Изменить стиль страницы

49. ГРОЗА

© Перевод Н. Полякова

Я читал тебе стихи мои,
не стерпев, я разрыдался бурно.
Ты смотрела грустно и лазурно,
как я руки заломил свои.
Ты исчезла. Я рыдал так полно,
позабыв о радости земной…
Сквозь рыданья слышал я невольно,
как и ты рыдала за стеной.
<1928>

50. ДЕВУШКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

© Перевод Н. Банников

1
В час, когда заснет вечерний город
и погаснут облака вдали,
слышен листьев падающих шорох
на ладонях стихнувшей земли.
Шелест крыльев журавлиной стаи
с высоты доносится ко мне,
и клубятся думы мои, тая,
словно ветви в синей тишине.
И душа не тянется к родному,
к дальнему, где детство протекло, —
чудится, по полю голубому
гостем лишь ходить мне на село…
Слышны паровозов отголоски,
рев моторов в небе надо мной…
К девушке на дальнем перекрестке
я пойду по гулкой мостовой.
У дверей ЦК моя кохана
в милицейской форме на посту.
Сердце замирает — только гляну
на ее земную красоту.
Нежная, как роза молодая,
тонким станом — тополю под стать.
И за что она меня, такая,
полюбила — век не разгадать!
Вся она — как свет зари горячей,
как дыханье утренних цветов.
Я ж, сдается, буднично невзрачен —
с картуза до сбитых каблуков…
Сердце мое звезды торопили,
воздух был пьянящим, как вино…
Я пришел. Ее давно сменили.
Из ЦК светило нам окно.
«Ты пришел?» — Она тугою грудью
крепко прижимается ко мне…
…Синий жар… осеннее безлюдье…
тихий смех журчит в голубизне…
И опять, бессильный, не могу я
рассказать про сына и семью…
Губы в губы — жаром поцелуя
волю отняла она мою.
Долог поцелуй, а перерывы
коротки, — и нежные слова,
с губ ее слетая торопливо,
шелестят, как в сумраке листва…
Мы идем, и льется голос близкий,
открывая мне за годом год,—
как она училась гимназисткой,
как ходила в Венгрию в поход.
И слова в давным-давно знакомом
расцвели тюльпанами в былом —
как она любила военкома,
как ее покинул военком.
В лад с моими мыслями, тревожно
хочется глазам ее спросить:
«Ну, скажи, теперь нам невозможно
друг от друга что-то утаить?»
Я решил: «Последнее свиданье…»
Ночь смолчала — полная цветов…
О любовь, о радости молчанья,
дрожь руки, понятная без слов!
2
И сегодня, узел разрубая,
я сказал ей правду о жене…
Плакал ветер. Астры, пригибаясь,
с травами шептались обо мне.
Хмурый запад в облачных завалах
растерял свой вылинявший цвет.
Ничего тогда ты не сказала,
только долго мне глядела вслед.
С этих пор я высох от кручины.
И всегда щемит меня тоска,
как увижу грустную дивчину
на посту у здания ЦК.
Что ж, прощай… Такая наша доля.
Сердце сбережет мою весну…
Буду помнить синий ветер в поле,
Золотых волос твоих волну…
Только прикоснусь к такому чуду —
захлестнет меня хмельная синь…
Я тебя вовеки не забуду,
хоть всегда со мной жена и сын.
1928

51. В МАРЕВЕ

© Перевод В. Цвелёв

Путь в мечту, как в марево, память без границ:
там дрожит, колеблется тень густых ресниц.
Прежний синий милый взор там блестит, маня…
Золотые кудри!.. Искорка моя!..
Там, где к звездам жерлами труб высоких хор,
где крестами тусклыми молится собор,
где Бахмутка-речка под мостом шумит,
на знакомой улице тихий дом стоит.
Подойду к крыльцу я, полон прежних дум,
и умолкнет явора переливный шум…
Где в постели милая спит давным-давно,
подойду и месяцем загляну в окно…
Сколько дней, ведь годы я о ней мечтал,
вот лица чуть виден дорогой овал..
Спит… сквозь стены сердцу сердце не вспугнуть…
Лишь сорочки вышивку поднимает грудь,
из-под одеяла, так стройна, тонка,
лилией цветущей свесилась рука.
А на щеках матовых — мой горячий взгляд,
и ресницы тенями грустными дрожат.
Пробудилась, дрогнула, белою рукой,
как бывало, тянется милая за мной…
Разомкнула губы и зовет она…
Нет, то просто ветер плачет у окна…
Спит любовь. И сердцу сердце не вспугнуть.
И на утро месяц повернул свой путь.
Глубже скрыл тоску я, гнев жестокий свой,
зашумел, как прежде, явор надо мной…
Так шумит и в жилах вечной боли яд…
По знакомой улице я иду назад.
Там, за синью зданий, стали крик и рев,
предо мною тени золотых стволов…
Меж деревьев — грустны — месяца края…
Золотые кудри! Искорка моя!
1928