Изменить стиль страницы

Дрались на пистолетах, потом на шпагах. Толстой ранил Тарновского в руку. По французскому дуэльному кодексу поединок был закончен. Инцидент считался исчерпанным. Дуэль запротоколировала знаменитая парижская газета «Фигаро».

План Марии Тарновской сорвался, ее муж не был убит и не попал на каторгу. Надо было предпринимать новую попытку. В Киеве существовало два взгляда на мотивы поведения Марии Тарновской. Уже входил в моду Зигмунд Фрейд, и стервозная иррациональность Марии Николаевны объяснялась людьми просвещенными научно: действие подсознательных импульсов и дурной наследственности. Но киевские кумушки Фрейда не читали и склонялись к другому объяснению поступков Тарновской. Она сознательно довела своего племянника до самоубийства, а мужа подталкивала к убийству, чтобы он загремел на каторгу. Тогда она станет единственной обладательницей все еще значительного состояния Тарновских. Мария Николаевна любила, когда ее называли «генеральшей», она любила разрабатывать планы сражений и выигрывать их.

Боржевский

Весной 1903 года Марии Тарновской был представлен молодой помещик Стефан Здиславович Боржевский, 28-ми лет. Бретер и охотник на женщин, он не обладал собственным состоянием и жил на какие-то таинственные средства (видимо, обиранием слабых на чувства дамочек) широко и разгульно и даже был выселен из родной ему Варшавы.

С людьми, которые спуску не давали, бретер был весьма корректен и даже уступчив. Но заметив малейшую слабость, садился на шею. При любом разногласии грозил «дуэлью на два шага».

Как-то Мария Тарновская спросила Михаила Семенцова, приятеля своего мужа: «А вы не боитесь Стефана Здиславовича?» На что тот ответил: «Я и настоящих босяков не боюсь, а это – просто босяк в смокинге».

Боржевский принялся преследовать супругов Тарновских: он оказывался «случайно» рядом с ними то в цирке, то в ресторане, то на скачках. Тарновский почувствовал новую опасность тотчас, он умолял жену прекратить знакомство с этим господином, и, по словам горничной, при этом рыдал. Его эмоции были, как показало будущее, вполне оправданны.

Стефан Боржевский приехал к Марии Николаевне в Янушполь немедленно, когда Василий Васильевич задержался по делам в Киеве. Вскоре Тарновский получил телеграмму «Срочно приезжай с хирургом». Муж приехал и застал у жены Боржевского, который, по словам Марии Николаевны, стрелял с ней в тире. Она вообще любила огнестрельное оружие и случайно прострелила милому Стефану руку. Хирург перевязал рану, и Боржевский скоро уехал.

Понимая, что повторяется история с Павлом Толстым, Тарновский решил от греха подальше отвезти жену за границу. Отправились в баварский Бад-Киссинген, бальнеологический курорт. И на второй день, гуляя по Кургартену, местному парку, увидели… Стефана Здиславовича. Тот с наглым видом заявил: мне врач рекомендовал лечить раненую руку в местных источниках. И продолжил свои брутальные ухаживания за Мурой; видимо там, на курорте, они и стали любовниками.

Осенью, вернувшись с Тарновскими из Германии, Боржевский практически поселился у Марии Николаевны в Янушполе. Днем он приходил во флигель, куда им подавался обед, а ночью, когда дети засыпали, отправлялся в усадебный дом, в супружескую постель. Перед приездом в имение Василий Тарновский непременно давал телеграмму с просьбой послать лошадей на железнодорожную станцию. А горничная Изотова садилась за кучера на господскую бричку и увозила Боржевского от греха подальше (за эту услугу Стефан Здиславович даже подарил ей золотые часики). В любовные игры Марии Николаевны были посвящены многие: швея Косенкова, лакеи Вовк и Захарченок.

Иногда Изотова оказывала любовникам еще одну услугу: когда Мария Николаевна отправлялась с ней в имение (всегда в купе 1-го класса), через некоторое время раздавался стук в дверь – входил Боржевский, а Изотова пересаживалась на его место в 3-м классе, предоставляя пылким любовникам время побыть вдвоем.

Осенью Мария Николаевна с детьми вернулась в Киев и под присмотром Боржевского сняла новую семейную квартиру в 4-м этаже знаменитого дома Гинцбурга. Фасад выходил на Николаевскую улицу (№ 9), черный ход – на Институтскую. Как только Василий Тарновский отправлялся в клуб, швейцар Пузынин телефонировал Стефану Здиславовичу на Подол в гостиницу «Лондон», поднимал его на лифте на 4-й этаж и сообщал, при необходимости, о приближении мужа. Тогда Боржевский уходил на Институтскую через черный ход. В кармане у него на всякий случай всегда лежал заряженный револьвер.

Беззастенчивое преследование Боржевским жены в течение нескольких месяцев в Киеве, в деревне и за границей ставило Тарновского в невыносимое положение. Тарновский плакал, умолял прекратить знакомство с Боржевским. Отказ Марии Николаевны привел его в отчаянье и довел к концу ноября 1903-го до полного расстройства нервной системы и страданий сердца. Но Тарновская говорила своей горничной: «Настя, надоели мне эти слезы, и он надоел».

Не то чтобы Боржевский был обожаем Марией Николаевной, – у нее бывали и другие любовники: студенты, адвокаты, офицеры. Но у Тарновской имелся план дальнейшей жизни.

Драма у подъезда «Гранд Отеля»

21 ноября 1903 года супруги Тарновские были приглашены на бал к барону Владимиру Александровичу Шталю. Шталь-фон-Гольштейны происходили из рыцарей Тевтонского ордена, в этом роду были фельдмаршалы, генерал-адъютанты, послы.

Хозяин – красавец с тонкими чертами античного римлянина – по окончании университета, благодаря женитьбе на дочери профессора медицины, миллионера Виктора Субботина, стал играть в местном свете видную роль. Приятель его, граф Павел Толстой (тот самый, с которым Василий Тарновский дрался на дуэли), во время ужина в общественном саду, раскроил барону шашкой череп. Потом сам Шталь кого-то ударил по голове, дважды дрался на дуэли, трижды был секундантом – словом, огонь-парень; приятель Боржевского (который был среди гостей 21 ноября) и тоже бретер.

Поведение Марии Николаевны на балу было непристойным, она не скрывала близости с Боржевским и на мужа поглядывала с презрением. Тарновский сделал жене публичный скандал, и они оба ушли с бала.

Мария Николаевна нажаловалась на мужа любовнику. Она показала Боржевскому большой синяк на груди и сказала, что муж ее истязает, щиплет, требует порвать со Стефаном Здиславовичем. Боржевский заявил: «Я не успокоюсь, пока не избавлю тебя от тирана-мужа!»

26 ноября Тарновский получил записку от Боржевского: «Дорогой В. В., назначьте мне сегодня полчаса, и напишите только, в котором часу». Ответ гласил: «Дорогой Стефан Здиславович. Через четверть часа буду в “Гранд Отеле”».

Боржевский пригласил Тарновского в свой постоянный номер. На всякий случай в смежной комнате спрятался Владимир Шталь: он должен был стать свидетелем рокового разговора.

Боржевский прямо и нагло заявил Тарновскому: он любит Марию Николаевну, они – любовники. Он не позволит обижать ее никому. «Если не дашь жене развода – буду бить тебя, как собаку. Я, – сказал Боржевский, – не успокоюсь, пока не освобожу любимую женщину от тирана-мужа». Затем достал револьвер, сказал: «Хотел было убить тебя, а затем и себя, но раздумал», – и предложил стреляться на расстоянии двух шагов. На вопрос Тарновского, женится ли тот на Марии Николаевне, если она разведется, Боржевский ответил: «Не женюсь, я не настолько богат, у меня нет полумиллиона, а она привыкла к богатству».

Драться Тарновский не хотел и на другой день написал Боржевскому любезную записку, как будто ничего между ними и не было: «Прошу Вас зайти на один момент».

Боржевский написал: «Меня удивило, Василий Васильевич, что после нашего разговора 26 ноября Вы могли меня звать к себе, Вы не придали нашему разговору никакого значения! Прошу Вас дать мне категорический ответ немедленно: будете ли Вы драться со мной или нет».

Василий Васильевич ответил так: «Наш разговор 26 ноября – простое недоразумение! Поэтому я совершенно отказываюсь вновь разговаривать с Вами. Между нами не произошло ничего такого, что дало бы право трепать дорогое имя! Поэтому я не нахожу возможным ни драться с Вами, ни вести дальнейшие объяснения по этому поводу. Такое решение удовлетворит меня и мою семью».