Другие специалисты по французскому праву, современники Бодена, полагали, что власть короля ограничена не только установленными свыше "естественными законами", но и вполне конкретными нормами позитивного права, имманентно присущими французской "конституции", то есть государственному устройству страны. В 1586 г. президент Парижского парламента Ашиль де Гарлей (Harlay) так объяснял это Генриху III: "У нас, Сир, есть два вида законов: один – законы и ордонансы короля, другой – ордонансы королевства, неизменные и нерушимые, в соответствии с которыми вы взошли на королевский трон. Таким образом, вы должны соблюдать законы королевства, которые нельзя нарушить, не поставив под сомнение вашу власть"^[242]. Именно с 80-х годов XVI в. тезис о существовании подобных нерушимых "законов королевства", называемых также "фундаментальными", получил во французской правовой мысли широкое распространение и в дальнейшем, до самого конца Старого порядка, воспринимался как непреложная истина. Правда, поскольку "фундаментальные законы" как таковые никогда официально не формулировались^[243], относительно их числа и содержания не было единства мнений ни среди специалистов по обычному праву, ни позднее – среди историков: одни насчитывали их не больше двух, другие доводили их число до пяти. Однако все соглашались с тем, что "фундаментальными законами" бесспорно можно признать, как минимум, "салический" порядок наследования короны и запрет на отчуждение королевского домена^[244].

Не останавливаясь на теоретиках абсолютизма первой половины XVII в., являвшихся, по оценке французского историка Д. Рише, во многом интерпретаторами и эпигонами Бодена^[245], сразу перейду к взглядам Жака-Бениня де Боссюэ (1627-1704) – пожалуй, последнего крупного идеолога абсолютной монархии во Франции. Знаменитый проповедник, историк и теолог, епископ Боссюэ был в 1670-1680 гг. воспитателем дофина, для которого написал своего рода инструкцию по управлению государством – трактат "Политика, извлеченная из Священного Писания".

Признавая королей наместниками (gouverneurs) Бога на земле, Боссюэ был убежден, что они должны обладать в своих государствах абсолютной властью. В его понимании, абсолютный характер власти монарха состоял в следующем: "Государь ни перед кем не должен отчитываться за свои распоряжения"; "Когда государь выносит приговор, других приговоров быть не может"^[246]; "Не может существовать иной силы принуждения (force coactive, от лат. coâcto – принуждать – А.Ч.), кроме силы государя"^[247].

Иными словами, абсолютному монарху, согласно Боссюэ, принадлежала вся полнота законодательной, исполнительной и судебной власти в стране. Вместе с тем, это отнюдь не означало, что король обладал неограниченной властью. Словно отвечая упомянутым нами историкам, Боссюэ писал: "Королевская власть абсолютна. Дабы сделать это понятие одиозным и недопустимым, некоторые нарочито смешивают абсолютное правление с самовластным (arbitraire). Но нет ничего более непохожего одно на другое..."^[248]

По количеству предусмотренных для монарха ограничений Боссюэ оставляет Бодена далеко позади себя. Уже сама по себе характеристика, данная Боссюэ королевской власти, содержит указание на пределы её применения: "Существуют четыре основные черты или качества королевской власти. Во-первых, она священна; во-вторых, носит отеческий характер; в-третьих, абсолютна; в-четвертых, подчинена разуму"^[249]. Под разумом Боссюэ имеет в виду не только присущее людям здравомыслие ("управление – это труд, требующий разума и соображения"^[250]), но и промысел Божий, нашедший воплощение в "естественном законе": "Все законы основываются на главном из них – на законе природы, так сказать, на здравом смысле и естественной справедливости"^[251].

Видя, подобно Бодену, в установленном свыше "естественном законе" действенный ограничитель применения монархом своей власти, Боссюэ, однако, идет ещё дальше, утверждая, что её "абсолютный" характер отнюдь не освобождает королей и от соблюдения норм позитивного права^[252]. Причем, речь идет не только о "фундаментальных законах", менять которые не могут даже короли^[253], но и обо всех существующих в обществе правовых нормах:

"Короли, таким образом, подчиняются, как и все остальные люди, справедливости законов, и потому, что сами должны быть справедливыми, и потому, что должны подавать народу пример соблюдения законности; однако они не могут подвергаться предусмотренным законами наказаниям; то есть они, говоря языком теологии, подчиняются законам не как власти принудительной (puissance coactive), а как власти указующей (puissance directive)"^[254].

На первый взгляд может показаться, что данное положение носит исключительно декларативный характер и ни к чему реально монарха не обязывает, поскольку именно он и является творцом тех законов (кроме "фундаментальных"), подчинения которым от него требуют. Разве не может принять он по собственному произволу такие законы, соблюдение которых его потом ни в чем бы не стесняло? Оказывается, нет. Во всяком случае, по мнению Боссюэ Перечисляя обязанности государя (характерно, что перечень их значительно превосходит по объему перечень королевских полномочий), Боссюэ подчеркивает: "Цель управления – благо и сохранение государства. Чтобы его сохранить, надо в первую очередь поддерживать в нём правильное устройство (constitution)... Правильное устройство государственного организма обеспечивают две вещи – религия и законность (justice)"^[255]. Причем, и сама законность имеет в своей основе присущее религии представление о высшей справедливости: "При справедливом Боге, нет места сугубо произвольной власти"^[256].

Таким образом, в представлении Боссюэ, признание королей наместниками Бога на земле не только служило оправданием "абсолютного" характера их власти, но и налагало на них строгие обязательства: "Они получили власть свыше, а потому... не должны думать, что вольны распоряжаться ею по своей прихоти; они обязаны использовать её со смирением и сдержанностью, как вещь, которую получили от Бога и за которую им придется дать Богу ответ"^[257].

Государь, по мнению Боссюэ, не может иметь интереса, отличного от интереса своих подданных; правильно организованное управление (gouvernement reglé) должно иметь целью, прежде всего, защиту их прав^[258]. В противном случае монарх превращается в тирана: "Истинное призвание государя – заботиться о нуждах народа тогда как тиран думает только о себе"^[259]

Антиподом "упорядоченному государству" (Étal police) для Боссюэ является уже упоминавшееся "самовластное правление", которое он подробно характеризует, чтобы показать различие двух типов власти:

"У людей встречается и такой вид правления, который называют самовластным, но которого не встретить в наших полностью упорядоченных государствах. Для подобного вида правления характерны четыре особенности. Во-первых, подданные являются там рабами от рождения, так сказать настоящими сервами, и среди них нет свободных людей. Во-вторых, там ни у кого нет права собственности: все достояние принадлежит государю, и не существует права наследования, даже от отца к сыну. В третьих, государь имеет право распоряжаться по своей прихоти не только имуществом, но и жизнью подданных, как поступают с рабами. И наконец, в-четвертых, там нет другого закона, кроме его воли... Эти четыре особенности весьма далеки от наших нравов; а потому самовластное правление не имеет у нас места. Абсолютное правление не то же самое, что самовластное. Оно абсолютно в том, что касается внешнего принуждения; нет никакой силы, способной принудить государя, который в этом смысле независим от любой человеческой власти"^[260].