Прошло полчаса. Все так же горел красный огонек "Работа". Огни за прозрачными стенами машины быстро вспыхивали один за другим. Наблюдатели, между тем, говорили о науке, о политике и о собственных делах.

Затраты энергии на такой процесс были огромными. Спрос в городе был сведен к минимуму. Все же энергии едва хватало, а местные ее потребители были заранее подготовлены к возможному временному отключению. В помощь были подключены также источники энергии вне штата. Прошло сорок минут. Много больше, чем он ожидал, подумал Джером. Наверно, он ошибся. Даже если они с Вильсоном были правы, скорее всего ничего не случится. Когда это кончится, он первым поздравит Стревелла. Пусть он был с ним не согласен, но они - что угодно, только не соперники. За последние недели впервые его беспокойство уступило место любопытству. В конце концов, и он не меньше других заинтересован в ответе.

Чтобы поддержать программу, все заинтересованные в проблеме Большого толчка были подключены к ней. Тут были физики, химики, астрономы, многие другие, не говоря уж о всей философии. Что такое вообще эта проблема Большого толчка? "Уравнение Творения", подумалось Джерому. Несколько человек были против проекта, но они остались в меньшинстве при голосовании. Многие известные теологи помогали в разработке программы. Они не меньше были заинтересованы в ответе, чем астрономы. СПАПИ даст ответ сначала в цифрах, потом в словах.

Прошло сорок пять минут. Один из техников нагнулся вдруг к Стревеллу, не отводя глаз от пульта.

Стревелл обернулся. Он уже выкурил четыре маленьких сигары и принялся за пятую.

- Что-то не так?

- Может быть, я не уверен. Зацикливание в двух секциях, может быть, и больше.

Джером повернулся к Стревеллу. Зацикливание происходило, когда компонент задачи нельзя было ни решить, ни пренебречь им. Машина же была запрограммирована на решение. Если не аннулировать программу и не прекратить работу, то одна и та же информация будет прокручиваться снова и снова, требуя все больше энергии. Это случалось редко.

- Уже четыре секции, сэр. Если цифры верны, - он беспокойно посмотрел на Стревелла.

- Аннулируйте, Хэнк, - тихо уговаривал Джером, - пока еще есть время.

- Восемь секций, сэр, - техник уже не скрывал нервозности. - Десять. Двенадцать.

Всего в СПАПИ было сорок секций, занимавшихся Поступлением и Анализом Прямой Информации.

Стревелл молчал, безучастно глядя на пульт, потом поднял глаза на машину:

- Наши шансы еще очень велики. Пусть зацикливается.

- Скорее, Хэнк, - убеждал Джером, - она не заработает. Вы превысили ее возможности. Я вам говорил.

- Ничто не превосходит возможностей СПАПИ. Мы поставили ей вполне логичную задачу и дали достаточно информации для принятия решения. Я жду решения.

Он положил руку на пульт и пригнулся вперед, едва не коснувшись носом стекла.

- Двадцать секций, - бормотал техник. Остальные техники следили за ним. - Тридцать, тридцать пять... - Позади них что-то загудело, сильнее, чем публика.

- Сорок... все зациклило, сэр, - голос техника стал хриплым.

Снаружи в Комнате не было заметно ничего особенного. Продолжал гореть красный сигнал "Работа".

Потом кто-то направил свет на лицо Джерома и тут же убрал это...

...Стекло не попало в него, как не задела его и большая часть разлетевшихся обломков. Но одна из балок его все-таки зацепила...

Все же он один из первых вышел из больницы, и рука заживала хорошо. Пока она не очень нужна была ему: работы не предвидится, по крайней мере, месяц. Стревелл уже обдумывал новые планы, начав диктовать, еще лежа в больнице.

От крыши почти ничего не осталось, но железобетонные стены устояли. Они были рассчитаны на девятибалльное землетрясение по шкале Рихтера и чуть ли не на ядерный взрыв. Внутренний взрыв повредил, но не разрушил их.

На руинах Комнаты рабочие заканчивали уборку, а техники уже обсуждали, где начать реставрацию СПАПИ. Машина была похожа на недоеденный пирог. Около семидесяти процентов погибло: было разнесено на мелкие кусочки или испарилось вследствие перегрузки. Под конец процесс пошел так быстро, что не выдержала даже система безопасности. В городе два часа не было электричества.

Джером осторожно шел по Комнате, пробирался среди хлама и мусора. Здесь не было духа отчаяния. Просто эксперимент не удался. Надо восстанавливать и начинать снова.

У одной из стен он заметил маленькую фигурку человека, который явно не был ни рабочим, ни техником. Джером пригляделся: он, кажется, узнал его, - и направился к нему.

- Добрый день. Вы ведь - Эрнандес из "Таймс"? Вы были с нами, когда произошел взрыв.

Тот повернул голову (он рассматривал обгорелый бетон), улыбнулся, отвлекшись от своих мыслей и протянул руку.

- Да. А вы - доктор Джером? Кажется, старик уже планирует СПАПИ-2.

Почему-то Джером смутился.

- Да. Он неисправим. Но СПАПИ нам необходима. Вторая матрица способна решать лишь второстепенные задачи. Мир ждет ответа на глобальные вопросы.

- Но не сию минуту, - усмехнулся Эрнандес. Астрономам придется ждать по крайней мере целое поколение.

- По этому вопросу? Я не думаю, чтобы правительство позволило новую попытку. Слишком много денег затрачено без пользы.

- О! - репортер делал записи в блокнотике. Старомодно для научного журналиста, подумал Джером.

Эрнандес заметил его взгляд.

- Магнитофоны не всегда бывают полезны. Здесь работают люди, и я не хочу им мешать. А как вы сами?

- Ничего. Могло быть хуже. 95 процентов энергии ушло вверх, а не в стороны.

- Знаю. Я писал об этом в статье.

- Я слышал. Спасибо за вашу любезность. Ведь нам потребуется всяческая помощь, пока нет новой СПАПИ. Наш имидж в сознании общества сейчас не на высоте.

- Ничего. Вы верно говорите, что миру нужна СПАПИ, и публика потерпит. - Он покрутил авторучкой около стены. - Хотя некоторые считали, что СПАПИ была кибернетическим эквивалентом человека.

- Некоторые верят и в астрологию. СПАПИ была замечательной машиной, не больше. Ее превосходство было ограничено специфической областью.

- Конечно. - Эрнандес еще что-то записал, потом указал на стену. Его голос в этот момент не был по-обычному репортерски бесстрастным.

- Заметили вы эти линии и отметины в бетоне?

Джером не обратил особого внимания на обожженные места: он был сосредоточен на руинах машины в центре Комнаты. Но источник отметин был для него очевиден.

- Как вы помните, большая часть внешних панелей машины были прозрачными. Когда она взорвалась, интенсивный свет был частично замаскирован темной схемой. - Он похлопал по стене. - Так что мы получили негативы, впечатавшиеся в стену, что-то вроде светокопии.

- И я об этом подумал, - кивнул журналист. - Я видел подобные вещи и раньше, только не механического, а человеческого происхождения.

- О, вы имеете в виду силуэты в Хиросиме, - сказал Джером, - следы на улицах и на стенах, оставшиеся от людей в районе взрыва бомбы?

- Я подумал не об этом. - Он обрисовал ручкой какую-то деталь или узел схемы. - Эти отпечатки более детальны и тонки, чем просто контуры.

- Это объяснимо, - Джером не очень понимал, куда клонит журналист.

- Знаете, - спокойно сказал Эрнандес, - есть ум и ум, есть человеческие существа и человеческие существа. Иногда мы можем предъявлять слишком большие требования и к человеку, и к машине. Мы долго шли к той стадии, когда стало возможным заставить машину страдать, как человека.

- Если она и страдала, - сказал Джером, - то не как человек.

- Интересно...

- Вы сказали, - Джером постарался перевести разговор, - что уже видели такие вещи раньше. Если не в Хиросиме, то где?

Эрнандес присел на обломок трубы и стал изучать останки взорвавшейся машины.

- На старом, старом саване в Италии, в Турине.[1]