Мысленно Эсаби снова и снова перебирала то, что случилось со дня ухода мужа. Некоторые события, проплывая в памяти, не причиняли боли, не рождали страха. Но другие… Вспоминая о них, хотелось взывать к предкам о помощи. Например, разговор с Эно Адвоа всего несколько недель назад. Теперь она сомневалась, правда ли то, о чем рассказала ей эта женщина. Если правда, тем лучше. А что, если та лишь дразнила Эсаби?

В тот день Эсаби пожаловалась старшей подруге:

— Очень волнуюсь. Мужа так долго нет. Наверное, те, кто приносил мне известия о нем, его и в глаза не видели.

— Ты думаешь, он погиб? Да нет, не волнуйся. Он будет просто счастлив, когда услышит, что ты понесла.

— Почему ты так думаешь? — Эсаби взволновалась еще больше: значит, люди знают?

— Но ведь у Ману никогда не было детей. Твой будет первым. Я-то знала Ману, когда он еще жил в своей родной деревне. Он трижды женился, и поверь мне, сестрица Эсаби, никакая женщина — если только она хочет сына — не станет жить с таким мужем. — Вот что сказала ей Эно Адвоа.

Эно Адвоа много бродила по свету. Помогая мужу — он был продавцом пороха, — она ходила за ним повсюду, из селения в селение. Она и в самом деле могла знать Ману, когда тот еще жил в родной своей деревне.

Как только Эсаби узнала об этом, она поняла, почему ее муж без промедления решил пойти в Окор за лекарством. Но тогда почему же она вся дрожит при одной мысли о его возвращении? Разве не она требовала, чтобы муж дал ей десятого ребенка? И разве, послушавшись ее, не отправился он искать лекарство, чтобы выполнить это требование? Чего же она мечется в страхе теперь, когда ждет столь желанного десятого? Почему страшится возвращения Ману — ее Ману, хвалу которому пела в торжественной песне ммобоме?

Тени хижин далеко протянулись по земле. Скоро стемнеет. Уже недолго ждать его прихода. Где-то хрипло прокричал петух. Жди беды, ведь если все хорошо, петухи не кричат в неурочный час. Эсаби не могла сдержать дрожь. Теперь она тихо разговаривала сама с собой:

— Не могла же я оставаться пустой тат долго? Даже те, кто младше меня — во всяком случае некоторые, — уже родили на свет десятого и получили свою баду дван — овцу за десятого рожденного. Почему же я, у которой была даже тройня, должна от них отставать? — Она примолкла, задумавшись. Да тут еще этот… колдун… Зачем вообще… Нет, она не могла даже думать об этом. Это он — источник ее бед, обманщик, сеющий семена свои в чужую землю, хоть и обладает властью над сверхъестественной силой. Но как бы Эсаби ни пыталась очернить колдуна в собственных глазах, она не могла не чувствовать себя виноватой. Она уподобилась тем, кто под густым покровом тумана отправляется красть плоды чужих полей, не подумав, что, когда туман рассеется, следы вора будут видны всем и каждому. Чувство сожаления не уходило, Эсаби не могла с ним ничего поделать: зачем позволила она колдуну применить это лекарство? Слишком горьким оно оказалось.

Многие в селении считали, что понесла она после праздника Охум. Но были и споры, и сомнения: кто же настоящий отец ребенка, может, сам Ману?

Два года и еще несколько лун назад, когда Ману появился в селении Нтенсо, жители готовились к войне. Ману ушел из родных мест, потому что женщины там говорили, будто кровь в его жилах разбавлена горячей водой. Война, в которой принял участие Ману, была Большая война. Он воевал, он храбро сражался. И впервые в жизни жители Нтенсо одержали победу над врагом. И вот все в селении заговорили о доблести Ману. Многие восхищались красотой его мускулистого тела. Особенно усердствовали женщины. Даже замужние ухитрялись найти повод, особенно в спорах и ссорах с мужьями, чтобы упомянуть о Ману, о его бесстрашии и силе. Эсаби тоже восхищалась Ману вместе со всеми. Она была очень красива. И — что гораздо важнее — ее чтили за то, что она была запевалой в хоре женщин, славивших во время войны доблесть воинов в торжественной песне ммобо-ме. Так что можно себе представить, какие хвалы пела она Ману.

Еще до Большой войны ей стал оказывать внимание Офо-ри, ее двоюродный брат. И хотя приготовления к свадьбе шли уже полным ходом, Эсаби вдруг почувствовала, что жить с Офори не сможет. Почему? Офори не принимал участия в войне! Не такой муж был ей нужен. Каждая женщина мечтает о мужчине, чья храбрость в трудную минуту озарит ее лицо ярким светом. Стать женой такого мужчины — как много это значит! На празднике тебе подносят пальмовое вино в чаше из человечьего черепа и дают жевать ритуальную палочку. Такие почести оказывают лишь вождю, матери вождя, военачальнику и его жене. А Ману стал во главе армии Нтенсо, после того как прежний военачальник был убит на войне. Она, Эсаби, должна быть женщиной Ману. Она потребует от Ману только одного — здорового, крепкого сына, рожденного десятым.

Эсаби не хотела стать женою Офори еще по одной причине. Его родственники были среди тех, кто обвинил ее в колдовстве, когда ее второй муж, Эгайи, упал с масличной пальмы и разбился насмерть. Эсаби очень горевала. Она родила к тому времени уже девять детей, шесть из них — от Эгайи, и ей не терпелось родить десятого. Неожиданная смерть мужа разбила все ее надежды.

Правда, еще до Эгайи она родила тройняшек от первого мужа чужака в этих местах. Только дети умерли, едва успев родиться. И старейшины решили: раз она выбрала себе мужа не из родной деревни, не захотела первым своим браком умилостивить предков, предки потребовали тройняшек себе — в отместку за пренебрежение. Из-за этого старейшины заставили Эсаби уйти от мужа, а потом отдали ее Эгайи.

Он упал с дерева и разбился, когда ее девятому ребенку было всего шесть лун. Старейшины, которым всегда нужно найти виновного, заявили — она убила Эгайи за то, что мы заставили ее уйти от первого мужа. Верно говорят старики: многие красивые женщины — ведьмы. Вполне понятно, что, когда Ману захотел взять Эсаби к себе в дом, она подумала: «Вот мой спаситель».

Пересудам о ее третьем замужестве не было конца. Некоторые называли Эсаби обманщицей. Другие считали, что не подобает чужаку отбивать женщину у коренного жителя деревни. Поэтому люди посоветовали Офори обратиться с этим делом к вождю.

Но вождь любил Ману, человека, который помог ему одержать победу в войне. Вождь хотел, чтобы дети доблестного воина остались жить на этой земле, и возделывали ее, и владели ее дарами. Все же, чтобы его не сочли пристрастным, вождь предложил мужчинам в честном поединке решить, кому из них должна принадлежать Эсаби. Победитель и возьмет эту женщину в свой дом.

В жаркий день на площади перед домом вождя собралось все селение посмотреть на соревнующихся. Сам вождь, его родня и старейшины деревни сидели на почетных местах в тени большого дерева. Тут же была и Эсаби, сердце которой разрывалось от желания, чтобы победа досталась Ману. Под навесом сидели соперники в одних набедренных повязках. Посредине площадки, с трех сторон окруженной толпою зрителей, прямо перед вождем, лежал огромный нтон — толстый канат, сплетенный из лиан. Соперники должны были по очереди попытаться разорвать канат голыми руками.

Ухнул большой тамтам. За ним вступили барабанщики и певцы, только и ждавшие этого сигнала. Подошел Офори, склонился почтительно перед вождем, посмотрел вверх, затем вниз и начал танец. Танцуя, он постепенно приближался к канату. Приблизившись, резким движением поднял канат и попытался его согнуть, но не смог и покинул площадь. Музыка смолка.

Пришел черед Ману. Снова — теперь уже для него — зазвучал сигнал большого тамтама. Несколько мгновений толпа напряженно ждала. Ману все сидел. Снова ударил тамтам. Ману не двигался, лишь тяжело дышал. Волнение толпы было столь велико, что казалось, даже воздух над площадью стал тяжелым и душным. Тамтам должен был прогреметь в последний раз. Если Ману так и не сделает попытки разорвать канат, победителем будет объявлен Офори. Время шло. Наконец раздался третий сигнал. Зрители пребывали в растерянности: Ману не двигался. Эсаби вскочила на ноги. Она уже была готова объявить всем, что выбирает Ману несмотря ни на что.