ГЛАВА VII

Уже совсем рассвело, когда молодой человек снова открыл глаза. Он тотчас же вскочил и огляделся по сторонам, понимая, как важно ему поскорее уяснить себе свое положение. Сон его был глубок и спокоен; он проснулся со свежей головой и ясными мыслями, что было необходимо при сложившихся обстоятельствах. Правда, солнце еще не взошло, но небесный свод отливал нежными красками, которые знаменуют начало и конец дня, в воздухе все звенело от птичьего щебета. Этот утренний гимн пернатого племени предупредил Зверобоя о грозившей ему опасности.

Легкий, едва заметный ветерок за ночь немного усилился, а так как пироги двигались на воде словно перышки, то и отплыли вдвое дальше, чем рассчитывал охотник. Совсем невдалеке виднелось подножие горы, круто вздымавшейся на восточном берегу, и Зверобой уже явственно слышал пение птиц. Но это было не самое худшее. Третья пирога дрейфовала в том же направлении и теперь медленно подплывала к мысу; еще немного — и она уткнулась бы носом в берег. Лишь внезапная перемена ветра или человеческая рука могли бы отогнать ее от берега. Кроме этого, не было ничего тревожного. "Замок" по-прежнему возвышался на своих сваях приблизительно на одной линии с пирогами и ковчег, пришвартованный к столбам, покачивался на воде там же, где его оставили несколько часов назад.

Понятно, что прежде всего Зверобой занялся передней пирогой, которая была уже почти у самого мыса.

Взмахнув несколько раз веслом, охотник увидел, что судно коснется берега раньше, чем он сможет его нагнать. Как раз в эту минуту ветер совсем некстати вдруг посвежел, и легкая лодочка еще быстрее понеслась к суше. Понимая, что ему не догнать ее, молодой человек благоразумно решил не тратить понапрасну сил. Осмотрев затравку своего ружья и повернув предварительно свою пирогу таким образом, чтобы в нее можно было целить только с одной стороны. Зверобой медленно греб по направлению к мысу. Передняя пирога, никем не управляемая, продолжала плыть вперед и наскочила на небольшой подводный камень в трех или четырех ярдах от берега. Как раз в этот момент Зверобой поравнялся с мысом и повернул к нему нос своей лодки. Желая сохранить при этом полную свободу движений, юноша отвязал ту пирогу, которая шла на буксире. Передняя пирога на одну секунду застряла на камне. Затем накатилась незаметная глазу волна, суденышко поплыло вновь и уткнулось в прибрежный песок.

Молодой человек все это заметил, но пульс его не участился и движения рук были по-прежнему спокойны. Если кто-нибудь притаился на берегу, подстерегая пирогу, то следовало очень осторожно подвигаться вперед, если же в засаде никто не сидел, то не к чему было и торопиться. Мыс тянулся как раз против индейской стоянки, расположившейся на другом берегу озера. Бить может, там не было ни души, но следовало приготовиться к худшему, потому что индейцы, наверное, разослали, по своему обычаю, лазутчиков, чтобы добыть лодку, которая могла бы доставить их к "замку". Достаточно было одного взгляда на озеро с любой окрестной возвышенности, чтобы увидеть самый мелкий предмет на его поверхности, и вряд ли можно было надеяться, что пироги останутся незамеченными. Любой индеец по направлению ветра умел определять, в какую сторону поплывет пирога или бревно.

По мере того как Зверобой приближался к земле, он греб все медленнее и медленнее, весь превратившись в слух и зрение, чтобы вовремя заметить угрожавшую опасность. Для новичка это была трудная минута. Ведь робкие люди становятся смелее, если знают, что за ними следят друзья. Зверобоя не подбадривало даже и это. Он был совершенно один, предоставлен лишь своим силам, и ничей дружеский голос не придавал ему храбрости. Несмотря на это, самый опытный ветеран лесных войн не мог бы действовать лучше. Молодой охотник не проявил в данном случае ни безрассудной лихости, ни малодушных колебаний. Он подвигался вперед обдуманно и осторожно, устремив все свое внимание лишь на то, что могло способствовать достижению намеченной цели. Так началась военная карьера этого человека, впоследствии прославившегося в своем кругу не меньше, — чем многие герои, имена которых украшают страницы произведений гораздо более знаменитых, чем наша простая повесть.

Очутившись приблизительно в сотне ярдов от суши, Зверобой встал во весь рост, несколько раз взмахнул веслом с такой силой, что суденышко ударилось оберег, и затем быстро бросив орудие гребли, схватился за орудие войны. Он уже поднимал свой карабин, когда громкий выстрел, сопровождавшийся свистом пули, которая пролетела над головой юноши, заставил его невольно отпрянуть назад. В следующее мгновение охотник зашатался и упал на дно пироги. Тотчас же раздался пронзительный вопль, и на открытую лужайку у мыса выскочил из кустов индеец, бежавший прямо к пироге. Молодой человек только этого и ждал. Он снова поднялся и навел ружье на врага. Но Зверобой заколебался, прежде чем спустить курок. Эта маленькая проволочка спасла жизнь индейцу; он умчался обратно под прикрытие с таким же проворством, с каким раньше выскочил оттуда. Тем временем Зверобой быстро приближался к земле, и его пирога подошла к мысу как раз в ту минуту, когда скрылся враг. Никто не управлял судном, и оно пристало к берегу в нескольких ярдах от второй пироги. Индеец, вероятно, еще не успел зарядить ружье, однако у Зверобоя было слишком мало времени, чтобы захватить желанную добычу и отвести ее на безопасное расстояние, прежде чем последует еще один выстрел. Поэтому охотник, не теряя даром времени, бросился в лес и стал под прикрытие.

На самом конце мыса была небольшая лужайка; местами она поросла травой, местами была засыпана прибрежным песком. Лишь с одной стороны ее окаймляла густая бахрома кустов. Миновав этот узкий пояс карликовой растительности, вы сразу же попадали под высокие и угрюмые своды леса. На протяжении нескольких сот ярдов тянулся ровный пологий берег, за которым поднималась крутая гора. Высокие толстые деревья, у подножия которых не рос кустарник, напоминали огромные, неправильно размещенные колонны, поддерживающие лиственный свод. Хотя для своего возраста и своих размеров они стояли довольно тесно друг подле друга, все же между ними оставались порядочные просветы, так что при достаточной зоркости и сноровке можно было без труда разглядеть даже людей, стоявших под прикрытием.

Зверобой знал, что его враг теперь заряжает свое ружье, если он только не пустился наутек. Это предположение подтвердилось: не успел молодой человек встать за дерево, как увидел мельком руку индейца, который забивал пулю в дуло своего ружья, спрятавшись за большим дубом. Проще всего было бы ринуться вперед и на месте покончить с врагом, застигнутым врасплох, но совесть Зверобоя возмутилась при мысли о таком поступке, несмотря на то что его самого только что чуть не подстрелили из засады. Он еще не привык к беспощадным приемам войны с дикарями, о которых знал лишь понаслышке, и ему казалось неблагородным напасть на безоружного врага. Лицо его раскраснелось, брови нахмурились, губы сжались — он собрал все свои силы, но, вместо того чтобы поскорее выстрелить, взял ружье наизготовку и, не отдавая сам себе отчета в своих словах, пробормотал:

— Нет, нет! Пусть краснокожий язычник зарядит свое ружье, и тогда мы посмотрим. Но пироги он не получит!

Индеец был так поглощен своим занятием, что даже не заметил присутствия врага. Он только боялся, как бы кто-нибудь не захватил пирогу и не увел от берега прежде, чем ему удастся помешать этому. Индеец стоял всего в нескольких футах от кустов и, приготовившись к выстрелу, в один миг мог очутиться на опушке. Противник находился в пятидесяти ярдах от него, а деревья, кроме тех двух, за которыми прятались сражающиеся, были расположены таким образом, что не закрывали поля зрения.