Свое первое назначение он получил в Бангкок, где и повстречался с Джеймсом Уайтхедом и Джорджем Байером, а впоследствии и с Оливером Хайсмитом. Уайтхед и Байер работали над Шефером несколько недель. Все же им удалось завербовать Джеффри для выполнения очень ответственной и специфичной работы. Ему предстояло стать убийцей, выполняя заказы своих начальников, то есть осуществлять за них самую гнусную и отвратительную работу. В течение последующих двух лет ему довелось трижды выполнять такие «заказы», и Шеферу пришлось по вкусу то ощущение власти, которое испытываешь в момент убийства. Оливер Хайсмит, который руководил действиями Байера и Уайтхеда из Лондона, как-то раз посоветовал Джеффри лишить этот процесс индивидуальности и думать о нем как о своего рода игре. Именно так и поступил Шефер. И с той поры он не переставал убивать.

Шефер включил в машине проигрыватель компакт-дисков. Включил на полную громкость, чтобы заглушить звучащие в голове многочисленные голоса. Старые добрые рокеры Джимми Пейдж и Роберт Плант заполнили своими голосами салон «ягуара».

Он выехал задним ходом на улицу, развернулся и направился к Трейси-Плейс. Через квартал, даже не доехав до 24-ой улицы, Джеффри разогнался до шестидесяти миль в час. «Что это? Еще одна попытка покончить с собой? « – внезапно пришло ему в голову.

По другую сторону улицы вспыхнули красные огни, которые Шефер проигнорировал – и тут же увидел преследующую его полицейскую машину. Вот проклятье!

Пришлось остановиться. Мозг в его голове буквально визжал.

– Ну, кретины! Проклятые наглые кретины! Да и я такой же, как вы! – громким шепотом выругался он. – А теперь, – приказал он себе, – постарайся успокоиться. Ни одного лишнего слова или движения. Соберись немедленно!

Полицейский автомобиль медленно подтянулся сзади, встав почти дверь в дверь с «ягуаром». Шефер увидел, как два копа заглядывают в салон.

Потом один из них не спеша открыл дверь и направился к его машине. Полицейский шествовал вразвалочку, словно крутой киногерой дешевого боевика. Шефера так и подмывало прикончить его. К тому же, это было вполне по силам: под сиденьем «ягуара» лежал пистолет. Джеффри ощупью нашел рифленую рукоять, и ему сразу стало хорошо и спокойно.

– Ваши права и регистрационное свидетельство, сэр, – с самодовольной ухмылкой произнес коп. Какой-то искаженный голос заверещал внутри головы Шефера: «Пристрели его. Вот суматоха поднимется, если ты замочишь еще одного легавого!»

Вместо этого Шефер протянул требуемые документы, и ему даже удалось изобразить подобие улыбки.

– У нас в доме закончились памперсы, и мне срочно понадобилось съездить в ночной магазин. Простите, офицер, я понимаю, что несколько превысил скорость. Но разве детишки виноваты? А у вас есть дети?

Патрульный хранил молчание. Видимо, от этого ублюдка вежливости не дождешься. Полицейский нарочито медленно, словно издеваясь, заполнял квитанцию на штраф.

– А это вам, мистер Шефер, – передал он Джеффри готовый бланк. – Кстати, чтобы ты знал – мы присматриваем за тобой, дерьмо собачье. Мы все равно тебя достанем. Не думай, что тебе сойдет с рук убийство Пэтси Хэмптон.

На той стороне, где стоял патрульный автомобиль, несколько раз мигнули фары. Шефер присмотрелся и различил черный «порше». Алекс Кросс тоже следил за ним. Этот так просто не отвяжется.

Глава сто пятая

Рядом со мной в «порше» расположился в полутьме Эндрю Джонс. Вот уже две недели, как мы с ним тесно сотрудничали. Джонс и его агенты из Секретной Службы были заинтересованы в том, чтобы остановить Шефера прежде, чем он совершит новое убийство. Кроме того, велась слежка за Войной, Голодом и Завоевателем.

Мы молча наблюдали, как Джеффри развернул свой «ягуар» и поехал по направлению к дому.

– Он видел нас. Он узнал мою машину, – заметил я. – Это хорошо.

Я не мог заметить выражения лица Джеффри, но чувствовал, как от его головы волнами исходит жар. Видимо, Шефер потихоньку сходил с ума. В мозгу у меня вертелось определение «маньяк-убийца». Сейчас мы с Джонсом имели возможность наблюдать именно эту разновидность преступника. И он оставался на свободе. Мало того, после нескольких совершенных убийств он вышел сухим из воды.

– Алекс, а вы не задумывались над тем, как бы ввести его в состояние ярости? – поинтересовался Джонс, когда «ягуар» Шефера притормозил возле его дома. Свет перед подъездом не горел, поэтому Джеффри на несколько секунд исчез из поля нашего зрения. Трудно было сказать, вошел он внутрь или нет.

– Да он уже в ярости. Мало того, что он потерял работу и семью, так еще и распрощался с любимой игрой, которая стала его второй жизнью. И хуже всего то, что свобода его перемещений ограничена. Он не признает никаких рамок и не может долго оставаться затворником.

– Вы полагаете, что он готов совершить что-то опрометчивое?

– Нет, для этого он слишком умен. Но какой-то шаг он, безусловно, предпримет. Таковы правила его игры.

– Тогда нам снова придется окунуться в устроенный им водоворот событий?

– Несомненно.

Поздно вечером, возвращаясь домой, я решил остановиться у церкви святого Антония. Она несколько необычна и открыта круглые сутки. Монсеньор Джон Келлихер считает, что это в порядке вещей, он даже готов смириться и с вандализмом, и с мелкими кражами, происходящими здесь. Правда, часто в церкви дежурят добровольцы, следящие за порядком.

Когда я подъехал, внутри освещенной свечами церкви находилась пара молящихся людей. Как правило, верующие приходят сюда и ночью. Правда, бездомным запрещено спать здесь, но они входят в церковь и не выходят из нее до самого утра.

Я сел на скамью и смотрел на знакомые, мерцающие теплыми огнями красно-золотые лампы, изготовленные по обету верующими, и вдыхал тягучий аромат курящихся благовоний. Я смотрел вверх на огромное золоченое распятие и разноцветные картины витражей, которые полюбил еще будучи совсем ребенком.

Я поставил свечу за здравие Кристины, искренне надеясь, что она еще жива, хотя меня и одолевали сомнения. Мои воспоминания о ней постепенно начинали размываться, и мне это очень не нравилось. Волна боли прошла через грудь и живот, да так, что мне стало трудно дышать. Так происходило с тех пор, как Кристина исчезла. Вот уже почти год назад.

И тут я впервые признался себе, что ее больше нет. Я никогда не увижу ее снова. Эта мысль застревала в горле, как осколок стекла. Мои глаза наполнились слезами.

– Я люблю тебя, – прошептал я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я очень люблю тебя и скучаю.

Помолившись, я поднялся со скамьи и направился к выходу. Я не обратил внимания на женщину в соседнем ряду, как вдруг она напугала меня неожиданным движением.

Я узнал ее: женщина посещала нашу благотворительную столовую, и звали ее Магнолией. Вот и все, что я знал о ней, а странное имя вполне могло быть просто прозвищем. Громким голосом она обратилась ко мне.

– Эй, мистер Арахисовое Масло, теперь ты знаешь, какова бывает жизнь?