— Ты обещал мне все объяснить. — Джулия бросила окровавленную рубаху на пол.

— Вот оно, — Фрэнк протянул руку, на его ладони лежала квадратная шкатулка, вся испещренная линиями.

— Можно мне посмотреть? — поинтересовалась Джулия и подошла поближе, собираясь потрогать вещицу.

— Не трогай! — Фрэнк отстранил ее руку. — Это опасно. Она открывает двери.

— Какие двери? — недоуменно спросила Джулия.

— Двери удовольствия. Двери ада или рая. Мне было все равно, какие. Я думал, что насыщен до предела. Но, оказывается, нет. Кенобиты дали мне ощущения за пределами всего: боли и удовольствий, которые и не приснятся…

Фрэнк вспомнил себя сидящим в кругу пентаграммы, заключенной в квадрат из горящих свечей. Свечи отбрасывали на стены причудливые тени. Клубился дым от сжигаемого янтаря и толченой розы, срезанной под Рождество, но, как ни странно, они не издавали запаха горения. Из шкатулки, лежащей на его ладони, высыпались голубые разряды. Казалось, они зарождались где-то глубоко внутри нее, сокрытые от глаз, и, рассыпавшись в воздухе, растворялись… Но растворялись ли?

— Caput mortnum, imperet tibt Dominus per vivum et devotum serpentem!..

Ладонь прикоснулась к грани шкатулки.

— Cherub, imperet tibi Dominus per alas tauri!..

Восемь лопастей повернулись…

— Serpens, imperel tidi Dominus Tetragrammatonper angelum et Lеonem!..

…и опустились на место соседних.

— Raphael! Gabriel! Mikael! Adonai! Lucifer! Baal-Zebub! Moloch! Astaroth!

Столб. Деревянный столб. Скрежет цепей. Столб повернулся. Луч света выхватил из темноты ухо, прибитое к дереву. Еще поворот столба. Цепи раскачиваются все сильнее и сильнее, скрепленные сверху тяжелым кольцом. Еще поворот столба. Крюки на цепях с остатками мяса. Поворот. Неясная фигура. «Кто это бродит? Голова утыкана гвоздями. Смерть? Нет, смерть — это тлен». В голову вбиты гвозди. «Кто ты? Молчание. Фрэнка охватывает страх.

— Flnat udor per spiritum Eloim!

Кто читает молитву? Может быть, эхо? Да, это эхо. Эхо читает молитву.

— Manet terra per Adam Jot-Chavah!

Хлоп. Крюк впивается в тело. Боль нестерпима. Фрэнк пытается вырвать его но… хлоп… рука оттянута новым крюком на цепи. От страдания никуда не деться. «Человек с гвоздями, вбитыми в череп, за что?» Человек ли это? Нет, невозможно. Хлоп-хлоп. Крюки протыкают кожу и растягивают ее в разные стороны. «Кто тянет за цепи? Человек с гвоздями, вбитыми в череп?» Боль. Адская боль. «Нет. Он стоит неподвижно. А кто это рядом? Может, он читает молитву?»

— Fiat firmamentum per Jahuvehu Zebaoth!

«Нет, он не разжимает рта. А есть ли у него рот?» Есть, только он зашит железной проволокой. Фрэнк дрожит от ужаса. Хлоп. Еще один крюк. Сзади раздается жужжание. Фрэнк обернулся. Крутится диск. Это не диск. «Пила», — мелькнуло в сознании и ушло, чтобы вернуться.

Fiat judicium per igncm in virtutc Mikael!

Пила. Крутится диск. Его почти не видно из-за дыма. «Откуда дым?» Хлоп. Хлоп. Хлоп. Десятки крюков. Думать трудно от боли. «Может, в доме пожар?» Янтарь… Нет янтаря. Хлоп. Только белая маска с гвоздями. «Нет. Это видимость». Пила вонзается в спину. Нечеловеческая боль. «А цепи!» Натянуты цепи. Кожа трещит под цепями. Боль бесконечна. Зачем кожа Фрэнку? Фрэнк?.. Да, это я… Боль — это разум. Мне больше ни к чему имя. Боль нетленна. Боль — это счастье…

— Они не получат меня назад, — очнувшись и прикрывая глаза рукой, проговорил хриплым голосом Фрэнк, непроизвольно лязгнув зубами. — Я буду жить. И ты поможешь мне. Так?

— Им никогда не найти нас… никогда… в этом огромном мире, — тихо ответила Джулия, глядя на мелко моросящий дождь за окном.

Ларри сидел в гостиной, положив ногу на ногу, и смотрел телевизор. На экране мелькали фигуры боксеров, молотивших друг друга и временами сплевывающих в никелированные тазики.

Мыслями Ларри был далеко от экрана, высоко под потолком, на уровне хрустального шара, который стоял на серванте, отбрасывая яркие искры от желтого света люстры.

Вовсю разошедшийся дождь за окном явно не способствовал приятным раздумьям. Ларри грыз червь сомнения. С того самого дня, как они переехали в этот дом. «Может, она завела любовника?» Но подумав, Ларри отверг эту мысль. «Тогда что же? Что?»

Ларри вздрогнул, почувствовав чье-то прикосновение. Повернувшись, он увидел, что это Джулия. Вероятно, она тихонько подошла к нему и уже несколько минут стояла рядом, смотря на боксеров, прыгающих по рингу.

— Я думал, тебя от бокса тошнит, — вяло проговорил он, взглянув на Джулию.

— Я видала и похуже, — подала она голос.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Ларри, вспомнив свои недавние мысли. — Может, переключить на другую программу?

Джулия молчала, думая о своем. Мысли ее были там, наверху, у Фрэнка. Фрэнку было больно. Он метался из угла в угол, круша все, что попадалось под руку. «Хорошо, что за окном гроза» — подумала она, услышав наверху глухой удар от падения тяжелого предмета. «Черт», — выругалась она про себя.

— Как ты думаешь, что там такое происходит? — Ларри тоже услышал стук наверху.

— По-моему, я оставила открытым окно. Пойду посмотрю.

— Нет, — поймав Джулию за локоть, Ларри поднялся с дивана.

— Да нет там ничего, — запротестовала Джулия. — Ларри, подожди.

— Да что с тобой, что ты волнуешься?

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу гром и молнию.

— Успокойся, ничего опасного, — взяв ее за руку, он удивился. — Ты дрожишь? Чего ты боишься?

Воспользовавшись возникшей паузой, Джулия приникла к нему на грудь и стала покрывать его жаркими поцелуями.

— Надо пойти проверить, — Ларри стал убирать руки Джулии, обнявшие его за шею.

— Не ходи туда, прошу тебя! — взмолилась она.

— Пойдем вместе, если хочешь, — он потянул ее в коридор. — Пошли.

— Ларри, пожалуйста! — продолжала упрашивать Джулия.

— Не надо волноваться, идем. — Ларри взял жену за руку, и его нога ступила на ступеньку. — Все в порядке. Все в порядке, — подбадривал он Джулию. И себя заодно.

В комнате Фрэнка было темно, иногда ее освещали блики молнии за окном. Ларри чуть не наступил на крысу, мечущуюся под ногами. Крыса удирала от Фрэнка, скорчившегося за шкафом, надеясь избежать участи быть прибитой к стене гвоздями. Фрэнк переживал нечеловеческие муки. Нервы почти полностью восстановились и давали о себе знать нестерпимой болью во всем теле. Чтобы как-то облегчить страдания. Фрэнк ловил здоровенных серых крыс и пил их кровь, что давало небольшой отдых его страдающей плоти, еще не имеющей кожи.

— Это, наверное, была крыса, — проговорил Ларри, спотыкаясь в темноте. Фрэнка он не заметил. — Я говорил тебе — нечего бояться.

Мысленно благодаря Бога, Джулия еще теснее прижалась к Ларри, подталкивая его к двери и надеясь увести из комнаты.

— Пойдем, я уложу тебя в постель, — он погладил ее по спине.

Уже переигрывая, Джулия висла на Ларри, целуя его в щеки.

— Я хочу тебя, — прошептала она, стараясь поскорее увести его из комнаты.

Скинув клетчатый пуловер, Ларри остался в одной рубашке. Целуя Джулию, он пытался найти у нее на спине молнию черного, вышитого бисером, платья. Она обмякла, делая вид, что получает удовольствие. Все сомнения и подозрения насчет того, верна ему Джулия или нет, Ларри просто выкинул из головы и отдался в плен давно не удовлетворявшемуся желанию.

Фрэнк подошел к ним бесшумно. Раскаты грома заглушили щелчок открывшегося ножа, который он держал в одной руке, другой рукой сжимая крысу, испуганно смотревшую на мир своими бусинками-глазами.

— Нет, пожалуйста, нет! — закричала Джулия, увидев Фрэнка, возникшего за спиной Ларри.

Ларри, ничего не замечая вокруг, продолжал целовать Джулию.

— Пожалуйста, не надо! — лепетала она, расширенными глазами следя за Фрэнком, который медленно разрезал вдоль живота живую крысу.

— Нет! Уходи, нет! — взмолилась Джулия. — Я прошу тебя. Нет!