А на самом деле? Метод провокации стал, можно сказать, основным в арсенале ФБР и ЦРУ. В большинстве случаев наши разведчики вовремя обнаруживают подготовку таких провокационных акций и принимают меры к их срыву. В этом им активно помогает внешняя контрразведка, чьи представители, как правило, имеются в каждой легальной резидентуре. Однако отдельные провокации противнику все же удаются. С момента окончания войны и до 1953 года из США были выдворены более 100 советских дипломатов, обвиненных в шпионаже. Но из этого числа лишь единицы были действительно разведчиками, попавшими в поле зрения американской контрразведки (замечу, большей частью в результате предательства отдельных агентов). Подавляющая же часть выдворенных из США была спровоцирована американской контрразведкой, подставлявшей к советским гражданам своих агентов-провокаторов. Затем до 1986 года было еще несколько отдельных выдворений. Так, вашингтонские власти потребовали отъезда из страны двадцати пяти советских дипломатов, работавших в ООН. Вскоре последовало второе беспрецедентное представление о выдворении 55 сотрудников посольства СССР и генконсульств в Сан-Франциско и Нью-Йорке. Эти акции американского правительства были необоснованными, и мы в ответ провели не менее массовое сокращение штатов американских представительств в СССР. Важно отметить, что американская сторона, сокращая штаты советских дипломатических учреждений в США, так и не смогла назвать ни одного конкретного лица, причастного к разведывательной деятельности.
Несмотря на многочисленные разоблачения провокационных действий ФБР в американской и иностранной печати, бюро не отказалось от такой практики. Наоборот, оно расширило ее. Сошлюсь лишь на один пример. В апреле 1983 года в связи с выдворением из Москвы сотрудника ЦРУ Ричарда Осборна, установленного разведчика, прикрывавшегося должностью первого секретаря посольства США, ведомство Гувера организовало провокации сразу против двух сотрудников представительства СССР при ООН: Олега Константинова — к нему обратился провокатор с заманчивым предложением продать данные о новых моделях военных самолетов — и Александра Михеева, которого другой провокатор пытался прельстить политическими секретами.
Характерной для сотрудничества ФБР и ЦРУ была подстава агента-провокатора Геннадию Захарову, работавшему в ООН, но не имевшему дипломатического иммунитета. Тут скрытой целью провокации являлось стремление отвлечь американское общественное мнение от появления в Москве 7 августа 1986 года бывшего сотрудника разведки Вашингтона Говарда, тайно переправленного советской внешней разведкой из США. Его бегство доставило ФБР и ЦРУ много неприятностей, а когда сообщения о нем появились в мировой прессе, эти спецслужбы вновь оказались под огнем жестокой критики. Тогда фэбээровцы поспешили слепить «дело Захарова». Он 23 августа был арестован, и средства массовой информации пустили по «советскому следу». Однако через неделю в Москве задержали за шпионаж американского корреспондента Данилоффа. Как известно, вся эта история закончилась в сентябре высылкой Захарова из США, а Данилоффа из СССР.
К сожалению, надо признать, что иногда провокации американских спецслужб удавались их организаторам, особенно когда советские разведчики ослабляли бдительность, проявляли слабость. Но в большинстве случаев такие операции заканчивались неудачей, вот несколько примеров. В 1953 году в Вене ЦРУ пыталось силой захватить сотрудника внешней разведки Б.Я.Наливайко, который по прикрытию занимал должность заведующего консульским отделом. Он оказал активное сопротивление и, несмотря на численное превосходство американских разведчиков, сумел сорвать их операцию. Спустя четырнадцать лет в Токио цэрэушники, использовав психотропные средства, чуть было не вывезли насильно в США нашего резидента Г.П.Покровского, но ничего у них не получилось.
Я вспомнил об этом провале «джеймс бондов» из Лэнгли в 1985 году, когда в Риме исчез сотрудник внешней разведки В.С.Юрченко. В августе его захватили оперативники ЦРУ и вывезли в США, но через месяц он сумел ускользнуть из-под стражи и добраться до советского посольства в Вашингтоне. На пресс-конференции Юрченко подробно рассказал, как его пытались сделать перебежчиком и с этой целью накачивали психотропными препаратами, чтобы подавить волю и выведать известные ему служебные секреты и государственные тайны.
Эти примеры позволяют сделать вывод, что подобные действия ЦРУ были системой. Я думаю, что изменник Станислав Левченко, сотрудник токийской резидентуры, действовавший под прикрытием корреспондента еженедельника «Новое время», был захвачен американцами насильно в 1979 году и сломлен последующей обработкой. Тот факт, что он вел себя как изменник, свидетельствует, в отличие от случая с Покровским, лишь о том, что на этот раз в Лэнгли более правильно определили личные качества объекта воздействия и успешно завершили операцию.
К числу наиболее неприятных для ФБР и ЦРУ неудач в попытках склонить попавших в их руки советских разведчиков к сотрудничеству, несомненно, следует отнести дело Абеля. Когда он оказался в тюрьме, представители этих двух спецслужб оказывали на него всяческое давление, использовали все возможные средства — от посулов дать свободу до угроз посадить на электрический стул. Но этому шантажу противостояли несгибаемая воля нашего разведчика, его мужество и преданность Родине.
А как же спецслужбы Кремля? Как они пользовались методом провокаций? И применяют ли его сейчас?
В начале своей карьеры я часто слышал об использовании подобных приемов для проверки агентов или внедрения наших людей в антигосударственные организации. То есть такое применялось в практике НКВД в ежовско-бериевские времена. Позже с провокациями в нашей работе я никогда не сталкивался, ни один, даже самый недружественно настроенный к нам западный журналист не мог привести ни одного факта, который свидетельствовал бы об обратном.
Скажу, к слову, что на этом фоне непонятно стремление иных отечественных авторов показать ФБР и ЦРУ в приукрашенном виде, достойном, мол, подражанию. Надеюсь, что время неизбежно внесет в эту тенденцию необходимые коррективы.
Как читатель уже знает, среди моих обязанностей на посту заместителя начальника ПГУ была забота об освещении в средствах массовой информации, литературе, кинематографе и театре работы разведки, ее методов, деятельности оперативного состава. В КГБ существовал тогда Совет по связям с общественными организациями и творческими союзами. Мне было поручено представлять в Совете внешнюю разведку и способствовать «в разумных пределах» освещению отдельных сторон ее деятельности.
Первым таким шагом было использование архивных сведений о выдающейся агентурно-оперативной операции в первые годы советской власти. Ее название — «Трест». В 1962 году я встретился с известным писателем Львом Вениаминовичем Никулиным, ознакомил его с материалами дела «Трест» и получил его согласие взяться за художественное произведение на эту тему. Договорились, что по любому вопросу, который может возникнуть при знакомстве с делом, писателю будет обеспечена необходимая консультация. Льву Вениаминовичу мы объяснили, что главная оперативная задача операции «Трест» заключалась в том, чтобы нейтрализовать террористическо-диверсионную деятельность контрреволюции в лице ее внутреннего подполья и закордонных белогвардейских формирований. Свершилась революция, народ ее принял, но не смирившиеся с ней силы продолжали все новые попытки накалить атмосферу в стране, разжечь междоусобную борьбу, в которой использовались любые средства — вплоть до террора.
Никулин написал большой роман «Мертвая зыбь». Он проявил большое понимание профессии разведчика и контрразведчика, прочно связанной с большим риском. Не буду останавливаться на всех сторонах произведения. Отмечу главное: вопреки распространенной нашими противниками версии, будто советские разведывательные и контрразведывательные органы только и делали, что провоцировали контрреволюцию на враждебные действия, писатель воссоздал истинную картину событий первой половины 20-х годов и доказал, что в ходе этой уникальной операции никаких провокаций не было.