— Это те его выкладки, где доказывается, что фиксированный набор частиц будет повторять свои состояния через невообразимые количества комбинаций? Поскольку число частиц конечно, то и количество их перестановок конечно? — блеснул эрудицией Николай.

— Ага. А если взять на себя труд проанализировать в свете этих математических выкладок некоторые элементарные вопросы, то возникает следующая проблема, которую кстати, уже означил упомянутый Пуанкаре: — ПРОБЛЕМА БОЛЬЦМАНОВСКОГО МОЗГА! Хотя справедливей её было бы назвать проблемой «ДЫБЫ БОЛЬЦМАНА»!!!

— Это почему «ДЫБЫ»? — в голосе Островского зазвучал жгучий интерес и даже нотка страха.

— Потому что здесь, строго математически(!) доказывается… РЕАЛЬНОСТЬ АДА!

— ЧЕГО?!! — Островский аж попытался сесть, что в спальном мешке не получилось. Почему это АД?! Что за бред?!

— А вот так. Возъмём цельного человека. И посчитаем, какова вероятность его самосборки из хаотически мечущихся атомов. Невообразимо малая величина, где-то десять в степени равной числу Авогадро помноженного на число молей различных атомов, составляющих человеческое тело.

— Отрежем у нашего страдальца ступни. Посчитаем вероятность самосборки его в таком вот «усечённом виде». Она окажется больше! И кстати, в невообразимо громадное число раз, примерно равное десятке возведённой в степень числа Авогадро, помноженного как раз на то количество молей вещества, что было в отрезанных ступнях. Формула неточная, но оценить громадность «неправильных состояний» человеческого тела позволяет.

Но и это не всё! Можно доказать, что чем мучительнее будет расчленение, тем вероятность самосборки такого страдальца ВЫШЕ! И опять таки, рост вероятности просто неправдоподобно громаден! Чем сильнее изуродован человек, тем его такое состояние «предпочтительнее» в смысле вероятности, с точки зрения классической термодинамики. Кстати, Людвиг Больцман, когда провёл эти расчёты, не нашёл понимания у коллег, и по слухам сошёл с ума и повесился!

Матвей прервался, посмотрев на Николая. Тот смотрел на него «квадратными» глазами, в которых появился самый настоящий непрекрытый ужас.

— Д…да как же так?!! — наконец произнёс он. Что же это такое, ведь действительно так получается!

— Воть, теперь ты сам понял смысл выражения «Во многих знаниях много печали»! А вот теперь, как ПРАВИЛЬНЫЙ КОМСОМОЛЕЦ, ты должен, даже обязан! возмутиться.

— А разве в рассуждениях есть ошибка? — с какой-то затаённой надежной спросил Николай. Логично же, с точки зрения математики!

— НО! С чего ты, Николай взял, что классическая термодинамика ВСЕГДА верна? А может быть к безконечному миру с ней подходить нельзя? Может быть у ЖИЗНИ своя ВЕРОЯТЬ?!!

— То есть ошибка в принятых допущениях? — снова блеснул эрудицией Островский.

— В том, что принято ПО УМОЛЧАНИЮ! И знаешь что, давай спать. К таким вещам с «кондачка» подходить не стоит. Если не хочешь, чтобы рассудок лопнул.

— А с другой стороны, можно эту проблему изучить! Представляешь себе, какую КНИГУ написать можно! СОВЕТСКИЙ, КОМСОМОЛЬСКИЙ НЕКРОНОНОМИКОН! Порвёт рассудок всех мистиков Земли нах…!

Глава 29. Ещё один попаданец

Утром Матвей проснулся бодрым и свежим.

Встав раньше, он, выпустив воздух из спального мешка свернул его. Вышел на улицу, к деревенскому колодцу, захватив с собой котелок. Набрал чистой колодезной воды, напился, сполоснул лицо, прогоняя остатки сна, потянулся, разминая мышцы. После чего вернулся во двор приютившего их дома, и обойдя его, вышел к приглянувшемуся участку земли, где росла одна трава. Размявшись, принялся выполнять гимнастические упражнения.

— Эвона, чего руками как полоумный машешь, чай не мельница? — раздался за спиной выполняющего учебные движения приёма самообороны Бронштейна голос хозяйки. Чегось вчера обещал, помнишь?

— По хозяйству помогать, — не растерялся Макаров.

— Так помоги, вона воды наносить в корыто надоть, — хозяйка стояла рядом и сурово смотрела, уперев руки в бока.

— Натянув «футболку», пошив коих освоил Исидор, из медно-аммиачного шёлка, — ещё одной диковинки химпрома, что освоил химический цех велозавода, Матвей взял ведро и пошёл к колодцу.

Отрезами этой материи удалось снабдить всех отличившихся работников, благо что изготовление волокна сумели поставить на поток, пусть и очень мало на первых порах.

Наносив воды, Матвей вернулся в дом.

Там его встретил хмурый Николай. Вокруг его глаз были видны тёмные круги. Практически сразу Островский, едва увидев Бронштейна, входящего в комнату, принялся ругаться.

— Слушай, Матвей! Ты что мне за дрянь вчера рассказал, а? Б… мне кошмар всю ночь снился!!!

— А что за кошмар был?

— Хреновина какая-то. Вспомнить не могу…

— Ну и хрен с ней. Проснулся — давай, на двор, умываться, физкультурой заниматься. Коли хочешь быть здоров…

Мрачный Островский, не говоря больше ни слова, прошёл мимо Бронштейна, толкнул раздражённо дверь и вышел во двор.

Позавтракав печёной картошкой и квашеной капустой, запив еду козьим молоком, ребята направились на завод.

Сегодня Матвей начал трудовой день с тщательного разбора конструкции и въедливой критики найденных огрехов «Запорожца».

Всё-то в тракторе было не так, на взгляд избалованного великолепными конструкционными материалами Макарова.

Главинженер Унгер отчаянно защищал конструкцию трактора. И, надо сказать, в рамках технологических возможностей, которыми располагал кичкасский завод, его аргументы выглядели убедительно.

Трактор неожиданно оказалось очень трудно «улучшить». Либо не было необходимых по прочности материалов, либо детали выходили слишком крупными и их нельзя было обработать на станках, как например, ходовое колесо, состоявшее без малого из тысячи(!) разнообразных деталей, либо выглядели избыточными для неизбалованного удобствами крестьянина — кабина.

В конце концов, пришлось временно отложить баталию технологов Макарова и Унгера, до тех пор, пока не будет доказано превосходство материалов и методов их обработки, предлагаемых «варягами».

Выяснив, что запрошенные материалы прибудут не ранее завтрашнего дня, Матвей и Николай решили познакомится с жизнью завода поближе, а не только с точки зрения главного инженера завода.

Слово за слово, разговорились с рабочими. И один из них, с гордостью объявил Матвею, вспомнившего профессию своего отца, «что у нас на заводе есть отличный фельдшерский пункт»!

Здание медпункта располагалось на краю заводской площади, подальше от шумных и грязных цехов.

Свежепобелённые стены из ещё непросохшего самана выдавали в здании медпункта новостройку.

Матвей, подойдя к двери, толкнул её и зашёл внутрь. Сразу бросились в глаза свежеоструганные доски, которыми были «зашиты» стены.

Пройдя по короткому коридору мимо процедурного кабинета, палаты и операционной, Матвей толкнул дверь, на которой было написано: «врач заводского медпункта Брюхоненко С. С.»

Скользнув взглядом по табличке, Матвей почувствовал лёгкое беспокойство.

— Молодой человек, на что жалуетесь? — на Бронштейна глядел парень, лет тридцати, с «ёжиком» недавно отросших на наголо обритой голове волос.

— Здравствуйте, доктор. Меня зовут Матвей Бронштейн. Я просто посмотреть на новый медпункт зашёл.

— Матвей Бронштейн? — на лице доктора мелькнуло странное выражение, как будто он узнал Матвея, хотя Бронштейн был уверен, что никогда ранее этого человека не видел.

— Горбостройка! — непонятно воскликнул тот.

Тотчас же контроль над общим телом перехватило сознание Матвея Макарова.

— Ельцин, Путин и Медведев! — в тон врачу воскликнул тот.

— Макаров! — вырвалось у доктора. Ты чтоль? Значит, студент начала века!?

— Алексей, ТЫ? Какого х…. ты тут делаешь?

— Я. Теперь Степан Степанович Брюхоненко.

Макаров услышал за спиной движение открываемой входной двери.

— Я не один, со мной Николай Островский!