— Ох уж мне это движение городского транспорта… Понимаете, Николаи Иванович…

— Сергей Владимирович!..

— Выдержка, дорогой, выдержка… — Данилин засмеялся и, поглядывая на капитана, раскрыл, наконец, портфель.

— Видимо, сделано все, что можно сделать. — Он немного похмурился, посверкал круглыми стеклышками очков и извлек, наконец, свои документы. — Вот первое… Итак, гильза, которая была найдена в лодке, принадлежит пистолету, обнаруженному при трупе. Вторая гильза, оказавшаяся на месте происшествия никакого отношения к этому пистолету не имеет. Также не имеет отношения к оружию, найденному при трупе, и пуля, извлеченная из черепа…

Шатеркин на листе чистой бумаги короткими штрихами набрасывал кошачью голову с огромными пышными усами, потом он удлинил и заострил нос, посадил на него круглые очки — получился не то уродец, не то филин. Он слушал профессора, и мысль его сосредоточенно и напряженно работала вокруг выводов, о которых говорил Данилин. Заключения экспертов вполне удовлетворяли капитана. Они клали конец тон неопределенности, которая связывала его действия. Теперь не нужно было бесцельно растрачивать свои силы на одновременную отработку нескольких версий, неясное становилось ясным. Перед ним было настоящее уголовное дело, преступление, которое требовалось раскрыть.

Данилин, отложив в сторону заключение, развернул другой документ.

— А вот и второе… Это заключение судебно-баллистической лаборатории по поводу самого выстрела. Эксперты на основании изучения конкретной обстановки и произведенных расчетов утверждают, что выстрел был сделан не потерпевшим, а другим лицом, с расстояния не более пятидесяти сантиметров. Выстрел произведен из оружия, калибр которого соответствовал пистолету, подобранному на месте происшествия…

— Значит, эксперты отрицают факт самоубийства?

— Отрицают решительным образом, — ответил Данилин, снимая очки.

Шатеркин положил на чернильный прибор карандаш, скомкал бумагу, на которой рисовал фантастического кота, бросил ее в корзинку.

— Вот, смотрите, — Данилин положил на ладонь две стреляные гильзы, которые Шатеркин отправил ему для экспертизы. — Обе гильзы кажутся одинаковыми и по калибру и по цвету металла?

— Безусловно.

— Но это не так, и далеко не так, уважаемый студент. Моя коллекция гильз помогла мне раскрыть разницу, которая есть между ними. Я могу сказать, что гильза, подобранная возле трупа, изготовлена не в Германии и не для пистолета «Вальтер», а в Америке. Она была выпущена в марте 1945 года широко известной американской фирмой «Кольт» для бесшумно стреляющего аппарата последней модели «СК-4». Вот так…

На лице капитана отразилось удивление.

— Но ведь этот патрон может подойти к любому пистолету такого калибра, — заметил он.

— В том-то и дело, что может, — ответил Сергей Владимирович после некоторого раздумья, — Я не хочу вводить вас в заблуждение, Николай Иванович, и не делаю из этого факта пока никаких выводов… Патроны, батенька мой, как разменная монета, всякие попадаются. Видимо, имеет значение война, демобилизация, возвращение из-за границы солдат и прочее. Все это только для сведения и только, разумеется, для вас. — Данилин стал собираться. — Вот и весь мой доклад. У вас работа, не буду задерживать.

— Вы все-таки, может быть, машиной воспользуетесь?

— Ни под каким видом! — решительно запротестовал профессор. — Если я так рано начну кататься в автомобиле, изнежусь, ноги ослабнут. А как на охоту? На рыбалку?.. Нет-нет, не соблазняйте младенцев!..

Они вышли на улицу. Горячее солнце на минуту ослепило глаза. В сквере против главного подъезда нежно шелестела листва тополей, шумно и весело играли дети. По тротуарам торопливо сновали люди. На перекрестке остановилась маленькая юркая машина. Она была разрисована, как раковая шейка: с огненной полосой через весь корпус, с двумя большими красными репродукторами на крыше кабины.

Шатеркин проводил профессора до перехода и едва попрощался с ним, как услышал властный предупреждающий голос: «Гражданин с тростью! Пройдите дальше, перебегать улицу опасно!» Капитан оглянулся. Профессор успел пересечь мостовую и теперь торопливо шагал, насмешливо поглядывая на сине-красную машину регулировщиков. Капитан покачал головой. «Все же озорной он старик…»

Когда Шатеркин снова вошел в кабинет, на столе звенел телефон. Он снял трубку.

— Капитан Шатеркин слушает вас, — сказал он вздохнув. И сразу же его лицо просветлело. — Здравствуй, Катюша, здравствуй… Что? Вполне нормальное, даже больше: отличное самочувствие… Где пропадаю?.. Да все еще готовлюсь. — Он по-мальчишески закусил губу. — Но, видимо, скоро буду сдавать… Не возражаю, конечно. Сегодня я готов пойти не только в кино, хоть на край света!

Он закончил разговор, еще раз счастливо улыбнулся, прошелся по кабинету, поглядел на часы.

— Время завтракать…

Торопливо шагая по улице, капитан думал о Кате. Они давно не виделись. Девушка заканчивала в этом году юридический институт и готовилась к научной работе. В последнее время она стала чаще звонить Шатеркину, интересовалась его учебой, посылала ему на квартиру необходимые книги, записи пропущенных лекций. И Шатеркин стал чувствовать, что простая дружба между ним и Катей начинает перерастать в нечто большее. Поэтому-то сегодняшний звонок Кати подействовал на него успокоительно и вывел на некоторое время из состояния тревоги, которая не покидала его с тех пор, как он взялся за дело Керженекова.

Шатеркин привычно толкнул плечом калитку и шагнул во двор. Перед ним, у самой калитки, словно из-под земли, поднялся Риф. Капитан глянул во двор и немало был удивлен, когда на крыльце увидел Мишу и Толика.

— Ага, все понятно… — с усмешкой сказал он. — Друзья нежданно-негаданно попали в западню? Пропустил их и держишь? — потрепал он Рифа по спине. — Дома, должно быть, никого нет. Молодец.

Мальчишки и в самом деле выглядели довольно грустно.

Толик сидел на крыльце, тремя ступеньками выше, чем Миша. Он первый увидел в калитке Шатеркина, вскочил на ноги и закричал от радости во весь голос:

— Здравствуйте, дядя Коля! Это мы здесь!

— Здорово живем, сыщики! Вижу, что вы, понимаю ваше положение и от души сочувствую.

— Вот это я понимаю, это настоящая, правильная собака, верный товарищ… — свободно вздохнул Миша, вытирая ладонью потный лоб.

— А какой хитрый! Когда мы зашли, он даже не тявкнул, а потом — ого… — восхищался Толик, на всякий случай, однако, сторонясь собаки.

— Как же вы попали сюда? — спросил, наконец, Шатеркин, с удовольствием разглядывая мальчишек.

— Очень просто, — ответил Миша. — Сели на грузовик, который приходил на пасеку, потом на нем и приехали…

— А дальше?

— Дальше?.. — Миша потоптался с ноги на ногу, несмело взглянул в глаза капитану. — Дальше… Пришли сюда.

— Почему сюда, а не на службу?

— Нам туда нельзя… — решительно произнес Миша.

— Отчего же нельзя?

— Вот нельзя. — Миша огляделся вокруг и снова, но уже тихо, чуть не шепотом, повторил: — Конечно, нельзя. Может быть, за нами кто-нибудь следит, тогда что будет?.. Мы все обдумали. Товарищ капитан, мы теперь знаем, кто это сделал…

Шатеркин с некоторым удивлением посмотрел на мальчишек, они молчали и ждали, что теперь скажет дядя Коля. Капитан нажал ручку дверного замка, дверь мягко отворилась — Риф зарычал.

— Это свои, Риф, это наши с тобой друзья.

Пес дружелюбно обнюхал мальчишек, помахал от радости хвостом и впереди всех кинулся в комнаты.

— Проходите смелее, — ободрял Шатеркин ребят. — Вот сюда, к столу присаживайтесь…

Он быстро снял пиджак, накинул его на спинку стула, вернулся к двери, притворил ее.

— А теперь рассказывайте, — сказал он, подсаживаясь к ребятам.

Миша поцарапал пальцами розовый облупившийся нос, раза два тихонько шмыгнул им и начат говорить. Это был мальчишеский рассказ — торопливый, взволнованный, немного длинный и сбивчивый. Капитан слушал внимательно, не перебивая. Миша старался рассказать как можно подробней, боялся что-нибудь упустить, а когда это случалось, на минуту замолкал и возвращался назад. С настоящим увлечением рассказывал он о том, как они добирались из города до полуострова, как шли по лугам, что видели, о чем разговаривали, как играли. Наконец он добрался до главного.