7
Кони и травы,
люди, мечи.
Звездная лава
гаснет в ночи.
Дали открыты…
А кони летят.
Только копыта
ритмично гудят.
Им лишь по нраву
дуван да Коран.
И эту ораву
ведет Ятаган.
В дали очами —
и так он, и так…
Лишь за плечами
звенит сагайдак…
Где чем поживиться,
зырит всё он.
Дома томится
дюжина жен.
Вдали исчезает
и море, и Крым.
Оружье бряцает,
как песня ханым…
8
Ханым, о-ла-люли,
Ханым, о-ла-ной…
В темном ауле
уснули давно.
«Ужели он сгинет?..
Скорее за ним!..»
Рыдает Марина,
теперь — ханым.
Любви не изводит
печалью ни дня —
под звезды выходит,
седлает коня.
О, край ты мой сизый,
о, милого взгляд!..
Шумят кипарисы,
и сосны шумят,
и ветви всё тянут
сквозь сумрачный дым,
летит неустанно
меж ними ханым…
Летит сквозь туманы
всё дальше, быстрей.
Наряд Ятагана
сверкает на ней.
Яснеет над бором,
и росы горят.
Навстречу ей — горы,
навстречу — заря.
9
Ветер подувает,
ясен небосвод.
Нынче выступают
казаки в поход.
В них бушует сила,
песня — что гроза,
их ведет Трясило,
молодой казак.
Он сестру всё ищет —
года два искал.
Ветер в поле свищет,
прошумел, пропал.
Веет над равниной,
в нем и грусть, и гнев…
Улетел, Марине
что-то прошумев.
И Марина — слышит,
всё быстрей летит,
щеки жаром пышут,
вся она дрожит.
Вспомнит — вянут силы,
тают от огня…
«Ятаган мой милый,
подожди меня!..»
10
Столкнулись казаки с Ордою
там, где курганы над Днепром…
Поникла туча пред бедою
над ними огненным челом.
Привычно тырсу ветер гладит
и шелестит в густой траве.
Поодаль стали два отряда,
как перед громом тучи две…
И наконец вот выезжает
перед отрядом Ятаган,
и казаков он выкликает
попробовать от сабли ран.
Но выходить никто не хочет,
все засмотрелись и молчат…
Сверкают Ятагана очи,
а в вышине орлы кричат…
О, где же ты, казачья сила?
Ужель зазубрены мечи?!.
Но вот уже Тарас Трясило
навстречу Ятагану мчит.
Сошлись… А там летит Марина,
чтоб Ятагану пособить.
«Не может быть, чтоб милый сгинул,
кого же мне тогда любить?..»
А там: удары за удары…
«О Ятаган, любимый мой!..»
И расступились вдруг татары,
Марина бурею — на бой…
Вдруг дико вскрикнула в тревоге,
от страха помутился взгляд:
на смертной топчутся дороге
и Ятаган и кровный брат…
Тараса усталью шатает,
в истоме не поднять руки…
На саблях солнца луч играет,
звенят, сшибаются клинки.
Кому тут белый свет затмило?
Кого отвлек тревожный крик?
Кого последним через силу
в висок ударил сечевик?
Глаза ханым во мгле тумана,
в тот миг она и не жила…
Увяло тело Ятагана
и тихо свесилось с седла…
Махнул последний раз рукою,
в ковыль свалился мертвецом…
Лишь кровь горячею росою
Трясиле брызнула в лицо.
«Алла, алла!..» Но Украине
лелеять трусов не дано!
Трясило не узнал Марину,
Марине это всё равно.
Ужель?.. Ужель Трясило сгинет?
«И ты туда? За ним?.. Эва!..»
Блеснула сабля у Марины,
и покатилась голова…
Чья голова? Лежит Марина…
(Уж пронеслась давно гроза…)
А перед нею, шапку скинув,
брат на коленях, весь в слезах…
Узнал… узнал… Но в страшной яви
вдруг растерял он все слова…
К плечам ей голову приставил,
но отвалилась голова…
Сечевики окаменело
вокруг стояли, хмуря лбы,
стыл пот на лицах загорелых,
и ветер шевелил чубы…
……………………………
Кричат орлы… Лежат татары…
Прощально травы шелестят.
Над плесами Днепра пожары
багровым заревом блестят.
Не чуял он, как ныли раны,
лишь видел сквозь наплыв тоски —
его сестру и Ятагана
зарыли в землю казаки.
О солнце, милое светило,
ты своего мне дай огня!..
Воткнул копье в траву Трясило,
на север повернул коня.
«Теперь пора… На Украину
народ из рабства вызволять!
Пусть люди разгибают спины
и вольная цветет земля!..»
И все за ним, сквозь дым пожара,
и богачи лишь отстают…
«Прощай, сестра, и вы, татары,
напрасно павшие в бою…»
……………………………
Где тучи движутся лавиной
и где закат огнем горит,
над сном татарина с Мариной
курган с ветрами говорит.