Изменить стиль страницы
6
О, где ты, милый брат?.. Приди хоть на мгновенье…
Ты ждал меня, так ждал, а я не знал, что ты
давно уже сменил донецкое селенье
на старенький погост, на ветхие кресты.
Ты ждал меня, так ждал… Всё говорил ты: «Скоро
Володька привезет мне с фронта галифе…»
С тобой на Белую мы не пойдем уж гору,
и галифе теперь не надобно тебе…
7
Вновь перестук колес… на стыках перебои…
Уж мост через Донец давным-давно затих…
Я у дверей стою… И дышит даль сосною,
и ветер мне поет о вешних днях моих…
8
А город всё не спит, а город всё грохочет…
Доносит ветер к нам дыханье волн морских…
Еще недавно здесь бесстыжи были ночи,
стоящие в огнях, как в бусах золотых…
Идем по городу… каштаны слева, справа…
Сдавили зданья нас, но быстро мы идем.
Недавно были здесь и греки, и зуавы, —
тут правил капитал, кипел его содом…
Мы держим четкий шаг, волнующимся строем
идем по улицам… Я полон дивных сил…
Я есть, и нет меня, — с народною судьбою,
с общенародным «мы» свою судьбу я слил.
Мы держим четкий шаг, широкими рядами
идем вперед — туда, где стали слышен звон…
И красными у нас цветут сердца цветами,
горячие цветы качаются знамен.
9
Всё круче в гору путь… гудит бетон в долинах…
Вся светится душа — озарена мечтой…
Под звон серебряный источников глубинных
в даль золотистую день смотрит молодой.
Зима сняла с земли унылые уборы
для нас, для нас одних… И всё вокруг в цвету…
И звездные мосты в Грядущего просторы
победные года для нас одних прядут.
1921

465. ОКСАНА

© Перевод Я. Городской

1
Где золотистый ток, где шумы непрестанны
и от половы дым несется к небесам,
там в солнечном меду цветет платок Оксаны
и месяц молодой томится по ночам…
И каждым летом так. Зимою — к терриконам,
забытой церкви звон, и голоса подруг,
и встречи в глубине с веселым коногоном,
где пьяным ветром бьет продольни тяжкий дух.
И всё как будто сон прозрачный в час восхода,
всё — будто по ярам разбросанный бурьян,
всё — словно над Донцом пахучий дым завода…
О, камерона звон, о, боль забытых ран!..
Родной вишневый край!.. За что люблю тебя я?!
Как пахнут берега далекие весной,
подснежники цветут, цветут созвездья края,
и в щеки ветер бьет тревожный и шальной!..
Родной вишневый сад!.. То на твоих дорогах
услышал я впервой боев смертельный звон
и крови дух в снегу, щемящий, как тревога,
когда цветет полынь в огнях со всех сторон…
Холодный дикий день простер свои ладони,
где огненно гудят во мраке города,
где ветры рвутся вдаль, как бешеные кони,
и рассыпает звон, осенний звон вода,
где улицы пьянит мелодия железа
и голубым крылом бензин просторы бьет,
где сизый небосвод разрывами изрезан,—
моих стремлений, дум таится хоровод.
А осень всё летит, как золотая птица,
и пожелтевший лист еще богат теплом…
О, сколько будет дней — без счета, вереница,
таких хороших дней, как некогда в былом…
2
Заплаканная степь гудела и стонала,
вбирала мертвецов скорбящая земля,
и равнодушный блеск небесного опала
бездонное ведро струило на поля.
Шли танки сквозь огонь, ползли громадой стали,
и вся земля была раздавленной, больной…
Еще не зацветая, всходы отцветали,
таился в лепестках отгрохотавший бой…
Мигала злым огнем тревога горизонта,
селянская текла и остывала кровь…
И уходили вдаль, через ворота фронта
дивизии, полки, чтоб не вернуться вновь…
И трудно стало жить. Оставила Оксана
разбитое село, пошла к делам иным.
Она пошла туда, где лечат братьям раны
и где в глазах печаль, а в сердце только дым…
Как терпко пахли дни сплошным иодоформом,
и снились ей бои, и рельсы, и туман,
и злой, холодный блеск орудий на платформах,
когда и эхо битв исходит кровью ран…
Из пламени костров как будто чьи-то руки,
дрожа и торопясь, касались зорь войны…
И грезили — о чем? — луга в осенней муке,
казалось, никогда им не видать весны…
Осеннею листвой ее мечты летели,
и в сердце к ней вошли все ужасы войны, —
так малое дитя смеется в колыбели,
когда над ним плывут неясной стаей сны…
И по ночам, когда носился ветер с воем
и заметал следы за поездом сполна,
казалось небо ей покинутым забоем,
а меж пластами туч карбидкою — луна…
Село, мое село! В моей дорожной думе
твой шелест и печаль припоминаю вновь,
где явор мой шумит, и в этом теплом шуме
как будто запеклась разбрызганная кровь…
И ржавчина травы уже глядит червонно,
и в проводах гудит и плачет телефон.
А снег уже летит задумчиво и сонно,
подобием любви — так тих и легок он…