– К нам посетители, родом из самых страшных сталкерских ужастиков. Похожи на сколопендр, но весьма приличных размеров, называются гигапендры; двое их, парочка, наверное, муж и жена, – сказала Вера. – Азимут сто и… еще одна, сто шестьдесят. Дистанция – двести и сто пятьдесят. Движутся со скоростью около двадцати камэ в час. Точно не меньше метра в холке, или что там у них.

– Ясно, членистоногое таких размеров медленнее двигаться не может, иначе задохнется. В клещи, что ли, берут?

– Это вам, товарищ командир, виднее. Но что идут на сближение, это точно. Вижу еще трех.

Прицельный комплекс ненадолго захватил одну из них – тварь почти прозрачная, с одним небольшим темным пятном; оттого, наверное, постоянное запаздывание с целеуказанием.

– Не останавливаемся. Пистолетом умеешь пользоваться?

– Обижаешь, – она в одно мгновение вытащила пушку, побыстрее киношного ковбоя.

– Понял, это лучший друг девушки. Только не опорожни сразу весь магазин – автоматика вещь капризная. И когда я меняю позицию, делай это синхронно со мной. Ну, как в танго.

После первых нескольких выстрелов по наступающим гадам он отключил на прицельном комплексе разведку и опознание целей – чтоб не тормозило.

Еще три выстрела в сплюснутые головы, поднимающиеся над травой, потом почувствовал, что надо обернуться и выстрелил поверх головы Веры. Кажется, попал – тварь с извивами опрокинулась назад. Хорошо, что женщина изрядно ниже.

Повернулся обратно, вовремя: прямо перед ним возникло вытянутое, многократно сегментированное тело с прозрачными покровами и темной полосой кишки. Вздыбилось на пару метров, зацепившись за почву ногами задних сегментов, похожими на крюки. Повела вперед голову с двумя скоплениями глазков и тремя парами челюстей, шипя, как выходящий из насоса воздух. Толстые передние щитки склеротизированной кутикулы создавали впечатление надетой каски. Лауниц бил прикладом винтовки во второй сегмент, чтобы свалить ее на сторону, а потом пропорол одной неэкономной очередью сразу десяток сегментов. Из пробитой хитиновой брони все еще дрыгающейся твари брызнуло желтой дрянью, длинно и сильно – прямо в лицо, хорошо маска была надета. И в самом деле похоже на здоровенную сколопендру – полсотни пар ног, не меньше. Как только Вера рассмотрела и распознала ее с немалого расстояния, может, у нее своя база данных имеется?

– Так будет со всеми, кто собрался пообедать на халяву, – сказал бодро, но понял, что единственное спасение – драпать, хотя легкие уже и так колотятся об ребра. – Никаких патронов не хватит даже для первого знакомства. Короче, курс – сорок пять градусов, скорость максимальная.

Они просочились в разрыв наступающей «цепи» гигапендр и те почему-то в догонялки не стали играть – словно их ждал другой обед. А может, им маршрут не понравился. Когда Лауниц и Вера были уже совсем рядом с фермой (до сохранившихся ворот оставалось метров пятьдесят), заметили легкое дрожание воздуха. Пространство впереди вдоль дуги примерно в шестьдесят градусов утончилось и слегка посеребрилось, стало как пленка. На ней были заметны контуры каких-то фигур, которые находились с той стороны. Это несколько напоминало индонезийский театр теней. А потом пленка лопнула и… они разом вошли. Творения мусорщика – Стецко и еще несколько смутных, с зеленоватым свечением изнутри. Одна из фигур по росту и комплекции была словно скопирована с Лауница. Вслед за смутными двигалась, проворачиваясь, рубиновых оттенков воронка.

Нежить сразу поплыла куда-то, но направление ее движения оказалось не слишком понятным.

– Ничего не делай, Вера, самостоятельно; как только я побежал, ты за мной.

Безглазые лица с заостренными подбородками и треугольными щелями внезапно оказались совсем рядом и со всех сторон.

– Действуем по плану «B»? – окликнула Вера; голос ровный, похоже, самообладания она не потеряла, и это вернуло Лауницу истаявшую было уверенность.

– Угадала, составляю на ходу.

Он пошел на прорыв, помня о левом заряде – прямо идти нельзя.

Хорошо, что Вера споткнулась и упала, в этот момент Лауниц выхватил клинок и рассек центр проецирования, находящийся в полуметре от ближайшей фигуры. Образовалась «прореха» – ничего заметного оптически, только резко понизившееся напряжение среды – он подхватил Веру и рванулся туда.

Они не просто преодолели призрачный караул – он почувствовал, как их тела прошли сквозь темпоральный барьер, как там говорил Загряжский, в посленастоящее. Ферма рывком стала ближе и обрела тусклое свечение. Казалось, что вся она пронизана тонкими зеленоватыми нитями и немного колеблется вместе с ними, как пена на волне. Прямо сквозь ее стены проходили всполохи, смахивающие на выбросы крови из порванных артерий, только мрачно-малахитового цвета.

– Мы, похоже, вошли… в это самое «время-в-пространстве». Твой сектор наблюдения – западный, мой восточный, огонь не открывать, это здесь бесполезно. Лучше все сделать побыстрее и сэкономить боеприпасы. Да-да, и мне это местечко совсем не нравится.

Через несколько минут Вера его окликнула, но голос утонул в вязкой атмосфере, не прошло сообщение и по радиоканалу. Она показала рукой на бывший фермерский дом, теперь стоящий со срезанной крышей.

А действительно, почему этой «смерть-» и «капец-лампе» не быть на месте обычного настольного светильника?

Почти весь первый этаж дома занимала одна большая комната. Внушительный стол. За ним несколько человек… как фотографии. Это были человеческие тела, давно ушедшие из настоящего, однако застывшие записями в посленастоящем. Хозяин фермы, его жена и мать. И они тоже были пронизаны зелеными светящимися нитями.

Лауницу даже показалось, что старушка подмигивает. Хорошо, хоть ненадолго.

А в целом напоминало замершую идиллию. Во всем нынешнем хармонтском дистрикте никаких маленьких фермочек не осталось, только огромные bonanza-farms с многоярусными роботизированными оранжереями и гэмэошные монсантовские поля. Картинку здесь портила лишь паутина – зеленоватая, а не серебристая, протянувшая от головы старухи к потолку. Сетевое предание (опирающееся, впрочем, на изыскания местных историков) гласило, что основатель фермы купил землю у «Объединенной железнодорожной компании», но нашел на ней несколько семей аборигенов. Сам прикончил всех из своего винчестера; аборигенские кости лежат под домом, а их проклятие остановило время. Согласно следующему преданию, праправнук того основателя-киллера перестал вписываться в рынок, земля за долги отошла банку, а тот продал ее «Монсанто» для экспериментов. Эти эксперименты и приманили Посетителей – в этом районе они первым делом и высадились…

«Смерть-лампа» напоминала и что-то вроде невысокого торшера, и гриб со шляпкой. Если смотреть с близкого расстояния – темно-зеленый с малахитовыми узорами поток, который идет вверх, расходится в стороны и возвращается обратно. Светится ли она? Может быть, но так, как светится… тьма. И нельзя сказать, что «смерть-лампа» находится в доме; скорее как-то «вставлена» в дом. А еще явно источает сладковато-пряный запах.

Детекторы и датчики сталкерских «газырей» (еще десять лет назад занимавшие хороший чемодан, а нынче прицепленные на куртку) не показывали ни повышенного уровня радиации, ни высокочастотного электромагнитного излучения, только легкое «шипение», магнитогидродинамический поток заряженных частиц, характерный для высоких слоев земной атмосферы.

«Лампа» не была никак закреплена, она вышла из прежнего положения словно по сверхскользким направляющим. Осязательно она ощущалась твердым телом, хотя выглядела вихреобразно движущейся жидкостью.

– Эй, Вера, из моего рюкзака контейнер достань, пластина такая… – Он несколько раз натужно сглотнул, настолько пересохло в горле. – Хлопни по ней, и она примет объемную форму.

«Лампа» как будто не имела веса – легко и плавно вошла в контейнер. Только вот на руках остался зеленоватый светящийся ореол. А с того места, где она только что находилась, потянулись изумрудные нити, страдающие излишним любопытством.