Выстрелы побудили Болана к действию. Воспользовавшись тем, что внимание охранников было отвлечено, он бросился в сторону дома. Ударом ноги он распахнул боковую дверь и ввалился внутрь с пистолетом-пулеметом наготове.
В комнате никого не было. За противоположной дверью вновь гулко прогремели выстрелы. Болан подскочил к двери, чуть приоткрыл ее и заглянул в узкую щель.
Два парня забаррикадировались на кухне и, прикрываясь перевернутым дубовым столом, палили из револьвера в сторону гостиной. Из гостиной же по ним палили трое боевиков, используя в качестве прикрытия разнообразные предметы обстановки, в том числе и мягкую мебель. На нейтральной территории валялся изрешеченный труп, и ни одна из сторон не выказывала ни малейшего желания идти на компромисс. Болан разглядел лысину Айка Руби, когда тот приподнялся, чтобы пальнуть в непрошенных гостей.
Болан ознаменовал свое вступление в битву короткой очередью из пистолета-пулемета. Кровавая строчка прошила одного из пришельцев от плеча до бедра, и боевик моментально рухнул на инкрустированный кофейный столик. Пальба в комнатах на секунду затихла: противники судорожно пытались определить, что сулит им внезапное вмешательство неведомого стрелка. Наконец Айк Руби сообразил, что пришла подмога. Он победоносно вскрикнул и, не мешкая, принялся палить из револьвера, уже не сомневаясь в поддержке огневой мощи нового союзника. Боевики в гостиной отпрянули. Теперь ими владело одно желание — любой ценой спасти собственные жизни.
Однако Болан успел разрисовать стальными пулями грудь одного из уцелевших боевиков. Третий же, полный решимости постоять за себя до конца, резко пригнулся и выскочил из-за укрытия, ища стволами карабина верную мишень. И эта почти неуловимая заминка стоила ему жизни. Перекрестный огонь автомата и двух револьверов заставил его крутануться на месте, и тотчас из доброй дюжины дыр, пробитых в его теле, во все стороны брызнула кровь. Боевик рухнул на пол, но, уже испуская дух, все-таки успел нажать курок, и его карабин в последний раз бабахнул в сторону Руби и его охранника.
Дальнейшее Болан воспринимал исключительно периферийным зрением. Справа от него охранник Руби внезапно завалился на спину, сжимая окровавленными руками пробитый череп. И сразу же слева, в дверном проходе, возникла темная фигура; оружейный металл ослепительно блестел на солнце.
Это был высокий негр, которого Болан видел возле фургона. Он очень профессионально держал у бедра винтовку М-16 армейского образца. Какое-то мгновение, показавшееся тягучей вечностью, они глядели друг на друга, и между ними, как между электрическими зарядами, проскочила слабая искра узнавания и понимания. Болан мигом рухнул на пол, смертоносный ствол изрыгнул огонь, и очередь пуль калибра 5,56 мм прошила дверь. Пули вонзались i стену, на Болана посыпались куски штукатурки и древесные щепки. Долгие секунды Мак лежал, не шевелясь, пока свинцовый поток летел над его головой. Затем поток ушел в сторону в поисках другой мишени, слышно было, как пули с глухим чмоканьем пробивают толстую древесину. И тотчас раздался визг того, кто прятался позади перегородки.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Болан мгновенно вскочил и с автоматом наперевес шагнул на середину комнаты. Теперь здесь царила тишина. Снаружи, через открытую дверь, донесся скрип покрышек на гравийной дорожке — словно сигнал отбоя, знак, что боевая задача выполнена. Когда Болан выбежал на крыльцо, он увидел лишь задние огни автомобиля, мелькнувшие за воротами.
Он вернулся внутрь.
Среди покореженной мебели валялись тела, но Болана они не интересовали — он искал Айка Руби. Руби лежал на полу позади искореженного дубового стола. Пули в нескольких местах пробили Айку грудную клетку, и теперь с каждым болезненным вдохом-выдохом очередная порция крови выливалась из простреленных легких и впитывалась в разодранную пижаму.
Айк умирал тяжело. Взгляд скошенных на Болана глаз то и дело затуманивался, слова с трудом срывались с запекшихся губ. Руби, очевидно, полагал, что Болан прислан Кауфманом ему на помощь, и потому пытался из последних сил передать какое-то важное сообщение.
— Скажи... скажи Мо... я не смог добраться до Вайсса... не смог его предупредить... — голова Руби моталась, воздух свистел в горле и в дырах на груди. — Скажи Мо...
— Я скажу ему, — заверил Болан, повернулся, вышел из особняка и быстро направился к фургону.
Даже когда он сидел за рулем и гнал боевую машину подальше от места происшествия, последние слова Руби все еще звучали в его ушах. «Скажи Мо: я не смог добраться до Вайсса». Мало ли, что взбредет в голову умирающему... Но для Палача смысл этих слов был предельно ясен.
Еще один кусочек загадочной аризонской мозаики встал на свое место. В мозгу Болана начала вырисовываться некая картина, покуда смутная и далекая от завершения, однако довольно страшная уже сейчас. Игра приобретала совершенно иной масштаб и размах, новые игроки выплывали из небытия со всех сторон — с неясными угрожающими лицами, черты которых, тем не менее, казались Болану на удивление знакомыми, нужно было только чуточку напрячься, чтобы распознать их наверняка.
Болан вел машину, крепко стиснув зубы, полный мрачной решимости по-своему выполнить предсмертную просьбу Айка Руби.
Да, игра усложнилась. Палач должен доставить послание.
Человеку по имени Вайсс, сенатору Соединенных Штатов Америки...
Глава 6
Сенатор Абрахам Вайсс в речах, произносимых во время той или иной политической кампании, любил называть себя выходцем из низов, добившимся всего самостоятельно. Избирателям это нравилось. Разумеется, всегда находилась горстка злопыхателей, оспаривавших это утверждение, но, конечно же, они руководствовались низкими, корыстными, политическими побуждениями. Таких недоброжелательных критиков Вайсс, выступая перед избирателями, называл не иначе, как стервятниками, пожирателями падали. Разве можно верить распускаемым ими сплетням, будто он, Вайсс, унаследовал семейный бизнес после кончины своего папочки, не добавив к этому ни цента собственных денег и никаких оригинальных идей? Чушь собачья! Разве не он, Эйб, всего лишь через несколько дней после похорон дорогого родителя расширил дело, сделав упор на маркетинг и доставку и завязав тесные связи с руководством местных транспортников? И разве не он, Эйб, использовал свои деловые и политические связи, чтобы ввести брата Дэвида в совет директоров «Грейтер Саутвестерн Сейвингз энд Лоун», придав, таким образом, империи Вайсса дополнительный размах, который обеспечили операции с недвижимостью?
Те же самые плакальщики и слюнтяи, осуждавшие Эйба Вайсса за его деловую хватку, не переставали занудствовать и относительно его политических связей. Они вечно ставили на вид его дружбу с Мо Кауфманом, как будто так уж зазорно, когда друг детства основывает фонд избирательной кампании для своего приятеля. Они обвиняли Вайсса, что тот по совету Мо баллотировался на должность окружного инспектора в 1949-м, и проклинали за то, что в 1958-м он произнес панегирик на похоронах старого Гаса Гринбаума. Но какого, в конце концов, черта? Разве не был старина Гас верным слугой народа и мэром в родном городе Вайсса? Эти лицемерные слюнтяи, поганые стервятники особенно любили попрекать Эйба тем, что он принимал финансовую помощь Мо Кауфмана в трех последовательных (и удачных) избирательных кампаниях на пост сенатора от штата Аризона. Эти ублюдки поднимали отчаянный вой и несли всякий вздор насчет подкупа и коррупции.
Окружая негодяев заслуженным презрением, Вайсс публично отвергал все обвинения и с готовностью объяснял всем и каждому, что пухлого счета в банке он смог добиться лишь благодаря режиму строгой экономии, да и кой-какие проценты набежали за пожизненную страховку. А что до финансового патронажа со стороны Кауфмана, так это совершеннейший вздор и случайность, не имеющая никакого значения. Ну, что тут такого, если друзья детства временами встречаются на вечеринках — здесь, в Финиксе, или, скажем, в каком-нибудь из принадлежащих Мо отелей в Лас-Вегасе? И что тут особенного, когда старина Мо оплачивает все расходы за проезд и проживание? На то и дружба... А вот что на самом деле бесит всех этих недоносков, заявлял Вайсс репортерам, так это его, Эйба, беззаветная борьба с ползучей заразой социализма и его непоколебимая позиция в защите невинных бизнесменов, которым в министерстве юстиции угрожает необоснованными обвинениями отдел по борьбе с организованной преступностью.