Черноморский флотский экипаж получил в июле 1812 г. приказ министра Траверсе присоединиться к Дунайской армии. Четыреста лучших моряков под командованием капитана 2-го ранга Додта погрузились в Севастополе на фрегат “Айлея” и транспорт “Лиман”; не заходя в Одессу, где свирепствовала чума, суда направились к Аккерману в устье Днестра — здесь экипаж вошел в состав армии адмирала Чичагова. Некоторые отряды моряков присоединились к армии Барклая де Толли и к корпусам генералов Тучкова, Бахметьева и Винценгероде. В дальнейшем они проделают все зарубежные кампании и войдут вместе с царем в Париж. Главной их задачей было строительство мостов и переправ на реках и их последующее уничтожение, чтобы ими не воспользовался неприятель. Работа важная, но тяжелая, неблагодарная и незаметная.
Гвардейский экипаж под командованием капитана 2-го ранга Карцова и юных капитан-лейтенантов — Римского-Корсакова, Козакова, Ушакова, Дубровина, Титова, Хмелева — впервые принял участие в боевых действиях в сражении под Красным близ Смоленска в августе 1812 г. Как и у моряков-черноморцев, основной их задачей было наведение переправ и их последующее уничтожение. Их героическая работа спасла жизни многих солдат.
После взятия Смоленска французская армия двинулась на Москву. Неподалеку от старой российской столицы у речки Колоча 26 августа (7 сентября) произошло кровопролитное Бородинское сражение[213]. Отряд матросов под командованием мичмана Лермонтова, действуя в качестве инженерного подразделения в составе егерского полка, доблестно оборонял от войск Евгения Богарне мост через Колочу. Одиннадцать матросов нашли здесь смерть.
Моряки Гвардейского экипажа отличились также в битвах под Лютцином и Бауценом и особенно в битве при Кульме в августе 1813 г., когда в составе корпуса Остермана-Толстого, поддержанного фон Ноллендорфом, они отразили наступление генерала Ван-дама и дали возможность оправиться деморализованной основной группе войск. Как и моряки-черноморцы, гвардейцы закончили свой поход в Париже.
Морские полки также принимали участие в Отечественной войне. 9 февраля 1811 г. Траверсе издал приказ о включении трех полков морских пехотинцев в 25 дивизию и четырех полков — в 28-ю. 16 марта 1813 г. к сухопутной армии были присоединены батальон Каспийской флотилии и рота Охотской.
Русский флот за время Отечественной войны вписал одну из самых блестящих страниц в свою историю.
Наполеон также включил в состав Великой армии роту морских гвардейцев из двухсот человек и батальон Булонской флотилии численностью в тысячу человек, к которым присоединилась тысяча французских и голландских моряков из флотилии вице-адмирала Ван Хела. Они обеспечивали переправы французской армии через большие реки — Дунай, Днепр, Березину и своевременное снабжение войск, далеко оторвавшихся от своих баз.
Справившись с кремлевским пожаром, Наполеон вооружил две флотские роты полевой артиллерией, обнаруженной в московском арсенале — двенадцатью пушками и четырьмя гаубицами.
В “Мемориале Святой Елены” Наполеон раскрывает планы, которые он связывал с элитным корпусом, сформированным из морских гвардейцев:
“У русских флот является частью армии, что дает неоценимую возможность использовать его для двух целей. Я задумал сделать нечто подобное, но сколько же мне встретилось препятствий, сколько предрассудков пришлось рассеивать, сколько упорства проявить, чтобы завербовать этих бедных матросов, одеть их в форму, обучить!
Я все испортил, твердили мне. А однако сколько же от них было пользы! Что за счастливая мысль получить двойную службу за одно и то же жалование. Как матросы они не стали хуже, а солдатами оказались превосходными. По мере надобности они бывали матросами, солдатами, артиллеристами, понтоньерами, кем угодно.
Если бы на флоте вместо бесконечных возражений я нашел кого-нибудь, кто усвоил бы мою мысль и развил ее, чего бы только мы не смогли достичь; но за все время моего царствования на флоте не оказалось ни одного человека, который бы смог преодолеть путы рутины и стал бы творцом. Я так и не встретил никого, кто бы растолковал морякам мою мысль и призвал их к действию…”
В 1829 г., читая в своей Романщине наполеоновский “Мемориал”, Траверсе будет надолго задумываться над этими строками.
Санкт-Петербург готовится к эвакуации
После того как 2 сентября Наполеон вступил в Москву, Траверсе, исполняя волю государя, занялся непосредственной подготовкой к эвакуации ценностей из Санкт-Петербурга.
План эвакуации разрабатывался еще в июле, сразу после начала войны. Были составлены списки подлежащих вывозу ценностей, куда вошла собственность монастырей и церквей, тринадцать тысяч пятьсот шестьдесят томов из библиотеки Военно-Морского флота, коллекция медалей и монет, собрание макетов кораблей, принадлежащие Адмиралтейству и пр.
Приказом по министерству Траверсе распорядился упаковать в отдельный мешок все секретные документы, имеющие государственное значение, чтобы их можно было в случае необходимости срочно вывезти. Были подготовлены к отправке также архивы более чем столетней давности, многие из которых имели отношение к деятельности отца русского флота — Петра Великого.
Для транспортировки должно было хватить пятидесяти восьми возов. Суда тоже были наготове. В распоряжении Траверсе имелось сорок различных транспортных судов грузоподъемностью от четырех до пяти тысяч пудов, способных пройти Невой, Ладожским озером и Свирью и следовать Мариинским каналом до Волги. Командиром этой флотилии был назначен капитан 1-го ранга Орловский.
Напряжение возросло после оставления Смоленска и превратилось в настоящую панику, когда распространилось известие о пожаре Москвы. Все мучались одним вопросом: “По чьей вине отдана Москва и погибли ее бесценные сокровища?” Надо было спасать, по крайней мере, сокровища Петербурга.
Началась эвакуация, документы и ценности грузили на суда. Туманным утром в обстановке величайшей секретности, чтобы не возбуждать народных волнений, флотилия, которую провожал лично генерал-губернатор Санкт-Петербурга Вязмитинов, снялась с якоря и двинулась вверх по Неве. Наступление зимы не позволило ей пройти Ладожское озеро: она встала на зимнюю стоянку в Новой Ладоге. Некоторое время спустя дополнительная партия государственных документов была вывезена морем и затем перегружена на повозки в Карелии.
Тревожная ситуация сохранялась. Как поступит Наполеон? Двинется ли он на Петербург после оказавшегося бессмысленным взятия старой столицы? Сколько сотен лье было пройдено, чтобы овладеть пепелищем!
Всю Европу поразило известие о том, что Александр отказался вступить в переговоры с Наполеоном. Он приказал Кутузову[214], разбившему после Бородина лагерь в Тарутино (на юго-западе от Москвы), поддерживать контакты с Наполеоном, чтобы удержать его на месте и дать возможность подойти тридцатитысячной армии адмирала Чичагова, освободившейся после заключения мира с Турцией. Армии Чичагова, Витгенштейна и Кутузова соединились, отрезав французам пути отступления. Поставлена задача захватить Наполеона. Генерал Ланжерон, состоявший в армии Чичагова, рассказывает, что адмирал подробно расспрашивал его о внешности императора — надо еще узнать корсиканца.
По словам одного из офицеров Великой армии, “Наполеон в его сером рединготе и знаменитой треуголке был вне опасности, его охранял мощный армейский корпус, в состав которого помимо французов входили доблестные поляки и голландцы. Армия Чичагова, насчитывавшая двадцать пять тысяч солдат, не решилась нас атаковать. Во всяком случае, 27-го нас никто не потревожил”.
Адмирал Чичагов очень надеялся “поймать корсиканца”, но тот все же ускользнул у Студенки, где моряки спасли императора, наведя за несколько часов переправу через Березину. Узнав, что трон под ним зашатался, Наполеон оставил Великую армию на Мюрата и, захватив с собой лишь Коленкура, одного польского офицера и одного мамлюка, уехал в Париж. Через несколько дней он был уже в Тюильри.