Изменить стиль страницы

- А я беседовала с Анастасией Павловной, вот на этой софе, мы никуда не отлучались вовсе. – Все как по приказу обернулись ко мне, пришлось подтвердить.

- Да, мы беседовали и никуда с комнаты не отлучались. Вишневецкая Анастасия Павловна. – Я обернулась к Николаю, он улыбнулся мне, как старому другу, и аккуратно записал эту важную информацию в свой блокнот.

Оставив в покое Вдовиных, Семен Михайлович, взялся за нас. Так как я уже ответила, он перевел вопросительный взгляд на Софи, она гордо встретила его взгляд, и кокетливо улыбнувшись, проворковала:

- Васильева София Александровна, если вы уже забыли, Семен Михайлович

От такой изысканной фамильярности, наш друг растерялся и невольно покраснел, вызвав легкое оживление у присутствующих, но не так просто было сбить его с толку, быстро справившись со смущением, господин сыщик, задал свой обыкновенный вопрос:

- Так, где же вы были, София Александровна, в последние полчаса, перед тем как услышали крик и побежали наверх?

- Сначала здесь, в этой гостиной, потом пошла, искать дамскую комнату, спросила лакея подававшего напитки, где это находится, он объяснил, я была там, когда услышала крик. Очень жуткий крик, я тут же вышла и увидела, что все поднимаются по лестнице, побежала за всеми.… Все.

- Хорошо, а вы Анна Ивановна, с вами мы тоже знакомы, Николай запишет вас, что можете сказать вы?

- Ничего нового, Семен Михайлович, все время провела здесь, со мной был Алексей Петрович, сейчас его нет, но он подтвердит, никуда не выходила, с госпожой Витт близко знакома не была, почему она поднялась наверх, не знаю.

Окинув нас всех задумчивым взглядом. Семен Михайлович обернулся к хозяевам

- Всеволод Петрович, если я правильно понял последние полчаса, вы провели у себя в кабинете?

- Да, хотя нет, сначала я был здесь, потом пошел проводить лично, господ Гилле и Дитриха, наша семья имеет некую долю акций в Жирардовской мануфактуре, они по делам были в Киеве, и пришли почтить память матушки, Ангелины Федоровны. Потом я вернулся, но Ники, то есть, Вероника Гердовна, сказала, что в кабинете меня ждет Евгения Николаевна и я пошел к ней, далее все было, как госпожа Светлицкая уже рассказала.

- А вы, Ванда Гердовна?

- Я.… Не помню… Сначала здесь, потом меня позвала, Ольга, наша экономка, я была на кухне, потом, в буфетной, отдавала распоряжения… Потом, потом вернулась сюда… - Она отвечала неуверенно, как будто все это было очень давно, и ей трудно вспомнить.

Семен Михайлович со всем возможным тактом, задал следующий вопрос.

- Знаете ли вы, зачем Каролина Гердовна пошла в ту комнату?

- Я встретила ее у лестницы, Лина спросила, есть ли у нас что-нибудь от головной боли, у меня имеется порошок, храню его в шкафчике в своей спальне, я сказала Лине, где искать, она поднялась…. О, Господи!

- Так это в вашей спальне нашли Каролину Гердовну?

- О, Господи! Нет! – она выкрикнула это с таким отчаянием, словно ее только что обвинили в убийстве.

Семен Михайлович помолчал, внимательно изучая хозяйку, рука его автоматически потянулась к галстуку, губы шевелились, задумчиво оглядев всех нас, он принял решение.

- Спасибо господа за терпение и подробные ответы, на сегодня можете быть свободны, сообщите только Николаю Александровичу свои адреса и если будет нужно, то мы сами к вам обратимся. – Он поклонился со всем возможным достоинством и удалился.

Получив долгожданную свободу, гости разом кинулись к бедному Николаю, спеша сообщить свои адреса, дабы поскорее покинуть эту опостылевшую комнату.

Хозяева остались сидеть в своих креслах, совершенно обессиленные. Мы все по очереди подходили к ним, бормоча приличествующие случаю соболезнования, неловко прощались и спешили покинуть злополучный дом.

В прихожей случилось небольшое столпотворение, слава Богу, летом хоть не было необходимости в галошах и шубах. Подойдя к зеркалу, поправить шляпу, неожиданно встретилась глазами с горничной, которая внимательно изучала меня, любопытно, чем это я ее так заинтересовала?

Это была личная горничная покойной баронессы, я узнала ее. Обычно прислуга не особо запоминается, но в тех обстоятельствах, в которых довелось с ней познакомиться, невольно запомнишь человека. Было в ней что-то необычное, но что, трудно объяснить, неожиданно даже для самой себя, вспомнила строки из многострадальной новеллы «Кармен»: «то была странная и дикая красота, лицо, которое на первый взгляд удивляло, но, которое нельзя было забыть». Конечно, горничная не была одета в экзотические одежды андалусской цыганки, и волосы ее не украшал жасмин, но лицо было именно таким, «где с каждым недостатком соединялось достоинство». Из странного оцепенения меня вывела тетушка.

- Ты еще не смотрелась на себя? Может, пойдем уже. – Тетя, нервно схватила меня под руку и потащила к двери. – Достаточно с меня на сегодня этого дома!

- Тетушка, не надо так спешить, не думаю, что пристав погонится за нами и велит вернуться!

- Не знаю, не знаю, мне это кажется вполне возможным!

Софи поджидала нас на улице. Рядом с ней стояла госпожа Вдовина и, судя по виду Софи, общество этой дамы ее не радовало.

- Почему так долго?! Я уже полчаса жду!

- Милая, совсем не полчаса. Не преувеличивай. – Я освободилась от крепких объятий тети и оглянулась, – как добираться будем?

- Об этом позаботился Поль. – Софи указала на гостиничный экипаж, стоявший неподалеку, папочка как всегда был предусмотрителен.

- Давно, наверно, ждет нас бедолага.

- Не переживай, бедолага, не пропустит такого и запросит тройную цену. – Фыркнула тетушка и направилась к экипажу.

На улице уже собралась порядочная толпа зевак, порой мне казалось, что слухи распространяются быстрее, чем происходят сами события.

Госпожа Вдовина пошла следом за нами.

- Я тут испросила у Софьи Александровны позволения проехать с вами, мы живем на Меринговской, от «Континенталя» всего в нескольких шагах. – Мы с тетушкой обратили укоризненные взоры на мою, некстати раздобрившуюся мачеху, та только повела плечом, и приподняла брови, всем своим видом, как будто отвечая: «вы же видите какая она назойливая».

Дорогой мы молчали, желания говорить не было, зато госпожа Вдовина тараторила не умолкая.

- Ох, какое несчастье, какое несчастье постигло бедного Адольфа Петровича! Хотя и то сказать, Каролина Гердовна доставляла ему много хлопот. – Елизавета Матвеевна перешла на заговорщицкий тон, - уж знаю я, за каким таким лекарством поднималась бедняжка наверх! – Она умолкла, ожидая реакции на это заявление, но мы молчали, сил удивляться чему бы то ни было, у нас уже не хватало. Тетя издала какой-то звук, отдаленно напоминающий удивленное «да», и Елизавета Матвеевна продолжила, удовлетворившись этим невнятным ответом. – Бедная женщина любила выпить, очень любила. – Многозначительно поведала она, выдохнув на нас винными парами. – На третьем этаже, в будуаре у Ванды Гердовны, имеется небольшой винный шкафчик, там хранилось нужное ей лекарство! Только зачем страдалица пошла в гостевую спальню только Бог ведает. А уж эта, госпожа Светлицкая.… За деньгами явилась, хоть бы обождала для приличия, девять дней. Она ведь, знаете ли, пенсион получает, каждый месяц, по завещанию покойного баронета. Она его внебрачная дочь! – Удалось-таки заинтересовать нас хитрой сплетнице.

- Откуда вы знаете? Он ее признал официально? – спросила Софи, опередив меня.

- Ну, это не был особый секрет, в семье, знаете ли, утаить что-то трудно. – Особенно от таких как ты, мы только улыбнулись, но Вдовина наших усмешек не замечала. – Мать ее была гувернанткой, говорили еще та бестия, не столько красива, сколько проворна. Герд Генрихович падок был до молодых девиц, не то что бы он так уж открыто… это делал, серьезный человек был, пусть с Богом почивает, но шило в мешке трудно утаить? Так ведь? Когда живот у гувернантки округлился подозрительно, ее тихо уволили, без шуму, ну что бы без позору обошлось, а барон стал ей выплачивать содержание. Говорят, ежели мальчик был, то старик и официально признал бы, очень уж он сына хотел, но родилась девочка. Он девицу эту в завещании упомянул, как дочь умершего друга и назначил ей пенсион, выплачивать его велено было в последнюю неделю каждого месяца, и возлагалась эта обязанность на старшую дочь, вот так вот.