Долго жму кнопку звонка. Только теперь я начинаю осознавать всю рискованность затеи. Знакомое шарканье. Пауза. Как четыре квартиры могут располагаться на такой маленькой лестничной клетке? Мой взгляд падает на металлический крючок, на который вешают хозяйственную сумку, когда ищут ключи от квартиры. Это совсем другой мир. И уже очень скоро он уйдёт туда, откуда нет возврата. В квартире напротив кто-то громко говорит по телефону. Почему такая слышимость? Тонкие стены? Щели между блоками? Ну, наконец-то! Дверь открывается, и мы видим дедушку в клетчатой рубашке и серой шали, повязанной крестом на груди. Моя спутница смотрит на него во все глаза. Сегодня я лучусь неземным светом и радостью. Я обнимаю дедушку и одновременно тру ему ладонью между лопаток.

— Познакомься, дедуля, это…э-э-э… Митико.

— С-дра-вст-вуй-те, — говорит Митико по слогам.

— Как? — спрашивает дедушка.

— Ми-ти-ко. Митико!

Она разувается, и я только сейчас замечаю, что «Митя» босиком. Главное не глядеть на её точёные пальцы, а то я сойду с ума. Вот сюда! Она хочет помыть руки. Это не самая лучшая идея, так как санузел здесь совмещённый. Мы пьём чай в дедушкиной комнате. Мой дед «народный историк». Ценитель исторической и стратегической мысли. Его личная точка отсчёта ленинградский фронт, и с возрастом он всё больше перемещается туда. Дедушка служил в отдельном огнемётном танковом батальоне (сейчас мы даже не понимаем, как это сильно). И участвовал в знаменитой (а кому она знаменита?) синявинской операции. Когда он совсем переместится в ведомую только ему точку этого фронта и этой операции, мы больше никогда не увидим дедушку в нашем слое времени. В разговоре с Митико дедушка придаёт торжественность каждому слову. И конечно, смотрит на неё, как на невесту своего внука.

Я смотрю на Митико немного по-другому, и вижу, что её удивляет, что война давно прошла, но люди её не просто помнят, а ею живут. Я вижу, как её заинтересовали странные слова, которые употребляет дедушка. Её «хай» и «ах» принимаются за чистую монету, но я всё равно слышу удивление сквозь завесу японского внешнего учитывания. Конечно же, она слышала эти слова раньше. Например, слово СТАЛИН. Я начинаю задумываться. Гордость за нашу цивилизацию наполняет меня. Это, наверное, неплохо, что слово СТАЛИН известно в мире?

— Игорь-сан, СТАЛИН-ва нихонго дэ нан то иимасу ка?

Как переводится СТАЛИН на японский? Вот это вопрос! Чтобы такое отморозить? СТАЛИН расшифровывается на русский как Священные Тавлеи Абсолютной Любви и Ненависти. Я начинаю по частям переводить ей этот набор смыслов. Последнее «хай» явно не поддельное. Интересно, а смогла она понять мысль, что сталинская артиллерия вторая по силе после артиллерии династии Цинь? Эта мысль — дедушкин шедевр. Я не возьмусь перевести её на язык самураев. Дед пробует эту мысль вслух с разными слушателями. Сегодня он попробовал её с нами. Это его козырная карта. Сталинская артиллерия так же, как артиллерия Цинь была основной силой на поле боя, где всё кроме неё было второстепенным. Русская армия никогда до Сталина не применяла артиллерию пра вильно. И это удивительно, если об этом задуматься. Например, в Бородинском сражении наибольший урон французам нанесла именно артиллерия, которая была главным преимуществом обоих сторон. И при этом никто не увидел в ней главенствующую роль, способность выигрывать сражения, способность побеждать, сокрушать противника. И эта выдающаяся идея, соединенная с идеями дисциплины и ответственности, а главное — со стахановскими методами труда, сделала Красную Армию по-настоящему непобедимой и великой армией!

Следующим, что вызвало ахи и охи Митико, были железнодорожные войска. «Благодаря гению Сталина, железная дорога, которая с точки зрения Клаузевица (дедушка мастер на такие фамилии) является примером сопротивления, которое должна преодолевать армия, меняет свой знак с «инь» на «ян». Превращаясь из субъекта поражения в субъект победы, и это несмотря на то, что железные дороги подвергались постоянному разрушению, являясь целью для германских атак с самого начала войны». А также находились в состоянии развала ещё до начала войны, добавил бы я от себя. То, что удалось сделать «железному наркому» по фамилии Каганович, дедушка оценивает, как феноменальный вклад в сокровищницу военного искусства. Митико старательно записала фамилию наркома, собираясь, видимо, пробить её через японский Интернет.

Дед разгорячился, мы заспорили по-настоящему. Разговор шёл о Сталинграде и о пленении фельдмаршала Паулюса. Я сказал, что знаю этот подвал, и что там сейчас располагается клуб Го. Го-клуб в подвале Сталинградского Универмага почему-то очень возбудил моего старикана. А пост милиции, который был до него? Я же утверждал, что с моей точки зрения это вполне нормально и отвечает духу времени. Более того, экспозиция музея не пострадала. Любой посетитель может видеть муляжи эсэсовцев, топящих буржуйку сломанными стульями посреди разбросанных детских игрушек. Гости клуба подбросили в экспозицию несколько фишек для Го, но хуже от этого она не стала. Почему бар «Сталинград» может располагаться в этом же подвале, а клуб Го не может? Однако я не стал рассказывать деду про бар «Сталинград», как и о том, что я делал в этом баре. Это уже точно было лишним. А нам было пора уходить. Я обернулся на Митико, пребывающую в странном оцепенении. Она смотрела на деда, а её зрачки были расширены. Я бросил ей несколько японских фраз, но она не слышала меня.

Глава 16 Жизнь Микио Накамуры во имя Японии, секса и бусидо

Прошло несколько дней, как улетела Митико. За это время Микио успел перейти грань, отделяющую здоровые чувства и запредельные. От безысходности он даже решил изучать Го. В их семейной библиотеке оказалось много литературы про эту забытую японцами игру. Библиотека была выдержана в строгом английском стиле, с книжными лестницами и округлым столом, обтянутым зелёной кожей. Микио в халате и белой повязке, изображающей диск восходящего солнца [67] , начал с Ёро Рицу Рё [68] . Этим документом монахам запрещалось играть в азартные и другие игры. Го, однако, не запрещалось. В законе Го называлось ki.

Ki считалось одним из четырёх видов гуманитарных наук, которыми должны владеть члены императорской семьи и аристократы. Таким образом, первое поколение игроков Го состояло из императора и придворных, а монахи составляли уже последующие поколения. Разъяснений о том, как Го попало на самый высокий уровень, Микио найти не смог. Эпизод из жизни императора Дайго [69] , в котором тот играл со священником Кайрэном, встретился ему несколько раз. Неужели со священником больше нечего делать, как играть в Го? Суть истории состояла примерно в следующем.

Император предложил в качестве приза золотую подушку. Эту подушку Микио не смог себе представить, как ни старался. Даже в их доме, несмотря на склонность отца к золотым предметам, не водилось близкого подобия такому изделию. Интересно, что это? Брусок золота в форме подушки, или подушка, сотканная из золотых нитей? Выигрывать подушку Канрэну пришлось неоднократно. Ему никак не удавалось донести её до выхода из дворца. Монаху обязательно хотели помочь, а помощник пропадал с подушкой в дворцовых переходах. Для решения проблемы Канрэн выкинул приз в колодец после очередного выигрыша. Неужели они играли у колодца? Это показалось Микио весьма странным. Впоследствии выяснилось, что Канрэн не выкидывал подушку, а унёс с собой, так как в колодце нашли подделку. История была совершенно неправдоподобна. Впрочем, больше ничего о Канрэне Микио найти не смог, а всё последующее относилось к его последователю, которого звали Никкай.

История ученика была столь же невероятна, как и история учителя. Каким образом ему удалось служить Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу? Да ещё пережить их всех? Надо быть действительно легендарной личностью! Именно Никкай играл в Го в 1582 году в храме Хоннондзи в Киото. Эта история известна любому японскому школьнику, поскольку господин Нобунага был вынужден совершить сеппуку у гобана, когда его окружили самураи мятежного генерала. А в 1588 году Никкай стал первым среди всех игроков, приглашённых на турнир самим Тоётоми Хидэёси. Господин Хидэёси объявил его сильнейшим, и с тех пор все должны были играть с ним только чёрными камнями или с большой форой.