– Да заткнитесь вы, уроды, – рявкнул кто-то из заводских дядек, и грохнул по столу полуживым фаллосом. – Не то получите в лоб вот этим.

Оба препирающихся послушно сбавили тон, а Кемпке стал популярно излагать свое видение проблемы в стиле народного сказителя.

– Зону дразнили, как волка в клетке, и она вышла из себя. В смысле, разозлилась. Клетка-то была незакрытой. Институт этот сраный теперь пытается кинуть нас в пасть проблеме, которую сам и создал. У Зоны – легионы ползучих, колючих и шипучих демонов. Они будут разгрызать ваши кости легко и непринужденно как кексы, на горящих развалинах Хармонта.

Жир-Краса тут проявила свою образованность.

– А я читала в одной книжке, что Зона – это что-то вроде песочницы, в которой поиграли инопланетные малыши и оставили в ней какие-то свои игрушки, для нас очень опасные.

– Ты книжку читала? Одну? Первую строчку на первой странице, перед тем, как подтереть ею задницу. Или после того? – Кемпке задержал на лице, морщинистом как печеное яблоко, мудрую улыбку. – Зона – это тварь, которая рано или поздно вылезет из своей щели, чтобы переварить нас всех. И эта тварь мстительная.

Жир-Краса совсем не обиделась, ведь клиент всегда прав. И если ей не подвернется ничего более подходящего, то Кемпке проскрипит остаток ночи вместе с ней.

– А за что ей мстить, дорогой?

– Не называй меня дорогим, с меня ты больше десятки не получишь. Самый центр Зоны, которая называется Кухней, находится ровно на том месте, где было когда-то стойбище аборигенов. И которое стало их кладбищем после того, как там порезвились парни из «Объединенной железнодорожной компании», потому что ей понадобилась их земля. Стало быть, теперь духи загубленных туземцев заправляют Зоной.

– Мне кажется, что там нечто вроде двери, – сказал парнишка со следами дебилизма на лице, который оказался здесь впервые; видно, папаша подарил ему на день рождения пятьдесят баксов, потому он и решил поближе познакомиться с женским телом. Из всех девиц строила глазки ему только Жир-Краса, так что он старался вертеться около нее.

– Тебе сколько лет выходит, прыщавый? – окликнул его хозяин бара.

– Восемнадцать сегодня исполнилось, сэр.

– По законам нашего города употреблять крепкие напитки в общественных местах можно только с двадцати одного года. Так что бери бабу, никто по ней скучать не будет, бутылку и валите отсюда в скверик. Мне не надо неприятностей с полицей, она сейчас совсем дурная стала.

Опережая паренька, Дерек Мос вышел на улицу. После выпивки прохладный воздух, казалось, имел запах жженой резины. А что, если Дженер не врет? И в полночь все будет перекрыто карантином. Вдруг это вообще не карантин, а большая полицейская облава, тогда вырубят все проводные и беспроводные сети. Не зря ж Дженер молол про контрольные средства, напоминающие РЛС. Может и не РЛС, а РЭБ? А ведь завтра в тридцати милях от города его ждет Айша и коробка с пятью сотнями желтых гонконгских чипкойнов, которые равняются десяти штукам зеленых. А через неделю это будут все двадцать штук. Выбираться из города надо немедленно. Но как, его машина безнадежно разбита… значит, надо на мамулиной.

Мос лихо съехал на роликах, выдвинувшихся из подошвы, вниз по улице – далее начинался длинный ряд узких одноэтажных домишек, слипшихся боковыми стенами; второй подъезд – мамашин.

Когда вошел, то сразу угадал, что мамаша не с любовником – кабанистый Хорхе, торговавший поддельными свидетельствами о медстраховке, сегодня отдыхал от «своей старушки».

Когда они вдвоем, то всегда закидывались «фэлконом» – модельным наркотиком на основе нуклеопротеинов, превращающим даже самого отвратительного партнера, не исключая козла и жабу, в объект неутолимого вожделения. Но сейчас, судя по объемным голосам из гостиной: «Я люблю его. И его щупальца нашей любви не помеха. Наоборот, только помогают», – мамаша подвисла на сериал «Тентакли». И смотрела его одновременно с блокбастером десятилетней давности «Унитаз номер один». Объемника-гвизора у нее еще не было, но стереоэкраны-обои создавали общее впечатление сумасшедшего дома. Дерек заглянул в дверь гудящей от шума комнаты. Мамашины фотонические букли посверкивали из-за спинки дивана, слышался хруст чипсов, мерно перемалываемых тяжелыми автоматическими челюстями – однажды она случайно откусила себе фалангу мизинца. А прямо перед мамой огромный моллюск с завидным мастерством обрабатывал невинную блондинку, владелицу четырех сисек.

– Это ты, сыночек? – окликнула его миссис Мос, не оборачиваясь.

– Да, мам, я сегодня ночую у Перси, мы там «выпиливаем» на 3D-принтаке статуэтку, полный улёт – такая классная тетка выходит, Венера Милосская ее зовут. Просто зашел за зубной щеткой. Мне чужой противно пользоваться.

Так, куда старая потаскуха могла засунуть ключи от машины? Напрямую спросить – так ведь не даст. Месяц назад, когда он гонял с Перси за городом, отключив автопилот, то немного поцарапал молдинг, и мамаша потом без остановки пилила с неделю. Большую дырку в голове выпилила. Блин, зачем он только вызвал ей врача, когда она пережрала «фэлкона» и у нее отказал трансплантированный клапан сердца? Можно было б уже полгода не иметь проблем и свободно распоряжаться домом и машиной. Не новая, но вполне приличная «бээмвэшка» – движок шесть цилиндров, два с половиной литра. Ага, ключи лежат в ее короткой курточке, имитирующей шкуру леопарда и не прикрывающей жирную задницу ни на сантиметр.

– Мама, я пошел…

Даже и не отозвалась, провались он сейчас в черную дыру и то не заметит, тентакли ей важнее.

А ведь это в жилу – в комнате такой шум от осьминога и его девушки, что мамаша точно не услышит, как ее тачка отчаливает.

Когда Дерек трогался с места, то даже испытал некоторое чувство благодарности по отношению к маме. Хорошо, что у него она, а не папа. Представить только старпера, рядом с которым на диване сидят надувные «долли» с призывно открытыми ротиками и еще просят: «Налей в меня теплой воды, позабавимся, милый. И не забудь оплатить месячный взнос компании “Сюрреал Доллз”, ведь это она устроила нам маленькое счастье». Родитель еще шамкает «да-да-да» и начинает через наружную помпу подкачивать свою дряблую пиписку…

Вот и мост через Нижнюю, здесь было бы удобнее всего поставить чек-пойнт, но его нет. Может, Дженер все ж пургу гнал или перепутал сроки. Ладно, в любом случае пора наведаться к Айше. Ночевать дома невозможно, такой грохот; у Перси сегодня задержится дружок, его Мумба-Юмба, а Айша, хоть старая, жилистая и прокуренная, но такие фортеля выделывает в постели, что ради этого стоит проехать тридцать миль.

Перси вообще-то «би», но пока не подъезжал с этим делом, вместе собрали 3D-принтак из запчастей, купленных на барахолке, нашли на свалке нанопорошка и уже выделали два «чистых» ствола, на вид как «Глок-17». Их и сбагрили албанцам по 400 баксов за штуку. Сейчас не только полиция, но и крупные фирмы сильно копают под держателей 3D-принтеров – мол, те кропают нелегалку и контрафакт. Даже добились принятия закона, согласно которому на каждую такую машинку должен устанавливаться контрольный чип, иначе тюряга или охренительный штраф. Но у него с Перси пока что никому не известный принтак, вьетнамцы притащили его по частям с какой-то помойки. Если о нем узнали копы, значит, кто-то заложил.

Вот уже и конец города, контейнерный лагерь мигрантов, огороженный колючкой. Жилые контейнеры пусты, в них гуляют мокрицы, мигранты свалили, что им тут ловить? При них треть площади была занята под нелегальное производство – кто выращивал галлюциногенные грибы, используя в качестве корма для них абортивный материал, кто варил из отходов химического производства наркотик, склеивающий синапсы, кто мастерил контрафактный нейрософт. Но потом полицейские посты на выезде из города сделали весь этот бизнес нерентабельным. Кто из шоколадных и желтых братишек сам не свалил, тот надолго сел, а компания, предоставлявшая городу контейнерные услуги, разорилась. Городской бюджет тоже на ладан дышит, не на что вывозить весь этот лом. Мэр только забрал полсотни контейнеров – те, что получше – для расширения тюряги.