Таким образом, можно сказать, что реальный социализм сгубило неправильное представление Маркса о полной зависимости морали от строя. Представление, которое противоречит марксовому же, хотя и заимствованному им у Дарвина, представлению о происхождении человека от обезьяны. На всем этапе эволюции до человека, никакой морали у животных, включая обезьян, не было. И у человека она не появилась мгновенно скачком. Она эволюционирует постепенно, вместе с человеком и обществом. Поэтому не было никаких оснований предполагать, что при социализме моральность людей, тем более стоящих у власти, поднимется скачком до абсолютной.

      При капитализме, на первый взгляд, кажется, что мораль не имеет отношения к экономике, к кризисам и к нынешнему в частности. Господствует мнение, что при капитализме движителем экономики является не мораль, не сознательная забота каждого об интересах общества в целом, а корыстный интерес каждого и капиталиста и рабочего. Одни гонятся за прибылью, другие за высокой заработной платой,  а в результате богатеет все общество. Каждый заботится о своем интересе, но интерес этот, в отличие от социализма, совпадает с интересом общества в целом. И в определенных ситуациях, в определенные периоды это действительно так. Но не всегда. Т. е. на самом деле полного совпадения интересов хозяйственных субъектов, будь-то капиталисты или рабочие, с интересами общества в целом нет никогда, принципиально, но есть периоды, когда это совпадение имеет место по большому счету, есть периоды, когда эти интересы совпадают более-менее, и есть, когда они расходятся далеко.

     И капиталистическую и социалистическую экономику можно представлять, как игру по определенным правилам. Только правила в каждом случае разные, типа в одном случае футбол, в другом шахматы. В каждую игру можно играть, соблюдая правила, и тогда побеждает тот, кто лучше играет, а общее дело выигрывает – уровень игры повышается. Но это обидно тем, кто хуже играет. И, поскольку стопроцентной моральности в обществе не бывает ни при какой принятой морали (чти, правилах игры), то всегда имеют место нарушения: подножки и незаметная игра рукой в футболе, незаметно украсть ладью или окуривать  противника вонючими сигарами в шахматах и т.п. Конечно, между играми есть разница - нарушать правила в одной игре легче, чем в другой (легче незаметно сыграть рукой в футболе, чем незаметно украсть ладью в шахматах). И в этом смысле, можно говорить о преимуществах одной игры перед другой. ( Хотя понятно, что сравнение можно проводить не только по этому критерию). Но, тем не менее, в любой игре есть принципиальная возможность нарушать правила и получать за счет этого индивидуальный выигрыш при проигрыше общего дела.

      При капитализме, вообще говоря, подчеркиваю, вообще говоря, т. е. при некоторых, будем считать, нормальных обстоятельствах, нарушать правила игры ее участникам с одной стороны труднее, чем при социализме, а с другой, у них для этого меньше мотивация. Рабочим тяжелее воровать у капиталиста, чем у социалистического директора, потому что в первом случае украденное принадлежит самому капиталисту и в силу личного интереса он бдит, чтобы не украли. А во втором случае, украденное принадлежит всему государству, которое не в состоянии уследить за всем своим имуществом. Далее, у капиталиста вообще нет резона воровать у самого себя и напрягается он ради собственного обогащения, а потому он в полную меру своих возможностей эффективен. А советский директор заботится не о подлинной эффективности своего предприятия, а о том, чтобы заправить арапа начальству видимостью оного. Не стану развивать далее это сравнение, поскольку, в общем, это все хорошо известно (хотя сегодня некоторые, кажется, начинают забывать об этом).

     Но нужно заметить, что и в нормальной ситуации нельзя сказать, что у капиталиста и его рабочих совсем нет мотивации и возможностей для нарушения правил игры в капитализм. Во-первых, и при капитализме есть государство, которое (предположительно) олицетворяет интерес общества в целом и предназначено заботиться о нем. И капиталисты, и рабочие имеют отношения не только друг с другом, но и с государством. И тут есть у упомянутых субъектов и интерес и возможность нарушать правила игры. Это - уклонение от выплаты налогов, коррупция и прочие экономические преступления. Нечестность возможна и  в отношениях между капиталистами  и капиталистов с рабочими. Но здесь правы апологеты рынка, утверждая, что рынок ограничивает нечестность такого рода. Действительно, отношения с партнерами выгоднее вести честно, иначе рано или поздно никто не захочет вести с тобой дел. А что касается надувательства рабочих с зарплатой, то при нормальной конкуренции это также не выгодно делать, они перейдут к тому, кто платит им лучше. Возможность и при капитализме нарушать правила игры снижает потенциальную эффективность капиталистической системы, но не в такой степени, как при социализме. Т. е. при капитализме эффективность экономики также зависит от морального состояния общества, от сознательного выполнения правил игры всеми игроками, но при нормальном состоянии зависит меньше, чем при социализме. Но все это – при нормальном состоянии.

     Не уточняя пока, что такое - нормальное состояние при капитализме, я хочу обратить внимание на то, что никакое общество не пребывает постоянно в одном и том же состоянии. Изменение, развитие, эволюция есть всеобщий закон природы, распространяющийся и на общество. И на капиталистическое он распространяется, может быть, больше, чем на другие формации.  Оно является наиболее динамичным и по сравнению с предыдущими формациями и с социализмом. В разных странах эволюция капитализма происходила и происходит по-разному и я не буду давать здесь ее обозрения во всем ее разнообразии по временам и странам. Это - не для этой статьи, вообще не для одной статьи и это задача историка, а не философа. Я воспользуюсь общей схемой, заимствованной у историка – философа Ю. Павленко. («История мировой цивилизации»). И изложу ее вкратце (и в моем понимании).

     В той части планеты, где впоследствии развился капитализм, жили независимые субъекты хозяйственной деятельности, крестьяне и ремесленники. Одни из них хозяйствовали успешно и богатели, другие разорялись. Первые начали нанимать последних в наемные работники и так развился капитализм. Вот этот самый начальный капитализм, когда существовала неограниченная свобода предпринимательства и стихийность рынка и конкуренция в наиболее чистом виде, я имел в виду, говоря о нормальных условиях игры в капитализм. Нормальность тут в том, что  в этой фазе интересы отдельных игроков – капиталистов, максимально (хотя все равно не абсолютно) совпадают с интересами всего общества. Но рано или поздно конкуренция приводит к тому, что, как ранее из независимых крестьян и ремесленников образовались капиталисты, так и теперь из среды капиталистов выкристаллизовываются монополисты.  Интересы монополистов при существовавших до их появления правилах капиталистической игры, т. е. при неограниченной свободе предпринимательства, далеко расходятся с интересами общества в целом. Это была главная причина кризисов соответствующего периода (периода, когда монополизм уже возник, но еще не были приняты антитрестовские законы). Она была устранена принятием антитрестовских законов, т. е. изменением правил игры. Этим удалось опять привести в соответствие интересы игроков капиталистической игры с интересами  общества в целом. Но до того как были приняты антитрестовские законы, монополист, не обремененный, подчеркну, моралью, в рамках прежних правил игры имел возможность вздувать как угодно цены на свою продукцию, грабя тем остальную часть общества и вредя обществу в целом. Это и позволило Марксу и его последователям говорить о монополизме, как о последней стадии, загнивании капитализма и т.д. При этом Марксу не пришло в голову, что если бы монополисты были моральны и не вздували цены на свой продукт сверх средней прибыльности, то все было бы нормально и не нужно было бы никакого социализма. Но Маркс не верил, и правильно не верил, в возможность абсолютной моральности монополистов. А вот в абсолютную моральность начальников при социализме он почему-то верил.