни было другому сильному масочнику, не удастся запечатлеть драконов так легко.

— Почему?

— Потому что в первый момент сам наш мир был изумлен тем, что у тебя получилось. Так что, можешь собой гордиться.

— Почему это?

— Удивить целый мир не каждому под силу, — Ставрас улыбнулся. Хотел протянуть руку и коснуться его, но сдержался.

— Постой, — наконец, уловил самую суть шут, — то есть, это можно будет повторить и с другими яйцами?

— Да. Но я уже сказал, что это будет далеко не так просто. И если в этот раз мир подарил запечатления всем, кто был рядом с тобой, то теперь, как и прежде, если кому-то захочется обрести верного друга-дракона, не факт, что первое попавшееся яйцо подойдет ему.

— Но я смогу помочь, если все же найдется такое, да? — уточнил шут.

— Да, — утвердительно кивнул лекарь и опешил, когда Шельм каким-то до жути естественным жестом шагнул к нему и крепко обнял. — Шельм?

— Это же здорово! — выдохнул тот ему на ухо, и Ставрас всей душой почувствовал радость и восторг, исходящие от него.

Он обнял его в ответ и так же тихо уточнил:

— Что именно?

— То, что теперь можно создать в Столице особый Драконий Дом для мертвых яиц и хоть немного увеличить шансы малышей родиться.

— Что? — Ставрас опешил и отстранил его от себя. Шельм обеспокоено заглянул ему в лицо.

— Ты… против? — растерянно уточнил шут.

— Постой, давай по порядку, — потребовал Ставрас, опускаясь на траву и утягивая Шельма за собой. Тот попытался отсесть в сторону, но лекарь легко удержал его, не отпуская.

— Ставрас! — возмутился шут.

Тот с сожалением разжал руки, но Шельм больше не сдвинулся. И лекарь все же решился его уговорить: почему-то потребность чувствовать его тепло рядом с собой, с каждым днем не просто ни улетучивалась, как должно было бы произойти уже давно, а, напротив, становилась все сильнее и настойчивее.

— Я ведь ничего не делаю, почему ты нервничаешь? Просто хочу, чтобы ты был рядом.

— Я не нервничаю! — возмутился шут, пойманный с поличным. Щеки у него порозовели, но он вскинул на лекаря столь яростный и возмущенный взгляд, что тот не стал акцентировать внимание на его смущении.

— Тогда прекрати вести себя как ребенок или, что еще хуже, девица на выданье, — бросил лекарь, сгреб шута в охапку, перевернул к себе спиной и вынудил опереться на грудь. Тот возмущенно засопел, но вырываться не стал. — Так что там с Домом для мертвых детей? — напомнил он.

— Они не мертвые! — отчаянно запротестовал Шельм и даже через плечо к нему обернулся, демонстрируя все тот же яростный блеск в глазах и хмурые брови.

— Пусть так. С тобой я готов поверить даже в это, — примирительно обронил лекарь, зачем-то еще сильнее стискивая его в объятиях, словно желая еще раз убедиться, что он здесь, рядом с ним. — Так что ты там говорил насчет дома для них?

— Ну, например, — шут расслабился в его руках и улыбнулся голубому небу, на фоне которого даже могильные курганы, что виднелись в отдалении, не казались столь мрачными и унылыми, как раньше. — Назовем его Драконарий. Перенесем туда все каменные яйца, что сможем найти и придумаем свод правил.

— Правил?

— Ага. Для людей, которые захотят попытать счастья. Ты же знаешь, что драконьи яйца достаются обычно лишь кому-нибудь из богатеев. Но то живые, а мы говорим о каменных. Так почему бы не дать шанс и простым людям попробовать оживить своего дракона?

— Мне нравится эта идея, но как какой-нибудь бедняк сможет прокормить дракона?

— Захочет, найдет как. Ведь мир вас любит, абы кому запечатлеть дракона просто не получится. Ведь так?

— Так, — Ставрас не удержался и уткнулся лицом ему в шею. Шельм вздрогнул. — Тсс… — прошипел лекарь. — Похоже, я на старости лет стал сентиментален, как не знаю кто.

— Может быть, как человек? — Шельм пытался, но не смог сдержать улыбки. Поднял руку и зарылся пальцами в жесткие волосы лекаря.

— Может быть.

— А как там малыши?

— Спят. Но скоро проснуться и их нужно будет кормить.

— Чем?

— Лучше бы не только мясом, но и молоком, и фруктами.

— Но где мы их найдем в горах? — снова заволновался Шельм, растерянно расчесывая волосы лекаря растопыренными пальцами. Тот улыбнулся, защекотав чувствительную кожу на шее парня.

— Нигде. Но наша миссия выполнена, мы возвращаемся в Столицу.

— Но до нее…

— Через портал.

— Что? — Шут убрал руку из его волос и обернулся. — Опять с помощью Шелеста?

— Нет. Кровавый арбогаст здесь не поможет. Слишком много нас всех вместе взятых.

— Арбогаст? — с каким-то священным ужасом в глазах прошептал Шельм.

— Так, — протянул лекарь, хмуря брови. — Неужели, в этой твоей книжке про тех, кто людьми не является, и про них упоминалось?

— Не в ней, — непослушными губами прошептал Шельм. — Они же не превращаются в людей.

— Не превращаются. Но все это время ты не только вместе со мной на нем катался, но и купал его, и оседлывал. Так чего же ты теперь испугался?

— Они переправляют за грань души тех, кто не принадлежит этому миру, значит, когда-нибудь и я…

— Почему?

— Но, масочники же…

— Знаешь, ты порой бываешь очень сообразительным, — заправив за аккуратное ушко голубую прядку, произнес лекарь с улыбкой, — но иногда просто невозможно тормозишь с выводами.

— О чем ты? — глаза шута изумленно распахнулись.

— Даже Гиня сообразил, что раз мир позволил родиться Вольто, то, значит, принял вас. Поэтому наш красноволосый и отправился на поиски своего дракона, и Муравьеда на это дело подбил. Ну, а теперь, когда ты нашел способ оживлять драконов, это уже неоспоримый факт. Так что, после смерти встреча с Кровавым арбогастом тебе точно не грозит. Скажешь что-нибудь?

— Угу, — отвернувшись от него и пряча под ресницами радостный блеск глаз, буркнул шут. — Так, когда мы возвращаемся?

— Как только ты восстановишь силы и проснешься.

— Знаешь, не думал, что такое может быть, но, кажется, уже восстановил. Ты что-то сделал?

— Да. Поделился.

— Ясно.

— Так просыпаемся?

— Подожди. У меня еще вопрос.

— Ну?

— Этот луг, он…

— То, что осталось от двух рядом стоящих курганов.

— Почему только двух?

— Потому что третий вон там, слева, чуть подальше. А четвертый вообще далеко отсюда.

— И как же ты их так быстро заметил? — искренне изумился Шельм.

— Как, как, — недовольно проворчал лекарь. — Потому что как раз на одном из них и лежал, когда он неожиданно начал испаряться прямо подо мной, став прозрачным, и внизу я увидел пробуждающегося малыша.

— А как ты понял, что это я виноват?

— Легко. У тебя тогда сердце начало останавливаться и параллельно с оживлением детей я почувствовал, что умираешь ты.

— Да, не умирал я!

— Правда? — Ставрас спросил это таким тоном, что Шельм запнулся.

— Кажется, не умирал.

— Давай договоримся, что впредь, даже если тебе будет что-то там казаться, ты будешь спрашивать у меня. Вот почему ты не сказал, что собираешься экспериментировать с мертвыми яйцами?

— Думал, ты будешь против. Да и вообще… — запальчиво бросил шут, но лекарь приложил палец к его губам.

— Я понял, — серьезно глядя ему в глаза, произнес он. — Но впредь имей в виду, что еще одна подобная выходка и я прорву эту твою мембрану и буду не только ощущать тебя постоянно, но и мысли слышать тоже. Ты этого хочешь?