267. «Кто может солнце погасить…»
© Перевод П. Вячеславов
Кто может солнце погасить
и сдвинуть шар земной с орбиты?
Нельзя и нас остановить,
в одну колонну крепко слитых!
Мы сердцем к сердцу встали в строй,
чтобы творить, вершить делами.
Сыны мы эры золотой,
мы — нашей светлой правды знамя!
В пути, где нас весна страны
уже приветствует цветами,
мы волей партии сильны
и стали все богатырями.
С ней к счастью, в шуме урожая,
идет советский человек,
бессмертье Ленина сливая
с бессмертьем партии навек.
268. «Над Днепром журавлям Украину приветствовать снова»
© Перевод О. Цакунов
Над Днепром журавлям Украину приветствовать снова,
разливаться вокруг ароматам весенней земли.
В эти дни я лечу сквозь метели и думой и словом…
Где вы, где, журавли вы мои, журавли?
И сады неустанно будут песней звенеть соловьиной,
прямо к солнцу цветы лепестки приподнимут свои.
Зеленеть будут снова Батыя гора и долины…
Где вы, где, соловьи вы мои, соловьи?
Так, как верят в весну на деревьях обмерзшие ветви
и цветы, что еще не взошли и пока не видны,
так и песни мои, что сияют в вишневом рассвете,
моих дум и своей ожидают весны.
269. «Тьму свет уничтожает…»
© Перевод П. Вячеславов
Тьму свет уничтожает,
чтоб не было невзгод.
Творят лишь те, кто знает
и любит свой народ.
А кто, как змеи, злобны,
наш ненавидя свет,
те творчески бесплодны,
у них и жизни нет.
Полны мы сил несметных,
не тонем, не горим.
Мы потому бессмертны,
что сами жизнь творим.
270. «Садом я блуждаю, тихою тропою…»
© Перевод О. Цакунов
Садом я блуждаю, тихою тропою,
и румяным вечер от заката стал.
Яблоки поспели, виснут надо мною,
помню, я о них у Рыльского читал.
Был я юным-юным; огненной грозою
руки миллионов гнев на штурм взметнул.
Где-то на Подолье, в поле, перед боем
я читал поэта под снарядный гул.
Мы пошли в атаку под дождем железным,
кровь багрила травы; не могу забыть,
как в душе сияло ласково и нежно:
«Тот расстаться может, кто умел любить».
Те слова звучали в орудийном хоре
и когда, прощаясь, руку ей сжимал.
Те слова поэта в радости и в горе
до седин сквозь годы нес, не забывал.
Я иду, мелькает прошлое незримо…
Где ты, моя юность, неба синий взгляд?
Яблоки краснеют Рыльского Максима,
надо мною виснут, жить и жить велят!
271. «Та звездная ночь словно песня была…»
© Перевод А. Прокофьев
Та звездная ночь словно песня была,
счастливые шли мы с тобою,
где белые крылья свои занесла
зима над Москвою-рекою.
Искрилась панель в белоснежном цвету,
склонялись деревья под снегом,
и поезд метро, отстучав на мосту,
под землю врывался с разбега.
И новой, чудесной казалась земля:
великого города стены,
хрустальные звуки курантов Кремля,
машин торопливых сирены,
все башни и арки на нашем пути,
всё милое счастье простое, —
хотелось бы вечно с тобою идти
той снежной минувшей зимою.
И всё это вновь окрылило меня,
хоть я не в разлуке с тобою.
О, светлые звуки курантов Кремля
в ту ночь над Москвою-рекою!
272. «Сады Абхазии опять передо мною!..»
© Перевод Б. Турганов
Сады Абхазии опять передо мною!
Плывут туманы с гор; и молодым вином
заря течет вдали; и ровный гул прибоя
вздыхает под горой, как дальних пушек гром.
Летят, летят ветра с турецких берегов,
но сдерживает их крутой хребет Кавказа
и возвращает вспять. Закат погас, лилов,
и мечет в небо ночь бессчетные алмазы.
Она свои огни соединила с теми,
какие зажжены в пространствах голубых…
Должно быть, так же тут роняла звезды темень
и Пушкин со скалы глядел, глядел на них.
Копыт холодный звон. Печальны и ясны,
как караваны звезд, поэта плыли думы,
чтоб превратиться в стих… И звезды с вышины
лились на плащ его, на трудный путь к Арзруму.
Поэта светлый зов всё явственней, звучней
мне слышится теперь… Он в сердце оживает!
А ночь плывет, плывет мильонами огней,
и море Черное опять внизу вздыхает.
273. «Пионы заката истлели…»
© Перевод В. Шацков
Пионы заката истлели,
не слышно кукушки вдали,
и вербы в ручей по колени
напиться воды забрели.
Умчались дневные заботы,
плывет предвечерняя мгла,
и с песней девчата с работы
подходят к задворьям села.
И, звуками песни далекой
заслушавшись, вербы стоят…
И ветер румяные щеки
целует у милых девчат.