Изменить стиль страницы

Глава 7.

МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

Вызвал к себе начальник ИВС, вежливо говорил, что он не знает, виноват ли я, что человек он маленький, вот приедет за мной Генпрокуратура, отвезёт в Москву, «там разберётесь»; факс из Москвы с обоснованием моего задержания читать мне сейчас не обязательно, да и нет его здесь, факса, все будет там — в Москве, и адвоката дадут, и к врачам можно будет обратиться, а здесь деревня, все ушли на фронт так сказать. То есть он, начальник ИВС, собственно, и не в курсе, его дело: принял, сдал. Стало ясно, что путь на волю лежит через тюрьму. Поделился мыслью с сокамерниками. — «Так привыкай к тюрьме! — радостно отозвался Коля, — здесь, конечно, ещё не тюрьма, но уже и не воля». Что же такое тюрьма? Ещё хуже? Рассказы о ней пугали мрачным разнообразием, там-то так, а там этак, но, по всему, Москва — Бутырка и Матросска — хуже всего. — «Да ты не бойся! — говорил Коля. — Везде люди, а в тюрьме тем более!» Вот именно это и вызывало сомнение.

— Коля, а как себя вести в тюрьме?

— Да обычно! — радовался Коля. — Будь самим собой, вот как здесь, ты же среди людей! А если какой уебашенный попадётся — не обращай внимания — сам отстанет!

— Коля, а как в камеру заходить?

— Да обычно! Ногами! Как заходил. В хате скажешь: «Привет, мужики!» А там у старшего все узнаешь.

— Какого старшего?

— Да у смотрящего! Он все расскажет и на пальму определит. Да сам увидишь!

Что за хата, куда смотрящий, и на какую пальму, спрашивать уже не стал: сам увижу.

— Главное, — вступил в разговор парень с этапа, — меньше говори, больше слушай. Давай в дурачка пере-кинемся, — и достал рисованную на картонках от «Примы» колоду.

— Давай, — решил отвлечься я. — Только играть будем просто так.

— Просто, так просто, — отозвался этапник. — Значит, просто?

— Да.

Тут вкрадчиво подключился Коля:

— Вась, а если проиграешь?

— Это Учителю-то? — Прозвище «Учитель» сразу пристало ко мне, когда упомянул, что раньше работал в школе.

— На то учитель, чтоб учить…

Парень слегка засомневался:

— Ладно, играем без интереса.

— Какая разница, — возразил я. — Что просто, что без интереса.

— Просто — это… — парень выразительно похлопал себя по заднице.

— Ну, а если проиграл?

— Тогда бы выкуп.

— А если не на что?

— Тогда плохо.

— Да здесь не тюрьма! — подвёл итог Коля. — А лучше вообще не играй.

Счёт дням в камере потерялся быстро. Ни дня, ни ночи, только лампочка под потолком; хлеб, «чай», проверка с собакой, обед, «чай» — все сливается в тёмную ленту; проснувшись, думаешь, что сейчас проснёшься ещё раз, и снится какой-то грязный сон: то ли ты на помойке, то ли в общественном туалете. Привязка к реальности — сигареты. Выяснилось, что товарищи милиционеры не лишены гуманности, и им можно заказать купить на отобранные деньги что-либо на рынке. Заказал лекарства, сигареты, одежду. Действительно купили. Увидев россыпь пачек «Мальборо», сокамерники прониклись уважением, как будто от того, какие сигареты якурю, что-то меняется (позже узнал, что это важно, по типу того, в какой одежде ходишь на воле).

Стал приставать с расспросами подельник Николая Костя, косящий под простачка, но себе на уме. И говорить тошно, и не говорить нельзя, это уже усвоено: «надо общаться». А Костя прилип как банный лист и, в конце концов, душевно-предушевно говорит: «Алексей, дай мне твой адрес, я тебе письмо напишу». Я в ответ, тоже благожелательно: «Мой адрес не дом и не улица».

— Вот это верно! — с восторгом вынырнул из мрака Коля Терминатор (такое у него оказалось прозвище) — А во как сказано! Пр-р-равильно! Ни р-родины, ни флага!

Костя же смутился и с расспросами отстал.

Глава 8.

КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ ИЛИ ПРЕСТУПНАЯ ФИЛОЛОГИЯ

«Посмотрим на него!» — раздался за дверью начальственный голос, затем услужливый отклик: «Конечно, здесь! Живучий как собака». Открылся глазок, и кто-то долго пялился в него.

— Павлов, на коридор! Руки за спину. Пошли.

Свежий воздух, яркий свет. Кабинет начальника. Плёнка кино перескочила на следующий кадр, и трудно поверить, что полминуты назад было по-другому.

— Здравствуйте, гражданин Павлов. Я — старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, государственный советник юстиции третьего класса генерал Суков. — За столом сидело крупное добродушное воплощение законности в синем мундире с генеральскими погонами. Генерал не скрывал своего счастья. — «Садитесь. Мои полномочия удостоверяются соответствующими документами и имеющимися у меня бумагами. Для того чтобы у Вас, Алексей Николаевич, не было сомнений в за-конности проводимых действий, здесь присутствует адвокат местной юридической консультации товарищ Иваненко». Одетый в старинный сюртук с обсыпанными перхотью плечами, товарищ Иваненко смотрел широко распахнутыми глазами, в которых был страх, и ничего более; бедняга даже забыл закрыть рот. Начальник ИВС поднялся: «Наверно, я могу вас оставить, товарищ генерал?»

— Да. Я думаю, у гражданина Павлова нет сомнений в достоверности моих полномочий.

— Дверь оставить открытой?

— Нет, можете закрыть. Я полагаю, глупостей не будет. Да, Алексей Николаевич?

Это он, кажется, ко мне. Контраст воздуха и света отозвался звонкой головной болью. Медленно и тяжело подступал сердечный приступ.

— Состояние вполне понятное, — послышался удовлетворённый голос генерала, вслед за тем, как мне удалось схватить рукой и притянуть назад попытавшееся ускользнуть в сторону сознание. — Если хотите, можете курить. Угощайтесь: московские. «Золотая ява».

— Спасибо, я — «Мальборо».

— Ну, конечно, — закивал генерал, — понимаю. Вы же очень богатый человек.

— Я бы не сказал.

— Вы и самолёт себе можете купить. Ещё не купили? У Вас есть самолёт? Да, Алексей Николаевич, честно скажу: трудно пришлось с Вами, без ФСБ и контрразведки могли бы не справиться. У нас собрано достаточно улик и доказательств, позволяющих предъявить Вам обвинение в совершении тяжкого преступления, предусмотренного статьёй 160, часть 3 Уголовного кодекса РСФСР, — хищение государственного имущества в крупном размере по предварительному сговору группой лиц. Данное преступление карается лишением свободы на срок от пяти до десяти лет. Я предъявляю Вам обвинение, и, по закону, обязан допросить Вас. Вот по-становление о привлечении в качестве обвиняемого, вот постановление об объявлении Вас во всероссийский розыск, о применении меры пресечения — взятии под стражу. Как видите все санкционировано заместителем Генерального прокурора, вот печати Генеральной прокуратуры — настоящие! Ознакомьтесь.

Читаю. Содержание отдалённо похоже на то, что было в факсе, и не похоже ни на что, хоть отдалённо напоминающее разум.

— Могу я получить копии подписанного мною факса и предъявленных мне сейчас постановлений?

— Конечно, Алексей Николаевич, только не копии — имеете право переписать, но сначала надо поставить подпись.

— Дело в том, что я не согласен.

— С чем? С обвинением или поставить подпись?

— Ни с чем. Я имею право отказаться?

— От дачи показаний — да, имеете право отказаться, но обвинительные документы надо подписать, Вы же ознакомлены. Вот, товарищ Иваненко может подтвердить, — Суков повернулся к нему. Иваненко, заглатывая воздух, стал повторять: «От дачи показаний имеете право отказаться, но документы следует подписать — Вас ознакомили».

— Хорошо, подпишу.

— И число поставьте: 14 марта 1998 года.

— А какое число сегодня?

— 20-е, но Вам же предъявили факс?

— Да.

— На нем стоит 14 марта. Документы одни и те же. Должно быть единообразие. Значит, и здесь нужно поставить 14-е.

— Хорошо, — сказал я и поставил число: 20 марта 1998 года. Генерал и бровью не повёл.

— Гражданин Павлов, я обязан задать Вам вопрос. Вы признаете себя виновным?