Изменить стиль страницы

— Это не все! — Тремьян ухватил водителя за отворот рубашки.

— Спасибо за десятку, — водитель отбросил руку Тремьяна, дал сигнал, чтобы пугнуть зевак, и рванул с места.

Тремьян постарался справиться с охватившей его паникой Свернув за угол, остановился у входа в магазин и, глядя на идущих мимо, попытался определить среди них обладателя бинокля и любителя тонких сигар.

Никого не заподозрив, двинулся к Пятьдесят четвертой авеню, переходя от одного магазина до другого. Шел медленно, провожая глазами поток прохожих. Некоторые, спешившие в том же направлении, огибали его. Другие, сталкиваясь с ним лицом к лицу, обращали внимание на странное поведение светловолосого человека в дорогом костюме и улыбались.

На углу Пятьдесят четвертой стрит Тремьян остановился. Несмотря на ветерок и свою легкую одежду, он обливался потом. Он понимал, что теперь должен направиться к востоку Указание было совершенно точным.

Ясно одно. Водитель светло-синего «кадиллака» — не Блэкстоун. Им был человек с биноклем и тонкой сигарой.

Тогда кто же та женщина? Он видел ее раньше. Он уверен в этом!

Он двинулся по Пятьдесят четвертой на восток, шагая по правой стороне, но никто не подавал никаких сигналов, никто не обращал на него никакого внимания. Он пересек Парк-авеню, остановившись на островке безопасности.

Никого.

Лексингтон-авеню. Он миновал ряд огромных зданий. Никого.

Третья авеню. Вторая. Первая.

Никого.

Перед Тремьяном оставался лишь последний квартал. Тупик упирался в Ист-ривер, и по обеим сторонам улицы оставались лишь портики над входами в многоквартирные дома. Их покидали и в них заходили мужчины с атташе-кейсами и женщины, спешившие с бумажными мешками домой после визитов в магазины. В конце улицы стоял светло-коричневый <<мерседес-бенц», застывший в таком положении, словно он остановился во время поворота. Рядом стоял мужчина в элегантном белом смокинге и панаме, ростом несколько ниже Тремьяна. Даже с расстояния в тридцать ярдов Тремьян заметил глубокий загар незнакомца. Он был в больших солнечных очках в толстой оправе и смотрел прямо на Тремьяна, когда тот приблизился.

— Мистер… Блэкстоун?

— Мистер Тремьян? Простите, что вам пришлось так далеко идти пешком. Понимаете, мы должны были убедиться, что вы и в самом деле один.

— Почему бы мне и не быть одному? — Тремьян попытался уловить акцент говорившего. Он едва ощущался, но характерным для северо-восточных штатов не был.

— Человек в беде часто ошибается в поисках соратников.

— О какой такой беде вы говорите?

— Вы же получили мою записку?

— Конечно. Что она означает?

— То, что в ней и сказано. Ваш друг Таннер представляет очень большую опасность для вас. И для нас. Просто хотелось дать знать, что один честный бизнесмен должен помогать другому.

— Что у вас за деловые интересы, мистер Блэкстоун? Я подозреваю, что имя не настоящее, и поэтому мне трудно предположить, чем вы можете заниматься.

Человек в белом смокинге и темных очках сделал несколько шагов по направлению к «мерседесу»:

— Мы говорили вам. Его друзья из Калифорнии…

— Остерманы?

— Да.

— Моя фирма не имеет дел с Остерманами. Никаких.

— Но они у вас были, так ведь? — Блэкстоун теперь стоял по другую сторону капота.

— Не представляю, что вы говорите это всерьез!

— Можете мне верить.

Человек взялся за ручку дверцы, но не открывал ее. Он ждал.

— Минутку! Кто вы?

— Будем считать, что Блэкстоун.

— Нет!.. Вы просто не можете…

— Можем. В том-то все и дело. И поскольку теперь вы знаете об этом, то имеете определенные доказательства нашего влияния.

— К чему вы клоните?

Тремьян оперся рукой о капот и наклонился к Блэкстоуну.

— Нам пришло в голову, что вы можете пойти на сотрудничество с вашим другом Таннером. Именно поэтому захотелось встретиться с вами. Это был бы очень неблагоразумный шаг. И мы не стали бы медлить, представив обществу доказательства вашего сотрудничества с Остерманами.

— Вы с ума сошли! Чего ради мне сотрудничать с Таннером? Зачем? Я и понятия не имею, о чем вы говорите.

Блэкстоун снял темные очки. Глаза оказались пронзительно голубыми. Тремьян увидел и россыпь веснушек на его носу и скулах.

— В таком случае беспокоиться вам не о чем. Если это правда.

— Конечно, правда! Да вовсе и нет никаких оснований для сотрудничества с Таннером!

— Логично, — Блэкстоун открыл дверцу машины. — Вот и придерживайтесь этого курса.

— Ради Бога, вы же не можете просто так исчезнуть! Я вижусь с Таннером каждый день. В клубе. В поезде. Что, черт возьми, мне думать, о чем с ним говорить?

— Вы хотите сказать, что не знаете, как теперь себя вести? Будь я на вашем месте, я бы вел себя так, словно ничего не произошло… Словно вы никогда не видели меня… Он может бросить намек — если вы говорите правду, — он может постараться прощупать вас. И тогда вы все поймете.

Тремьян выпрямился, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:

— Ради нашего же общего блага, я думаю, вам стоит сказать, кого вы представляете. Так было бы лучше всего, в самом деле.

— О нет, советник, — при этом Блэкстоун слегка хмыкнул. — Понимаете ли, нам известно, что в последние несколько лет вы приобрели некоторые сомнительные привычки. Ничего серьезного, во всяком случае пока, но их нельзя не учитывать.

— Какие привычки вы имеете в виду?

— Вы периодически позволяете себе закладывать.

— Да это смешно!

— Я же сказал, что пока нет ничего серьезного. Вы блистательный работник. И тем не менее в такой ситуации вы можете потерять контроль над собой. Нет, взвалить на вас такой груз было бы ошибкой, тем более, когда вы так взволнованы.

— Не уезжайте! Прошу вас!..

— Мы будем поддерживать с вами связь. Может, вам удастся выяснить такое, что нам пригодится. Во всяком случае, мы всегда с большим вниманием наблюдаем… за вашей работой в области защиты интересов корпораций.

Тремьян вздрогнул:

— А что относительно Остерманов? Вы просто обязаны сказать мне.

— Если в вашей юридической башке есть хоть капля мозгов, вы ни о чем и не заикнетесь Остерманам! И никаких намеков! Если Остерманы сотрудничают с Таннером, вы это выясните. Если же нет, они не должны и догадываться.

Блэкстоун сел на водительское место и включил зажигание. Прежде чем тронуться с места, он повернулся к Тремьяну:

— Не теряйте головы. Мы будем поддерживать с вами связь.

Тремьян, с трудом держа себя в руках, попытался привести мысли в порядок. Слава Богу, что он не встретился с Таннером! Ничего не подозревая, мог бы ляпнуть что-то лишнее, какую-нибудь глупость, поставив себя в опасное положение…

Неужели Остерман оказался таким потрясающим дураком — или трусом, — чтобы выболтать Джону Таннеру о Цюрихе? Даже не посоветовавшись с ним?

В таком случае, в Цюрихе должна царить тревога. Цюрих займется Остерманом. Они его распнут!

Он должен найти Кардоне. Им придется решать, что делать.

Он поспешил к телефону-автомату на углу.

Бетти сказала, что Джой ушел в офис. А секретарша Кардоне ответила, что он по-прежнему в отпуске.

Джой тоже играет в какие-то игры.

Левый глаз так задергался в тике, что Тремьян почти ничего им не видел.

9. Вторник — 7.00

Не спалось, и Таннер прошел в свой кабинет, где на него уставились серые стеклянные глазницы трех телевизоров. Сейчас они были воплощением мертвенной пустоты. Он закурил и сел на диван, думая об инструкциях, полученных от Фассета: оставаться спокойным, собранным и ничего не говорить Элис. Последнее указание Фассет повторил несколько раз.

Единственная настоящая опасность может возникнуть, если Элис скажет не то, что надо, и не тому, кому надо. Опасность крылась именно в этом. Опасность для Элис. Но Таннер никогда ничего не скрывал от жены. Он не был уверен, что и сейчас это удастся. Их постоянная открытость теснейшим образом цементировала и без того прочный брак. Даже при ссорах они никогда не таили за пазухой камень невысказанных обвинений. Элис Маккол хватило этого и в детстве.