Изменить стиль страницы

Кроме прав (которые можно оспорить) и властолюбивых желаний (которые можно смирить) принятое князем Юрием решение выступить против Василия II определялось и тем положением, в котором он находился. Жизненный путь Юрия Дмитриевича приближался к закату: 50 с лишним лет — возраст по тогдашним эталонам весьма почтенный. У князя к тому же было четверо молодых, но уже самостоятельных сыновей в возрасте 20–24 лет. Это Василий (Косой), Дмитрий Большой (Шемяка), Дмитрий Меньшой (Красный)[142] и Иван. Последний, вероятно, был склонен к религиозной экзальтации, психической неуравновешенности или просто болен[143]. Имя Дмитрий князь Юрий дал двум своим сыновьям в честь их великого деда. Старшие сыновья Юрия Дмитриевича, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, возможно, уже к 1425 г. стремились к самоутверждению. Для того чтобы удовлетворить их желание без ущерба для себя, звенигородскому князю нужно было приобрести новые земли, что сделать было невозможно, не получив ярлыка на великое княжение.

Для успешной борьбы за великое княжение с племянником, опиравшимся на военное могущество Москвы, уже проверенное в борьбе с сильными противниками, князю Юрию нужны были реальные возможности. К 1425 г. претендент на великое княжение обладал не только устойчивым авторитетом в различных землях Северо-Восточной Руси, но и землями (Звенигород, Галич, Руза, Вятка), которые переживали тогда экономический подъем, что давало ему надежду на победу в борьбе за власть.

Слабостью князя Юрия в военно-стратегическом отношении было положение его столицы: Звенигород находился вблизи от Москвы, был слабо укреплен и соседил с Литвой, враждебной Юрию Дмитриевичу и благосклонной к Василию II. Поэтому князь Юрий средоточием своих сил избрал более отдаленный и перспективный Галич, имевший к тому же довольно солидные крепостные сооружения.

Для подготовки к выступлению требовалось время. Поэтому князь Юрий предложил Василию II заключить перемирие до Петрова дня, т. е. до 29 июня. Великий князь принял предложение, и перемирие было заключено. Одновременно обе стороны начали энергичную подготовку к борьбе. Уже весной князь Юрий «розосла по всей своей отчине, по всех людей своих», и собрались «вси к нему изо всех градов его, и восхоте пойти на великого князя»[144]. Похоже, что решение принято было с учетом пожеланий всех собравшихся воинов князя Юрия. Созвано было что-то среднее между древнерусским вечем и московским земским собором.

В свою очередь и правительство Василия II, узнав о действиях князя Юрия, приняло необходимые меры. Возможно, именно тогда великий князь пожаловал своего дядю Константина уделом, в который вошла Ржева[145]. Князю Петру Дмитриевичу он дал в удел волости Шачебал и Ликурги (правда, тот передал их Константину Дмитриевичу)[146]. Затем Василий II соединился со своими дядьями Андреем, Петром и Константином Дмитриевичами и «со всеми силами» двинулся к Костроме. Это произошло еще до окончания срока перемирия с князем Юрием. Кострома должна была стать базой для дальнейшего наступления на Галич. Путь к нему лежал по рекам Костроме и Вексе.

По одной из версий, Юрий Дмитриевич, узнав о движении против него войск Василия II, бежал из Галича в хорошо знакомый ему Нижний Новгород[147].

В Москве отлично поняли, какую опасность таила эта новая попытка дяди великого князя укрепиться в важнейшем городе на Волге. Поэтому вслед за ним послали его брата Андрея Дмитриевича с войском, по тем временам весьма внушительным (25 000 человек). Но князь Андрей, по каким-то причинам «не дошед» Юрия, вернулся. Летописец считает, что это князь Андрей сделал, «норовя» своему брату Юрию. Рассказ помещен после записи о миссии митрополита Фотия в Галич, когда тот «миру не взять»[148].

Л.В. Черепнин на основании этого рассказа считал, что «допустить наличие тайного сговора братьев покойного Василия I против их племянника вполне возможно»[149]. Нам представляется, что условия конца 20-х-начала 30-х годов абсолютно исключали этот «сговор». Князья Андрей, Петр и Константин решительно поддерживали тогда малолетнего Василия II в борьбе с могущественным Юрием Дмитриевичем. Ремарка летописца о том, что князь Андрей действовал, «норовя» своему брату Юрию, отражает придворные слухи, а не действительный расклад сил.

Тем временем митрополит Фотий пытался примирить князей. Летописец из окружения Фотия писал о его «челночных» операциях: «…ездил митрополит на Кострому и в Галич ко князю Юрыо и пакы на Кострому и во Володимер к празнику, а из Володимера на Моськву»[150]. Следовательно, Фотий побывал в Галиче еще в ту пору, когда Василий II выезжал на Кострому, но тогда эта поездка результатов не дала.

После неудачной военной акции против Юрия Дмитриевича[151] и получения от него новых предложений о годовом перемирии в Москве решили снова послать Фотия ко двору князя Юрия. В совещании по этому вопросу принимали участие великая княгиня Софья, князья Андрей, Петр и Константин Дмитриевичи «со всеми князи и боляры». Какое-то сообщение послано было и Витовту.

На Рождество Иоанна Предтечи (24 июня) Фотий добрался до Ярославля, где ужинал у ярославского князя Ивана Васильевича. Затем он поспешил в Галич[152]. Прослышав об этом, князь Юрий Дмитриевич решил устроить демонстрацию единения всего народа Галицкого княжества в поддержку их князя. Он «собра вотчину свою» и встретил Фотия «з детми своими и з боляры, и с лучшими людьми своими, а чернь всю собрав из градов своих и волостей, и из сел, и из деревень, и бысть их многое множество». Князь Юрий «постави их на горе от града с приезда митрополича, кажючи ему многих людей своих». Ожидаемого эффекта демонстрация, судя по Московскому великокняжескому своду, не произвела. Митрополит помолился в соборной церкви Преображения (на Подоле, у озера), затем, выйдя, посмотрел на народ, «иже на горе стояще», и сказал князю Юрию с иронией: «…сыну, не видах столико народа в овчих шерьстех, вси бо бяху в сермягах». Князь хотел показать, сколь много было сил в его распоряжении, «а святитель в глум сии вмени себе»[153].

Во время переговоров Фотий продолжал настаивать на заключении мира, «чтобы не было кровопролитна межи их с великим князем». Иную позицию занимал князь Юрий: ему нужно было только перемирие для сбора сил и для переговоров в Орде. В позиции Василия II было одно слабое звено. Его и нащупал князь Юрий. Василий Васильевич занял великокняжеский престол без санкции ордынского царя. Это должно было вызвать неудовольствие в Орде и грозило неприятными последствиями «самозванцу», чем мог воспользоваться князь Юрий. Поэтому митрополит Фотий спешил окончательно договориться с Юрием Дмитриевичем, не прибегая к посредничеству ордынцев. Но князь Юрий решительно настаивал на заключении предварительного перемирия.

Видя бесперспективность дальнейших споров, митрополит в гневе покинул город. А тут как раз в Галиче начался «мор на люди и на град» (примерно тогда же начался мор и в других русских землях). Узнав об этом, князь Юрий сел на коня, покинул свою удельную столицу, догнал митрополита в селе Пасынкове[154] и едва умолил, чтобы тот вернулся. По его возвращении «проста гнев божий». Тем временем митрополит вел беседы о мире не только с князем, но «и со всеми православными». На этот раз переговоры окончились успешно, и князь Юрий проводил Фотия «со всем народом», пообещав послать к великому князю «бояр своих». Посланы были боярин Борис Галицкий и Данила Чешко, которые «и доконча мир на том, что князю Юрью не искати княжениа великого собою, но царем, которого царь пожалует, то будет князь великий Владимирьскыи, Новугороду Великому и веса Русии и крест на том целоваше»[155]. Такова версия происшедшего в великокняжеских сводах 70-х годов XV в. К сожалению, другой нам не известно.

вернуться

142

Прозвище Шемяка скорее всего восходит к татаро-монгольскому чимэху, что означает украшать, а отсюда чимэк — украшение, наряд. Если не считать сомнительного упоминания о некоем Василии Шемяке, рыльском князе XIII в. («Повесть о граде Курске»), то впервые прозвище Шемяка связывается с князем Дмитрием Юрьевичем. Прозвище Красный означает красивый. Неизвестно, когда Василия Юрьевича стали называть Косым. Некоторые историки связывают появление этого прозвища с его ослеплением в 1436 г. (см., например: Черепнин Л.В. Объединение русских земель вокруг Москвы // История СССР. Т. II. М., 1966. С. 99). Он так именуется в Устюжской летописи уже в 1433 г. (ПСРЛ. Т. 37. М., 1982. С. 85), в Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. 12. С. 19), в Московском летописании 70-х годов XV в. в записи о его смерти (ПСРЛ. Т. 26. С. 208).

вернуться

143

Никакой роли в политической борьбе Иван Юрьевич не играл и умер в монашестве уже в 1432 г. (ПСРЛ. Т. 24. С. 182).

вернуться

144

ПСРЛ. Т. 26. С. 183.

вернуться

145

ДДГ. № 34. С. 87.

вернуться

146

ДДГ. № 24. С. 64, 66.

вернуться

147

ПСРЛ. Т. 26. С. 183; Т. 27 (Никаноровская летопись). С. 100. Соображения о «проордынской платформе» князя Юрия в 1425 г., высказанные И.Б. Грековым (см.: Греков И.Б. Указ. соч. С. 228–229), основаны на ошибочном выводе о передаче Улу-Мухаммедом в 1424 г. ярлыка на великое княжение нижегородское князю Даниилу Борисовичу; Даниил Борисович выдавал жалованные грамоты на нижегородские владения не в 1424 г., а в 1442 г., как это ясно из грамоты № 294 (АСЭИ. Т. III. С. 321). Нет никаких данных считать, что в 1425 г. на стороне князя Юрия выступали «ордынские силы» (см.: Греков И.Б. Указ. соч. С. 229).

вернуться

148

ПСРЛ. Т. 5 (Софийская I летопись по списку Царского). С. 263; Т. 6. С. 143; Т. 27 (Сокращенные своды конца XV в.). М., 1962. С. 268, 342. В Ермолинской и Типографской летописях этого рассказа 1425 г. нет (ПСРЛ. Т. 23. С. 146; Т. 24. С. 182). По другой версии, против князя Юрия послан был Константин Дмитриевич, но его поход был безрезультатным (ПСРЛ. Т. 26. С. 183; Т. 25. С. 246; Т. 27 (Никаноровская летопись). С. 100; Т. 28. М., 1963. С. 96). Текстологически близок к рассказу Московского свода 70-х годов XV в. о посылке князя Константина рассказ Ермолинской и Софийской II летописей под 1430 (6938) г. В последней говорится: «Того же лета князь Юрьи разверже мир с великим князем Василием, оставя Галич, седе в Новегороде Нижнем, князь же велики посла на него князя Костянтина…» (ПСРЛ. Т. 6. С. 143–144). Фраза о «развержении мира» есть в своде конца XV в. (ПСРЛ. Т. 25. С. 248 (под 1531 (7039) г.); Т. 8. СПб., 1859. С. 95 (зима); Т. 18. С. 171; Т. 28. С. 98). В Ермолинской летописи помещен под 1430 (6938) г. сходный текст: «А князь Юрьи разверже мир с великым князем и, оставя Галич, седе, шед, в Нижнем Новегороде; и князь великы посла на него рать с дядею своим, князем Костянтином…» (ПСРЛ. Т. 23. С. 146–147). Скорее всего поход Константина Дмитриевича и относился к 1430, а не к 1425 г.

вернуться

149

Черепнин. Образование. С. 746.

вернуться

150

ПСРЛ. Т. 17. Стб. 59.

вернуться

151

В 1425 г. «воеваша устижане Заволочьскую землю; и новгородци ходиша на нех ратью к Устюгу и взяша на них окуп 50000 белке и 6 сороков соболей» (НПЛ. С. 415). Возможно, это столкновение было отголоском «брани» Василия II с князем Юрием.

вернуться

152

Из умолчания о Костроме как городе, через который ехал Фотий в Галич, П.П. Смирнов заключил, что митрополит направился из Ярославля в Железный Борок (см.: Смирнов П.П. Древний Галич и его важнейшие памятники // Ученые записки МГПИ им. В.П. Потемкина. Т. IX. Вып. 1. М., 1948. С. 94), но этим путем митрополит возвращался в Москву.

вернуться

153

ПСРЛ. Т. 26. С. 183–184.

вернуться

154

Пасынково находилось за Галичским озером на реке Вексе (см.: Смирнов П.П. Указ. соч. С. 95).

вернуться

155

ПСРЛ. Т. 26. С. 184.