— Действительно, почему? Попытаемся восстановить ход мысли Маркса, который просто НЕ МОГ не знать об этом опыте. Самое первое, что приходит в голову — иезуиты приобрели стараниями раскольников-протестантов очень мрачную репутацию, и психологически Карл отбрасывал мысли о том, что этот опыт может быть ему хоть чем-то ценен. Скорее всего, он считал, что это были поселения чисто религиозного толка, в которых было много клерикального, но ничего — социалистического и тем более коммунистического.

— А второе, что приходит в голову? — спросил Бронштейн.

— Что Маркс и Энгельс в реальности работали на чьи-то интересы. Кого-то, кто и оплачивал их существование. Даже если сами Маркс и Энгельс об этом не подозревали.

— Это как?

— Люди, реально стремящиеся к власти на деле, а не на словах, за века «освоения ресурсов общества» выработали множество приёмов, как обращать деятельность противника себе на пользу. Чем фактически занимались классики марксизма? Тем что «поджигали европейский дом». Скорее всего, действительно, лелея мысль создать на руинах старого мира новый, лучший для простых людей. НО! Природа, как ты, Бронштейн, мог уже убедиться, диалектична, точнее — полилектична. То есть одно событие участвует во множестве процессов. Так что в САСШ, к примеру, вполне могли придумать, как использовать марксизм в своих целях.

— Британскую Империю забывать тоже не стоит. САСШ тогда были всего лишь прилежными учениками британцев. Если я тебя правильно понял, подготовившись к «мировому пожару», например, «расколов» рабочий класс у себя, на антагонистические «подклассы» — «рабочую аристократию» и «обычный пролетариат», а также убрав наиболее «дрянные» способы производства в колонии, Британия могла осуществить после «мировой революции» Маркса захват влияния в Европе, — отреагировал Бронштейн.

— Молодец, Митя! Растёшь прямо на глазах! — немного иронично прокомментировал Макаров.

— Что я упустил из виду? — немного обидевшись, спросил Бронштейн.

— Хотя бы то, что почему-то Британия активно мешала деятельности марксистов не только у себя. Впрочем, это объясняется многообразием интересов представителей буржуазии. Выигрывали от «европейского пожара» только немногочисленные группы.

— Вообще, что может получиться при «буквальном» воплощении идей государственного социализма, коими по-сути и являются ранние утопии, изобразил Олдос Хаксли в своём «Бравом Новом Мире». Макаров пересказал кратко сюжет заинтересовавшемуся Бронштейну.

Некоторое время после окончания повествования тот хранил молчание. Затем произнёс:

— Всё-таки, по-твоему, получается что существенно лучшее чем есть общество человечеству не построить. А попытка ставить приматом «общественные» интересы над частными очень быстро по историческим меркам заканчиваются тем, что ушлые «идивидуи» «нагибают» механизм обеспечения этих «общественных» интересов так, что он начинает работать на их сугубо частные, и по-сути, вместо реформы общественного строя мы получаем новый вид лжи! Сказки «о мудрых мужах, пекущихся об общественном благе».

— Именно это я и вколачивал в твою «безтолковку», политический материал в которой был ни чем иным как «грязью» с лапок мух, засидевших политические лозунги.

— И как быть? Смысл «радеть» для мрази, фактически ведь так получается?!

— А просто вспомнить одну истину, из Библии. «Не мечи бисер перед свиньями». К которой добавить следующую максиму: «Свиней едят».

— Это как?

— Расслоение общества на классы — не только обусловленный природой производящих сил процесс, но во многом закономерное следствие «генетического наследия» человечества. Добавь к этому то, что истины, извлекаемые серьёзной наукой из этого наследия для неподготовленного читателя, чей разум «ослеплён» слащавыми сказками, чрезвычайно болезненны для восприятия.

— Приведи пример.

— Давай потихоньку, а? Без подготовки, можно реально заработать «заворот мозгов». А на закуску как тебе такая истина — людоедство сопровождало человечество на протяжении всей его истории, и людоеды живут сейчас не только где-то в жаркой Африке, но и у нас, даже здесь, в Киеве!

Бронштейн вздрогнул. Страшные истории, которые им, братьям, расказывала матушка, чтобы побудить их не выходить «на улицу», во время разгара гражданской, внезапно приобрели новый смысл. Сам Матвей их считал именно сказками, за которыми нет объективной реальности.

— Можно добавить к этому ещё и тот факт, что во время германской тридцатилетней войны употреблять человечину в пищу разрешила… Церковь! С оговорками, конечно, что мол брать её можно только от убитых на поле боя или умерших, но ты должен же понимать, как оно в реале получиться!

Вновь Бронштейн подавленно замолчал. Затем спросил:

— А вообще, возможно ли лучшее общество для таких уродов, какими являются люди? Может мы действительно «прокляты» этим миром, и в рамках ЭТОЙ ВСЕЛЕННОЙ, расчитывать на что-то лучшее, чем мы уже имеем, нет смысла?

— Прежде всего ты, Матвей, как релятивист, то есть «относительщник», должен уже сам понять, что говорить о том, что есть хорошо и плохо можно только при учёте всех привходящих обстоятельств. Из физики ты помнишь, что та же электродвижущая сила может, в зависимости от диэлектрической проницаемости среды быть как притяжением, так и отталкиванием. Отсюда — оценка поступков сильно зависит от обстоятельств. Только тотальный учёт может прояснить вопрос. А поскольку это зачастую сделать невозможно, из-за ограниченных сил, то… остаётся стремиться к тому, что МОЖНО сделать.

— Возьмём тот же вопрос с лучшим обществом. Для кого оно будет лучшим? Это первый вопрос.

— Не, Макаров, давай пока вернёмся к тому, о чём я хоть что-то знаю. Вот например, коммунизм. Что он есть?

— Я тоже этот вопрос не очень хорошо представляю, — признался Макаров. Воспользуемся известной формулой — коммунизм — это общество, где реализован принцип: — от каждого по способностям, каждому — по потребностям. Кстати, принцип подозрительный. Я лично читал лишь одно произведение, где был изображён сколь-нибудь реалистичный образ коммунизма и коммунаров, таких, что не только смену общественных формаций могут организовать, но и чёрту рога пообломать. Только такие коммунары берут у жизни право на существание, «прорывая» старые классы как раскалённый нож масло. Остальные же умствования на эту тему, даже у тех утопистов, типа Ивана Ефремова, которого официальная пропаганда СССР превозносила как величайшего утописта нашего времени, не выдерживают «кинической критики». И выглядят хрупкими цветами, не способными не то что «нагнуть» ЗЛО, а просто отстоять у настоящего зла свой образ жизни. Настоящие же коммунары заставят умереть даже дьявола. Иначе им нет места в этой Вселенной.

— Итак, Бронштейн, что выберем целью своей деятельности?

— Я пока пас, — отреагировал Митя. В свете вскрывшихся обстоятельств, если ты конечно, надо мной не смеёшся, или не, как у вас говорят, «троллишь».

— Не смеюсь. Я у себя там, прочитал много книжек о «попаданцах». В том числе и на тему «прогрессирования СССР». Увы, если серьёзно стремиться строить, к примеру, тот же коммунизм, в том ключе, о котором я тебе рассказывал, как единственно жизнеспособном, материала я нашёл немного. Большинство книг было просвящено тому, как «укрепить советский тоталитаризм». При этом совершенно игнорировался тот факт, что затруднения СССР носили объективно-субъективный характер, и в последнем случае, реальные субъекты-проблемы СССР легко бы «нейтрализовали» в общем-то довольно «глупых» в необходимых вопросах «пришельцев».

— Нашёл даже историю о тебе.

— Обо МНЕ?! Я кому-то в твоё время был интересен?

— Был. Не нужно лишней скромности, ты мог стать ВЕЛИКИМ. И почти к этому подошёл…

— А что обо мне написали?

— Некий «Атоммаш». Увы, всего лишь очередная поделка на тему «попаданцев», выдержанную в «ура!» тоне.

— И что тебе в ней не понравилось?

— Ну хотя бы тот момент, что автор даже близко не был знаком с реалиями нашего, здешнего Киева. Кстати, я попытался реализовать его предложение — устроиться на работу в КФХМИ. Что получилось, ты сам видел. За исключением научно-популярной составляющей роман тот откровенно слаб.