Бряцание замка, звук открывающейся входной двери. В ванную вбежал Ларик и тут же забрался грязными лапами мне на голые колени.

— Ты чего тут? Ларик, прекрати, живо в ванну! — Вадим обеспокоено разглядывал меня, а пёс послушно перепрыгнул и оказался позади меня, просунул свою любопытную морду мне под мышку. — Фил, тебе плохо? Зачем ты встал? Иди ложись! Я сейчас сварю что–нибудь, в аптеку схожу, обезболивающее нужно купить…

— Я понял, почему ты вчера залыбился, когда я заявил, что буду с тобой спать… — тихо сообщил ему я.

— Почему? — Не видел его, но почувствовал, что тот опять улыбнулся.

— Потому что я урод… И это звучит смешно. Спать с уродом…

— Ты чего, ревёшь?

— Не–а, не получается реветь. Но хочется. Тебе противно на меня смотреть?

— М–да… Выводы нереально здравые. Я ж говорю, что у тебя мозги серьёзно сотряслись. Пойдем–ка обратно в кровать.

— Нет, ты мне сначала скажи, спать–то будешь с уродом?

— Фил, прекрати!

— Я обречён рядом с тобой на невзаимность? Ты всё ещё филофоб?

Вадим сел рядом на край ванны, а морда Ларика протиснулась между нами и притулилась на его бедре.

— Вчера там, в парке, я сначала думал, что умру. Хотел бежать, но не бежится, надо дышать, а что–то в горле мешает. Знаешь, как будто во мне какое–то адское расширяющееся пространство раздувается и мышцы пытаются это расширение сдержать… А потом я вдруг увидел, что ты улетел в дерево, что на тебе кровь, что тебе больно… И у меня внутри это пространство лопнуло. Бах! Сначала пусто, потом холодно, как будто ветер ворвался внутрь меня. Я понял, что такое ненависть. Я её только тогда почувствовал. Всё это время я не испытывал ненависти ни к Гарику, ни к Кульку, ни к Самохвалову. И вдруг почувствовал. Мне стало так хорошо. Держу тебя в руках, а сам кайфую от ненависти. А ещё через час я понял, что ненависть — это ведь та же любовь, но наоборот. Раз я могу ненавидеть, то могу и любить… Так ведь? Мне Анатолий Моисеевич тогда говорил, что в финале лечения будет самый тяжёлый «сеанс» — сражение со страхом в реальных условиях. Это как люди с боязнью высоты: сначала с ними проводят сеансы гипноза или просто внушения, в которых описывают высоту образно, и человек начинает бояться. Трусливая душа устаёт от таких сеансов, истирается, страх слабеет. А потом психолог ведёт «подготовленного» пациента куда–нибудь на мост, на небоскрёб, на реальную высоту. И вот там уставший страх умирает совсем. Профессор предупреждал, что такая терапия тяжела. Но я сейчас думаю, может, вчера это и был мой небоскрёб?

— То есть тебя не тошнит при виде меня и от моего признания в любви?

— Нет.

— Так. А попробуй сказать, что ты любишь меня!

— Фил! Я серьёзно же с тобой…

— Ну, это ради эксперимента!

— Так, всё, вали в комнату, экспериментатор!

— Хрен с тобой, слова… Я их из тебя всё равно вытяну со временем. Но сейчас больному победителю великой фобии требуется тактильное лечение. Хоть поцелуй, что ли! Правда, мои губы… Блин, я уро–о–од!..

Вадим повернулся ко мне, легонько обнял левой рукой и нежно прижался губами. К моему здоровому глазу. А потом ниже в щёку. И ещё в ухо. И тут же прошептал:

— Иди в кровать… уродец.

Вот гад!

— А губы–то у тебя всё же неминетные, пока незачёт, — печально, но мстительно вздохнул я, кряхтя, встал, чтобы идти в комнату. И получил шлепок по заднице… — Что ж, будем вас учить, дорогой препод!

====== 11. Зачот ======

Серьга Тит: Ку–ку! Ты что пропал? В Эстонии нет Интернета? Или вы, бедолаги, так ухайдакиваетесь, что не до лучшего друга?

Эф Swan: Зашибись, какие здесь люди приехали! Я такого три–дэ ваще не видел никогда! Прикинь, приехал парень–граффитист из Бразилии! А–а–а–а! Я в ахуе уже пятый день!

Серьга Тит: На чём рисуют–то?

Эф Swan: На бетонном заборе у центра экстремального спорта. У них тут особо негде… Не в старом же Таллине бомбить стены! Мы, кстати, всё там уже излазили… И чо ты меня не спрашиваешь?

Серьга Тит: Спрашиваю: как Вадим? Не хуже других?

Эф Swan: Серьга! И чо ты спрашиваешь? ЛУЧШЕ! Зырь, что он изобразил!

На поле экрана появилась картинка: снимок части серой стены, на которой, как на чёрно–белой фотографии, прорисован с малейшими нюансами молодой парень. Стоит как живой, выпукло, натурально. Его поза — чуть отклонившись, наперекор ветру. Слева дует ветер, поэтому пальто, шарф, волосы парня развеваются от воздушного движения вправо. Но вместе с ветром как будто бы летят какие–то частички, пылинки, молекулы и прилепляются на стенку. Да, на стене стена. На ней и отпечатывается образ этого парня в такой же позе, но сам образ несколько иного характера: выражение лица не наивное, а наглое, хищное, одет вызывающе, угловатые тени делают образ демоническим, хотя и нереальным, как обесцвеченная в фотошопе до чёрно–белого фотка — пятнами и контурами.

Серьга Тит: Стоп. Знакомый образ у этого, который реальный. Это не твоя старая ава? Из неандертальских времён?

Эф Swan: Возможно… Как тебе?

Серьга Тит: Круто! Как фотка, реально.

Эф Swan: Гиперреализм! Ты бы видел, как он делал это! Артист! Там же музычку включают, так он почти танцует, когда пылит баллонами. Вот смотри, фотка.

Появилась фотография молодого человека в мешковатой одежде, надетой как капуста, поверх друг дружки, в больших штанах с мотнёй и множеством хлястиков, на лице у парня круглая маска–респиратор, на руках перчатки, на ногах навороченные кроссовки с вытянутыми языками. Парень стоит, широко расставив ноги, скрестив стёбно руки на пузе.

Серьга Тит: Это Дильс???

Эф Swan: Ага! Он вообще угар. Мы вчера попёрлись на озеро Юлемисте. Ходили в аквазорбе. Ну, пузырь такой прозрачный. В нём по воде можно ходить. Капец, как сначала тяжко. Так этот твой любимый препод уделал меня только так! Такое впечатление, что он всю жизнь в зорбах бегал. Ещё факи мне изнутри кажет! Я так укатался, что ноги до сих пор болят!

Серьга Тит: Чо это он «мой любимый препод»? По–моему, твой! Ты мне скажи, интим–то как? Искромётный? Или ты всё ещё обхаживаешь?

Эф Swan: Типа я тебе сейчас всё выложу?

Серьга Тит: А чо? Я тебе расскажу, как с Юлькой прикольно. Мы с ней на крыше трахались. Прикинь! Я себе чуть жопу не обжёг об кровлю! Железка на солнце нагрелась, как сковорода! Но Юлишна! И чо ты за неё не зацепился? Она охерительная, ничего не боится. Ебли в таких количествах у меня и не было ещё! А ты? Вернее, а он? Такой же ас, как и во всём остальном?

Эф Swan: Ну, щас! Хоть в чём–то я его превосхожу! Но он учится)))

Серьга Тит: Может, фотку пришлёшь?

Эф Swan: Когда мы в постели, нас никто не фотает, а Ларика ещё не научили. Поэтому обломись.

Серьга Тит: Блиииин! А я рассчитывал позырить, какие позы у вас приоритетные. Вдруг я с Юльки на Тригору перекинусь?

Эф Swan: Придурок ты!))) Вот такую фотку могу прислать…

После этого ответа возникла фотография. Три плотно слепленных высоких дома разных оттенков жёлтого и с треугольными крышами. На их фоне стоят два парня. Кто моложе, кто старше, не разберёшь. Один с чёрной копной волос на голове, с обведёнными ярко глазами, с бешеным количеством колец в ухе, другой — русоволосый, сероглазый, улыбается во всю ширь, так как накрашенный обхватил его сзади, прижался щекой к виску и изображает зверское выражение лица вампира, дескать, сейчас укушу, заберу твою кровь, твой страх, твою жизнь…

Дурачатся.