Обращения методом «публичного обсуждения»

Этот метод, ничем не отличающийся от практики «драгонад», вступил в силу еще до отмены Нантского эдикта. Интендант в сопровождении пехотного войска входит в город. Вызвав к себе именитых горожан-протестантов, он запирает их в ратуше или в каком-либо другом муниципальном здании; далее несчастные бюргеры вынуждены несколько часов подряд выслушивать обещания и угрозы интенданта, ведущего свои речи в присутствии епископа и армейских офицеров. Если на исходе первого сеанса ожидаемого результата так и не предвидится, упрямцев ожидает «повторный сеанс». В это же время драгуны наносят визиты в дома гугенотов, порой оканчивающиеся грабежами и мародерством. Такая методика преодолевает упорство последних сопротивляющихся. Гугеноты, вняв убеждениям своих именитых представителей, все вместе подписывают акты об отречении. 

Успешная политика

Массовые обращения протестантов наводят короля на мысль о том, что эдикт его предка более не имеет права на существование. Протестантская церковная структура разрушена, упрямцев, отказывающихся отречься от своих религиозных убеждений, осталось совсем немного, к тому же они лишены поддержки и средств, позволяющих им сопротивляться. Франция вновь становится католической страной, возглавляемой своим наихристианнейшим королем. На этом Людовик XIV мог бы остановиться, не доходя до отмены Нантского эдикта. К тому же разве не славится королевский строй своей традицией ничего не отменять, даже древние устаревшие законы и уставы? Казалось, до последнего момента король колеблется. И все же 17 октября 1685 года, поддавшись влиянию своего окружения, он принимает решение об отмене. 

Ответственность за эдикт Фонтенбло

Кто несет ответственность за эдикт 1685 года? Разумеется, Людовик XIV: как правитель, он принимает политические решения самостоятельно. Но мы не намерены оправдывать или осуждать короля — нас интересует вопрос о том, кто подтолкнул короля к столь серьезному и, увы, ошибочному решению. Долгое время в этом обвиняли госпожу де Ментенон, преподобного отца Лашеза или нового архиепископа Парижа, монсеньора Арле де Шанваллона. В действительности основной груз ответственности должен быть возложен на канцлера Мишеля Летелье. Именно ему принадлежит авторство этого документа, написанного рукой Шатонефа. Уверенный в том, что его подданные-протестанты в большинстве своем приняли католическую веру, король, как следствие, упраздняет Нантский эдикт, взамен устанавливая всеобщий запрет на отправление протестантской религии, даже в частном порядке. У пасторов есть пятнадцать дней на то, чтобы покинуть страну или обратиться в католицизм. Верующие не имеют права эмигрировать из страны под угрозой ссылки на галеры. Лувуа в то же время руководствуется практическими соображениями. Непрерывный поток обращений заставляет его задуматься о том, как продолжать освобождать от тальи и размещать на постой военных. Упразднение кальвинизма как узаконенной религии позволяет ему восстановить и улучшить общее право. 

Система информации

То, что король был введен в заблуждение донесениями, которые он читал, и колоссальными числами, которые ему представляли, не вызывает никакого сомнения. Он был обманут своим окружением: одни заведомо лгали ему, желая услужить, другие — желая выслужиться. Министры, главным образом клан Летелье, включавший в себя канцлера, Лувуа и Лепелетье (Кольберы — Сеньеле и Кольбер де Круасси — утратили свое влияние), сортировали информацию, стремясь внушить королю, что «еретиков» в стране осталось крайне мало. Людовик XIV, рассказывает Сен-Симон, «ежеминутно получал списки отрекшихся и причастившихся; с проясненным взором он показывал их придворным; он утопал в этих миллионах святотатцев, словно их обращение было следствием его набожности и власти, так что никто не осмеливался предоставить ему истинные сведения».

Министры, со своей стороны, не строили никаких иллюзий по поводу подлинности этих списков. До короля доносилось лишь приглушенное эхо об учиненных жестокостях и преступлениях. Отчеты об истинном положении вещей проникали к королю по редким каналам информации: это могли быть прошения последних дворян-гугенотов, доведенных до отчаяния, ходатайства (к сожалению, не частые) маркиза де Рювиньи или отчеты послов, сообщающие о сильном недовольстве иностранных правителей. Отмена Нантского эдикта — первое печальное следствие неведения короля, заточенного в стенах Версаля. 

Принятие эдикта

Впрочем, как можно противиться неистовому желанию всего народа? Общественное мнение оказывается на стороне короля и королевского акта. «Вы, конечно, видели эдикт, которым король отменяет Нантский эдикт, — пишет 28 октября госпожа де Севинье, примерная католичка, которая не слывет «фанатичкой», — нет ничего лучше того, что там написано, и никогда ни один король не совершил и не совершит ничего более памятного». Того же мнения придерживаются Лабрюйер, Лафонтен, Расин, Кино, Бюсси-Рабютен, Великий Арно, преподобный отец Кенель и мадемуазель де Скюдери. Французская академия поздравляет короля с тем, что ему удалось «задушить гидру». Беспримерное событие увековечено в одах, сонетах, рондо и медалях. 30 октября уходит из жизни Мишель Летелье: восторгаясь тем, что его последняя подпись приложена к акту столь высокой значимости в истории христианства, он убежден, что заслужил небеса. В своей погребальной проповеди Боссюэ превозносит набожность короля, этого нового Константина, нового Феодосия, нового Карла Великого… 

Реакция народа

Ликуют образованные круги общества — ликует и чернь, обезумевшая от счастья: узнав об отмене Нантского эдикта, толпа бросается в храм Шарантона, рушит его стены, выкапывает стелы на протестантском кладбище… Эдикт отвечает умонастроению времени, требованию единой религиозной общности, хотя и здесь и там есть ясные умы — как, например, Иннокентий XI, — которые скорбят о драгонадах и чинимых жестокостях.

Последствия

Величайшая несправедливость королевского решения заключается не в претворении в жизнь принципа религиозной общности, широко распространенного в Европе, — этот принцип французские протестанты были способны признать. Необоснованным было предписание, запрещающее им эмигрировать, — именно этот запрет расценивается как недопустимое посягательство на свободу вероисповедания. 

Новые католики

Поскольку Франция отныне официально считается католической страной, к последним островкам сопротивления гугенотов применяются те же меры, какие действуют в зонах, охваченных бунтом. «Драгонады» охватывают северные области Луары: Анжу, Турень, Нормандию, Пикардию, Шампань, Лотарингию… Закон предусматривает даже, что дети от пяти лет и более будут отлучены от родителей, не желающих отречься от своей веры, — жесточайшая мера, которая, к счастью, останется мертвой буквой закона. Те из «новообращенных», кто отказался от своих убеждений по принуждению или из-за страха, испытывают нравственные мучения, погружаясь в мысленные оговорки. Те же, кого соблазнила материальная сторона обращения (например, отсрочка долгов или освобождение от тальи), жестоко разочарованы, поскольку с отменой Нантского эдикта различие между «старыми» и «новыми» католиками исчезает. Привилегии, которые они получали ранее, ныне не действуют. 

Католическая пропаганда

Церковь, поощряемая королем, прилагает значительные усилия к тому, чтобы наставить на путь истинный примкнувших к ее стаду «заблудших овец». Издаются и распространяются десятки тысяч экземпляров Нового Завета, «Имитаций», требников, сборников молитв и историй Церкви. В областях, охваченных «гугенотской ересью», начинается активная миссионерская работа иезуитов, францисканцев и капуцинов. «До сего времени прекрасными миссионерами были драгуны: проповедники, которых присылают сегодня, завершат начатое дело», — отмечает госпожа де Севинье. По правде говоря, Церковь стремится обращать протестантов не только при помощи доводов разума: она намерена ввести новые церковные обряды, которые со временем, возможно, привлекут людей. Но многие в глубине души по-прежнему остаются приверженцами кальвинизма. На юге Франции продолжается борьба с «иноверцами»: протестантов заставляют присутствовать на мессах и даже причащаться. Против подобных притеснений выступают Боссюэ и епископы Севера, но только приказ короля положит конец этой безумной практике. Три тысячи протестантов приговорены к каторжному труду на галерах. Половина из них останется на земле, тогда как другая половина (4% от общего числа каторжников) сядет на весла.