Холмс нетерпеливо покачал головой.

– Давайте рассуждать здраво, – сказал он. – Как я понял из ваших слов, этой лестницей пользуются три студента, и они обычно проходят мимо вашей двери.

– Да, их трое.

– И все они будут держать этот экзамен?

– Да.

– У вас есть причины подозревать кого-то одного больше других?

Сомс ответил не сразу.

– Вопрос весьма щекотливый, – проговорил он. – Не хочется высказывать подозрения, когда нет доказательств.

– И все-таки у вас есть подозрения. Расскажите их нам, а о доказательствах позабочусь я.

– Тогда я расскажу вам в нескольких словах о всех троих. Сразу надо мной живет Гилкрист, способный студент, отличный спортсмен, играет за колледж в регби и крикет и завоевал первые места в барьерном беге и прыжках в длину. Вполне достойный молодой человек. Его отец – печальной известности сэр Джейбс Гилкрист – разорился на скачках. Сыну не осталось ни гроша, но это трудолюбивый и прилежный юноша. Он многого добьется.

На третьем этаже живет Даулат Рас, индус. Спокойный, замкнутый, как большинство индусов. Он успешно занимается, хотя греческий – его слабое место. Работает упорно и методично.

На самом верху комната Майлса Макларена. Когда он возьмется за дело, то добивается исключительных успехов. Это один из самых одаренных наших студентов, но он своенравен, беспутен и лишен всяких принципов. На первом курсе его чуть не исключили за какую-то темную историю с картами. Весь семестр он бездельничал и, должно быть, очень боится этого экзамена.

– Значит, вы подозреваете его?

– Не берусь утверждать. Но из всех троих за него, пожалуй, я поручусь меньше всего.

– Понимаю. А теперь, мистер Сомс, познакомьте нас с Бэннистером.

Слуга был невысокий человек лет пятидесяти, с сильной проседью, бледный, гладко выбритый. Он не совсем еще оправился от неожиданного потрясения, нарушившего мирный ход его жизни. Пухлое лицо его подергивала нервная судорога, руки дрожали.

– Мы пытаемся разобраться в этой неприятной истории, Бэннистер, – обратился к нему хозяин.

– Понимаю, сэр.

– Если не ошибаюсь, вы оставили в двери ключ? – сказал Холмс.

– Да, сэр.

– Как странно, что его случилось с вами в тот самый день, когда в комнате были столь важные бумаги.

– Да, сэр, очень неприятно. Но я забывал ключ и раньше.

– Когда вы вошли в комнату?

– Около половины пятого. В это время я обычно подаю мистеру Сомсу чай.

– Сколько вы здесь пробыли?

– Я увидел, что его нет, и сейчас же вышел.

– Вы заглядывали в бумаги на столе?

– Нет, сэр, как, можно!

– Почему вы оставили ключ в двери?

– У меня в руках был поднос. Я хотел потом вернуться за ключом. И забыл.

– В двери есть пружинный замок?

– Нет, сэр.

– Значит, она стояла открытой все время?

– Да, сэр.

– И выйти из комнаты было просто?

– Да, сэр.

– Вы очень разволновались, когда мистер Сомс вернулся и позвал вас?

– Да, сэр. Такого не случалось ни разу за все годы моей службы. Я чуть сознания не лишился, сэр.

– Это легко понять, А где вы были, когда вам стало плохо?

– Где, сэр? Да вот тут, около дверей.

– Странно, ведь вы сели на кресло там, в углу. Почему вы выбрали дальнее кресло?

– Не знаю, сэр, мне было все равно, куда сесть.

– По-моему, он не совсем ясно помнит, что происходило, мистер Холмс. Вид у него бил ужасный – побледнел как смерть.

– Сколько, вы здесь пробыли по уходе хозяина?

– С минуту, не больше. Потом я запер дверь и пошел к себе.

– Кого вы подозреваете?

– Сэр, я не берусь сказать. Не думаю, что во всем университете найдется хоть один джентльмен, способный ради выгоды на такой поступок. Нет, сэр, в это я поверить не могу.

– Благодарю вас, это все, – заключил Холмс. – Да, еще один вопрос. Кому-нибудь из трех джентльменов, у которых, вы служите, вы упоминали об этой неприятности?

– Нет, сэр, никому.

– А видели кого-нибудь из них?

– Нет, сэр, никого.

– Прекрасно. Теперь, мистер Сомс, с вашего позволения осмотрим двор.

Три желтых квадрата светились над нами в сгущавшихся сумерках.

– Все три пташки у себя в гнездышках, – сказал Холмс, взглянув наверх. – Эге, а это что такое? Один из них, кажется, не находит себе места.

Он говорил об индусе, чей темный силуэт вдруг появился на фоне спущенной шторы. Студент быстро шагал взад и вперед во комнате.

– Мне бы хотелось на них взглянуть, – сказал Холмс. – Это можно устроить?

– Нет ничего проще, – ответил Сомс. – Наши комнаты – самые старинные в колледже, и неудивительно, что здесь бывает много посетителей, желающих на них посмотреть. Пойдемте, я сам вас проведу.

– Пожалуйста, не называйте ничьих фамилий! – попросил Холмс, когда мы стучались к Гилкристу.

Нам открыл высокий и стройный светловолосый юноша и, услышав о цели нашего посещения, пригласил войти.

Комната действительно представляла собой любопытный образец средневекового интерьера. Холмса так пленила одна деталь, что он решил тут же зарисовать ее в блокнот, сломал карандаш и был вынужден попросить другой у хозяина, а кончил тем, что попросил у него еще и перочинный нож. Такая же любопытная история приключилась и в комнатах у индуса – молчаливого, низкорослого человека с крючковатым носом. Он поглядывал на нас с подозрением и явно обрадовался, когда архитектурные исследования Холмса пришли к концу. Незаметно было, чтобы во время этих визитов Холмс нашел улику, которую искал. У третьего студента нас ждала неудача. Когда мы постучали, он не пожелал нам открыть и вдобавок разразился потоком брани.

– А мне плевать, кто вы! Убирайтесь ко всем чертям! – донесся из-за двери сердитый голос. – Завтра экзамен, и я не позволю, чтоб меня отрывали от дела.

Наш гид покраснел от негодования.

– Грубиян! – возмущался он, когда мы спускались по лестнице. – Конечно, он не мог знать, что это стучу я. Но все-таки его поведение в высшей степени невежливо, а в данных обстоятельствах и подозрительно.

Реакция Холмса была довольно необычной.

– Вы не можете мне точно сказать, какого он роста? – спросил Холмс.

– По правде говоря, мистер Холмс, не берусь. Он выше индуса, но не такой высокий, как Гилкрист. Что-нибудь около пяти футов и шести дюймов.

– Это очень важно, – сказал Холмс. – А теперь, мистер Сомс, разрешите пожелать вам спокойной ночи.

Наш гид вскричал в смятении и испуге:

– Боже праведный, мистер Холмс, неужели вы оставите меня в такую минуту! Вы, кажется, не совсем понимаете, как обстоит дело. Завтра экзамен. Я обязан принять самые решительные меры сегодня же вечером. Я не могу допустить, чтобы экзамен состоялся, если кому-то известен материал. Надо выходить из этого положения.

– Оставьте все, как есть. Я загляну завтра поутру, и мы все обсудим. Кто знает, быть может, к тому времени у меня появятся какие-то дельные предложения. А пока ничего не предпринимайте, решительно ничего.

– Хорошо, мистер Холмс.

– И будьте совершенно спокойны. Мы непременно что-нибудь придумаем. Я возьму с собой этот комок черной глины, а также карандашные стружки. До свидания.

Когда мы вышли в темноту двора, то снова взглянули на окна. Индус все шагал по комнате. Других не было видно.

– Ну, Уотсон, что вы об этом думаете? – спросил Холмс на улице. – Совсем как игра, которой развлекаются на досуге, – вроде фокуса с тремя картами, правда? Вот вам трое. Нужен один из них. Выбирайте. Кто по-вашему?

– Сквернослов с последнего этажа. И репутация у него самая дурная. Но индус тоже весьма подозрителен. Что это он все время расхаживает взад и вперед?

– Ну, это ни о чем не говорит. Многие ходят взад и вперед, когда учат что-нибудь наизусть.

– Он очень неприязненно поглядывал на нас.

– Вы бы поглядывали точно так же, если бы накануне трудного экзамена к вам ворвалась толпа ищущих развлечения бездельников. В этом как раз нет ничего особенного. И карандаши, и ножи у всех тоже в порядке. Нет, мои мысли занимает совсем другой человек.