И вот теперь он сидит в 717-м номере «Большой национальной» у закрытого окна, притворяясь, будто разгадывает кроссворд, пытается припомнить название «реки, которая не только топит, но и пожирает». В который раз перебирает в уме все случившееся — точнее, не случившееся — во время прогулки по городу, этой уникальной, неповторимой возможности бежать? Что толку! Теперь слишком поздно! Шанс упущен, ничего не сделано, чтобы им воспользоваться! Поздно! 2.27. Через два с половиной часа, а может, и раньше Менеджер постучит в дверь. Теперь уж ничего не придумаешь.

Даже странно, что парень вел себя во время прогулки так благоразумно. Не попытался бежать, как мы предполагали. Конечно, такое его поведение еще не означает, что он невиновен. Настолько невиновен, что ему нечего бояться. Может, он решил, что дело безнадежное. Может, даже заметил нашего агента. Не знаю что, но, несомненно, что-то ему помешало! Впрочем, меня это мало интересует. Для меня теперь главное — дальнейшие события. Нет, ни на минуту нельзя расслабляться. Даже теперь, когда он заперт в 717-м номере «Большой национальной», он может с отчаяния что-нибудь предпринять. Скажем, наброситься на меня с целью вывести из игры. Кто его знает! Я делаю вид, будто читаю «Вечерние новости», но все мое внимание сосредоточено на парне из кафе «Спорт». Он ломает голову над кроссвордом, а где гарантия, что этот кроссворд не прикрытие? Вдруг он готовится нанести мне удар?

И все же я не ожидал, что он так спокойно будет гулять по городу и не попытается бежать, хотя возможностей для побега было хоть отбавляй. Другое дело — что бы из этого получилось. Ведь ни я, ни наш агент не зевали. Мы бы ни за что не допустили, чтобы с парнем случилось то, что произошло с его соучастником из кафе «Спорт». Я не зря говорю «с его соучастником». Ведь, если бы парень попытался бежать, его вину не пришлось бы доказывать. Но ничего такого не случилось. Наша прогулка закончилась так же благополучно, как и началась. Почему? Первая версия: парень из кафе «Спорт» невиновен и потому так спокоен и уверен в себе. Хотя бывали случаи, когда служба безопасности по ошибке арестовывала совершенно невинных людей, а они, панически боясь допросов и пыток, пытались бежать или покончить самоубийством… Как знать, возможно, парень из кафе «Спорт» и правда невиновен и потому не счел нужным бежать? А может, виновен, но полагает, что у нас нет против него никаких улик? Вероятно, убежден, что его соучастник ни в чем не сознался, а если и сознался, то не выдал его. Впрочем, не исключено кое-что еще, об этом я как-то не подумал раньше: вдруг он догадался, что его соучастник попал к нам в руки мертвым и, следовательно, у него нет причин для беспокойства? Положим, другие подпольщики нашли способ сообщить ему об этом. Откуда мне знать? Разве могу я быть уверен в том, что кто-то из сотрудников службы безопасности не ведет двойную игру?

И все же если говорить о нашей прогулке, то она прошла как нельзя лучше. И как основная часть плана, и просто как прогулка. Несколько раз я предлагал парню продлить прогулку, и каждый раз якобы поддавшись минутному настроению. Затем предложил ему перейти на «ты»… Мы много разговаривали — то я заводил разговор, то он. Темы были самые обычные: мы делились впечатлениями о том, что увидели, услышали, пережили за эти четыре часа. Бритье в парикмахерской «Искренность», блуждание по улицам, всякого рода незначительные происшествия, привлекавшие не только наше внимание, но и внимание прохожих, его апельсиновый сок и мой кофе-гляссе в кафе «Прогресс», две девушки, поездка к морю на автобусе и развлечения на пляже, игра в футбол с мальчуганами, развлечения в луна-парке и неожиданное потрясение в доме ужасов… — Из этого и многого другого — разве все упомнишь? — складывалась наша прогулка по городу. Остается проверить, удался ли эксперимент. Придется подождать… Сколько? Может, долго, а может, и нет.

— Ну и скука! — вздохнул следователь.

— Не хочешь взять реванш в шахматах?

— Нет-нет! Шахматы мне надоели. Давай придумаем еще что-нибудь.

— Если б было что почитать!..

— Вот это идея! Но где взять книгу или журнал? Спрошу у администратора. Конечно, вряд ли это ему понравится: время позднее, он, скорее всего, спит — ну да черт с ним! Мы здесь проживаем, платим деньги и, следовательно, можем делать все, что нам вздумается!

В трубке раздалось шесть или семь протяжных гудков, но к телефону никто не подходил. Наконец послышался голос, не предвещавший ничего хорошего.

— Кто это?! — прозвучало как «Стой! Кто идет?!» часового с автоматом наготове.

— Это я! — тихо сказал следователь. — Из семьсот семнадцатого… Да, конечно, поздно, но, может, у вас найдется книга или журнал? Вы нас очень обяжете!

— У нас в гостинице библиотеки нет!.. Хотя вроде где-то здесь в шкафу лежат книги, забытые постояльцами. Сейчас погляжу.

— Вот и прекрасно, — сказал парень, когда следователь положил трубку. — Будем читать, и время пролетит быстрее. В детстве я читал намного больше, чем теперь.

— Да? А что, например, читал?

— Детективы. Наверняка не одну сотню прочел.

Следователь нахмурился.

— Ну, если ты такой знаток детективов, то с тобой надо держать ухо востро. Ты, очевидно, знаешь такие уловки, которые мне и в голову не придут.

Парень засмеялся.

— Не волнуйся! Если бы я знал какие-то уловки, то воспользовался бы ими во время нашей прогулки.

— А знаешь, что я любил читать, когда был помоложе? Рыцарские романы. Романтика, героизм, всепоглощающая, страстная любовь…

— Да ну! А я и не знал.

— Ты все время твердишь: «Я и не знал». А откуда тебе было знать? Мы с тобой не так уж давно знакомы.

Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали. Следователь открыл.

— Их там не так много, я взял первые попавшиеся, — сказал служитель, видимо тот самый, что подходил к телефону. — Утром принесу еще.

— Да нет, нам только на ночь, чтобы убить время.

— Бессонница? Знаете, существует испытанное средство: стакан горячего молока перед сном.

— Что вы говорите?! Начну с завтрашнего дня. Сегодня уже поздно.

Следователь дважды повернул ключ в замочной скважине, засунул его в карман и положил книги — журналов служитель не принес — на столик.

— Ну что там за улов? — поинтересовался парень. Он сидел на кровати и возился со сломанной зажигалкой.

— Всего четыре книги: «Краткая история войны тридцать девятого — сорок пятого годов», «Полезные советы», «Пьесы» Чехова и последняя — «Тайны спальни».

— Да, ничего не скажешь, ассортимент широкий!

Он встал с кровати и, подойдя к столику, открыл «Полезные советы».

— «Меха. Если у вас имеется дорогая шуба, лучше всего ее чистку и хранение поручить специалисту. Если ваше меховое манто намокло, сначала высушите его, а затем расчесывайте мягкой щеткой».

— «Полезные советы», как я вижу, тебя очень заинтересовали, — заметил следователь.

— А почему бы и нет? Вот еще. «Изделия из рогов следует чистить мягкой губкой, смоченной в воде с добавлением нескольких капель нашатырного спирта. Затем хорошенько протрите фланелью, смоченной в растительном масле».

— «При выпадении волос… два золотника нафталина на полбутылки спирта… растворить и употреблять ежедневно…»[19]

Парень с удивлением посмотрел на следователя.

— Послушай, откуда ты такое вычитал? Ведь «Полезные советы» у меня. А у тебя пьесы Чехова…

— Так это же из «Трех сестер»! Начало первого действия. На сцене Ольга, Маша, Ирина, барон Тузенбах, Чебутыкин и Соленый. Иван Романыч Чебутыкин читает в газете именно такой полезный совет.

Парень встал справа от следователя и заглянул в книгу.

— Ну что, убедился?

— Да. — Он склонился над книгой, перевернул несколько страниц и, как на сцене, прочел монолог Вершинина, где он обращается к Маше: «Да. Забудут. Такова уж судьба наша, ничего не поделаешь. То, что кажется нам серьезным, значительным, очень важным, придет время — будет забыто или будет казаться неважным… И интересно, мы теперь совсем не можем знать, что, собственно, будет считаться высоким, важным и что жалким, смешным. Разве открытие Коперника или, положим, Колумба не казалось в первое время ненужным, смешным, а какой-нибудь пустой вздор, написанный чудаком, не казался истиной? И может статься, что наша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со временем казаться странной, неудобной, неумной, недостаточно чистой, быть может, даже грешной…»