Сохранились немногочисленные, но яркие характеристики внешнего облика и духовного склада Ивана Васильевича Грозного, принадлежащие перу современников этого незаурядного, но не воздержанного в своих страстях исторического деятеля России XVI столетия. Создан М. М. Герасимовым и скульптурный портрет царя. Ясно выраженная асимметрия (левый глаз, ключица и лопатка значительно больше правых), тяжелый орлиный нос потомка Палеологов, брезгливо чувственный рот придают Грозному неповторимо отталкивающий вид. В начале XVII в. кн. С. И. Шаховской пишет: «Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом (ростом. — А. З.) велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты; муж чюднаго разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, к ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя… жестосерд велми и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим»[367].

Побывавший в России имперский посол Д. Принц в 1576 г. писал, что царь «очень высокого роста… большие глаза… у него постоянно бегают и все наблюдают самым тщательным образом. Борода у него рыжая, с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, но волосы на голове, как большая часть русских, бреет бритвой». По Одерборну, Грозный был высок ростом, силен, крепок, пропорционально сложен. У него были маленькие, но сверкающие острые глаза. Выглядел он страшно, как мужественный воин. Природа наделила его острым умом и редкой памятью. Челобитья сам принимал и их перечитывал. Самый незначительный человек мог явиться к нему с челобитьем на несправедливо действовавших правителей. Эту характеристику почти повторил шведский агент в Москве П. Петрей. Царь, по его словам, «был горд и надменен… отважен и дерзок, хитер и лукав, имел… наружность, как у сердитого воина; он смеялся только во время опасности и великого бедствия… От природы получил он сметливую и умную голову и хорошую память». Сходное описание Ивана IV дает и датский посол Я. Ульфельд. Для английского посла Д. Флетчера Иван IV «человек высокого ума и тонкий политик». Видел Грозного и Д. Горсей. По его мнению, царь «был приятной наружности, имел хорошие черты лица, высокий лоб, резкий голос. Настоящий скиф, хитрый, жестокий, кровожадный, безжалостный»[368].

Изощренная жестокость Грозного достаточно хорошо известна. Тяжелое сиротское детство, самоуправство Шуйских наложили отпечаток на всю жизнь царя Ивана, лишив его какого бы то ни было доверия к подданным. Мнительность царя дошла до патологии. Он считал, что все его подданные — «воры», «состоят в заговоре с поляками и крымцами»[369].

О причудах Грозного современники рассказывали всевозможные истории. Так, якобы получив в подарок от шаха Тахмаспа слона, царь по утрам обучал его становиться перед ним на колени, прокалывая тонким железным лезвием кожу на лбу слона. Поняв безнадежность своих попыток, он приказал рассечь его на части. Однажды царь пригласил к себе бояр и дворян, а когда, напившись, они стали «всяким глумлением глумитися, овии стихи пояше, а овии песни воспевати, и собаки звати, и всякия срамные слова глаголати», велел их речи «писати тайно». Утром протрезвевшим царским гостям их речи были предъявлены, что вызвало у них удивление (и, наверно, испуг). В другой раз Иван IV послал своих людей на торг, где они также тайком записали разговоры обывателей. Когда записи прочли царю, то он «удивишася мирскому волнению»[370].

Храбрость у Ивана IV соседствовала с паническим страхом. Он малодушно стремился во что бы то ни стало к миру с Баторием. Страх перед Девлет-Гиреем побуждал Ивана IV простаивать «на берегу» Оки в ожидании нападения с юга либо гнал его на север под защиту крепких монастырских стен. Страх перед собственными подданными заставлял «грозного» царя то укрываться за стенами Александровской слободы, то возводить укрепления в собственной столице, то отстраивать новую крепость на севере — Вологду, то готовиться к бегству за море.

Тем не менее это был проницательный политик, по-своему понимавший сложные внешне- и внутриполитические задачи России. Грозный боролся со старицким князем Владимиром и его окружением, что на деле означало осуществление настоятельной потребности упрочения единства русских земель. Он много сделал для развития экономических отношений со странами Востока и Запада, а это отвечало насущным интересам широких кругов феодалов. И вместе с тем, воспитанный в обстановке княжеско-боярских распрей, Иван IV черпал средства и формы борьбы с противниками из арсенала прошлого, что наложило отпечаток архаики на его деятельность.

В борьбе за жизненно необходимые для России выходы к главным в то время путям сообщения — морским — правительство царя Ивана не добилось успеха. Ему не удалось дипломатическим путем создать коалицию реальных союзников в войне за Ливонию. Грозный надеялся на эфемерные связи с государствами (в частности, с Англией), не проявлявшими в то время достаточной заинтересованности в прочном политическом союзе с Россией. Осознавая цели своей деятельности, определенные всем предшествующим развитием страны, Иван IV часто не мог найти к ним верного и надежного пути. Его, пожалуй, можно сравнить с неумелым лоцманом, знающим место назначения корабля, но упорно сажающим его то на мель, то на незаметный риф.

На заре самостоятельной деятельности Иван IV умел ценить талантливых и самобытных сподвижников. Но мнительный характер и обостренное чувство собственного величия неизбежно приводили его к разрыву с теми, кто искренне и настойчиво проводил наиболее дальновидные мероприятия.

Грозный был фанатично религиозен. В юные годы он выучил наизусть множество библейских и евангельских преданий, заботился о сохранении и упрочении порядка церковных служб и благоустройстве церквей. Считая себя наместником бога на земле и возглавляя монашеское «братство», занимавшееся беспощадным уничтожением «крамолы», Грозный многословно и напыщенно защищал чистоту православной веры от протестантов и католиков, сочинял церковные каноны, обличал монахов Кирилло-Белозерского монастыря с яростью, достойной истинного реформатора. Искореняя «крамолу» и укрепляя свою власть как помазанник божий, он вместе с тем составлял синодики для поминовения умерщвленных по его велению жертв.

Своеобразный писатель, Грозный любил живое слово, пробивавшееся в его сочинениях искрами истинного таланта сквозь шелуху церковно-нравоучительной словесности. Его политические представления отличались сумбурной смесью обветшавших церковных учений и непомерно гипертрофированных представлений о собственной роли как вершителя судеб подданных.

Иван IV был сыном блистательного, но жестокого века, когда бурное развитие гуманистических теорий совпало с истреблением тысяч инакомыслящих во время религиозных войн и с деспотическим правлением взбалмошных монархов. Это было время тиранов, убежденных в неограниченности своей власти, освященной церковью; оно порождало моральных уродов, прикрывавших маской ханжества и религиозности безграничную жестокость к собственным подданным.

Полубезумный шведский король Эрик XIV запятнал себя не меньшим количеством убийств, чем Грозный. Французский король Карл IX участвовал в беспощадной резне протестантов в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г., под покровом которой была уничтожена добрая половина французской аристократии. Испанский король Филипп II с удовольствием присутствовал на бесконечных аутодафе на площадях Вальядолида, где ежегодно сжигалось по 20–30 представителей наиболее родовитой испанской знати. Папа не уступал светским властителям Европы. Гимн «Тебя, бога, хвалим» был его ответом на события Варфоломеевской ночи. Европейские монархи XVI столетия, эпохи формирующегося абсолютизма, не уступали друг другу в жестокости. Грозный отличался от них лишь тем, что стал вдобавок ко всему сыноубийцей[371]. В последние годы жизни Ивана Грозного можно обнаружить у него постепенный, но неуклонный процесс распада личности, ускорившийся после смерти царевича Ивана[372]. Психически неполноценными были дети Грозного — Федор и Дмитрий. Болен был «падучим недугом» его дальний родич И. М. Глинский. После смерти старшего сына Грозный почти устранился от реальной политической жизни, проводя дни в молитвах и строя планы, далекие от действительности. Но жизнь шла своим чередом. «Период сумасбродств Ивана»[373]. нанес сильный удар по царистской психологии народа. Совпав с резким усилением крепостничества, он сыграл заметную роль в подготовке взрыва классовой борьбы, который привел в конечном счете к гражданской войне начала XVII в.