— Но, Алексей Петрович, Вы не захотели слушать.

— Веди. Пригласи ко мне. Хотя нет, погоди. Сюда не надо. Накройте столы у Старкова, встретим, как подобает.

В сумерках на комендантском дворе, у крыльца большого белого дома е жестяной крышей, заиграл оркестр. Собрались свитские, войсковые офицеры, приглашенные на ужин. В низком, но просторном помещении, — раньше в нем жили солдаты, — поставили столы и скамейки для гостей.

Туркмены приехали вчетвером: Кият-хан, Таган-Нияз в двое слуг — Атеке и Абдулла. Вместе е ними штурман Баранов.

Ермолов самолично встретил гостей. Стоя со свитскими во дворе комендантства, он по-дружески обнял Кията, а с остальными поздоровался за руку. Примеру генерала последовала и его свита.

Командующий с самой весны ожидал встречи с Киятом. Хотел отблагодарить его за спасение моряков у себя, в Тифлисе. Намеревался устроить пышный прием, дабы заслуги туркмен, а равно и восточная политика Ермолова, проводящаяся столь успешно, были услышаны в Санкт-Петербурге и отмечены в печати. Но Кията в Тифлисе он не дождался. Пришлось чествовать его здесь, в захолустном городке. Генерал, однако, надеялся, что и отсюда изойдут слухи, долетят до самой столицы.

Господа и гости уселись за длинным столом, заставленным восточными яствами. Ермолов провозгласил тост за героический поступок Кията и его соплеменников. И, едва выпили, обратился ко всем:

— Каково, господа, а?! Корабль разбился: морякам русским грозит явная смерть, а наш уважаемый Кият-ага уже тут как тут!

— Браво, хан!

— Кияту тост!

— Слово Кияту! — понеслись голоса.

Ермолов попросил Кият-хана сказать несколько слов господам.

Кият встал, оглядел всех прищуренными глазами — при свете огня видел плохо, и высказался скромно:

— Служба моя государю велит мне исполнять мои обязанности с честью. Буде не приду я вам на помощь, то какой же я подданный ак-патши?!

Офицеры с восторгом соединили бокалы. И едва Кият сел, командующий велел сказать что-нибудь штурману, Тот извинился, достал из бокового кармана лист бумаги и подал Ермолову:

— Не сочтите за дерзость, ваше высокодревосходительство. Мной написано свидетельство о героических действиях Кият-хана, которое я вам и вручаю.

— Молодец, моряк, — с чувством отозвался Ермолов и взял бумагу. — Я отмечу твой доблестный поступок.

Ужин прошел весело. Гости понравились офицерам. А на следующий день Ермолов принял Кията в походной штаб-квартире, в одной из комнат бывшего поместья Мустафы-хана. Командующий хорошо понимал, что Кият приехал не только за тем, чтобы сообщить о спасении экипажа «Святого Иоанна». Были у него, видимо. и другие заботы. Ермолов пригласил присутствовать при беседе Грибоедова — секретаря по иностранной части.

— Вот и тебе сыскалось дельце, любезный Александр, - сказал он, приглашая в кресло.

Грибоедов сел напротив Кията, разглядывая его скуластое лицо с большим крючковатым носом. Хан отвернулся. Грибоедов решил, что обидел его своей бесцеремонностью, заметил:

— Между прочим, достопочтенный. Кият-гага, сын чем-то похож на вас.

Кият кивнул, ничего не ответив, и обратился к Ермолову:

— Ваше высокопревосходительство... Я передавал с Мурад-беком письмо. Я просил; не соизволит ли государь дать мне место на этом берегу? Желаю быть его верноподданным.

— Мне передали ваше письмо, Кият-ага, — ответил осторожно Ермолов. — Я, право, не против вашего переезда. Пожалуйста, живите здесь. Дам вам место, но только вряд ли вы сможете нести государю ту пользу, какую несете сейчас, живя на острове. Кият довольно улыбнулся и еще больше смутил Ермолова.

— Ваше высокопревосходительство, скажите мне: могу ли я считаться подданным государя, живя на Челекене? Если вы не против переселить меня сюда и дать мне покровительство здесь, то и там бы я мог пользоваться подданством вашим?

— Разумеется, Кият-ага, — охотно согласился командующий. — За всех иомудов говорить пока преждевременно, но о вас, о вашем семействе, об островитянах, кои подчиняются вам, вопрос уже решен.

— Тогда, ваше высокопревосходительство, дайте приказ астраханскому губернатору, дабы не взымал с моих товаров пошлину и принимал моих людей, как русских подданных.

Грибоедов откровенно и с восторгом рассмеялся. Ему понравилось, как легко и ловко гость подвел разговор к самой сути. Ермолов и сам меньше всего ожидал такого поворота и тоже рассмеялся.

— Ох, Кият-ага, — сказал он, покачав головой. — Теперь понятно, почему ты из кузнецов в ханы вышел!

— Алексей Петрович, нужда чему не научит?! — начал оправдываться Кият-ага. — Вот еще одна у нас неудача: лета три назад соль не стали покупать у нас купцы русские. Бухарин запретил. Может, приказ его отменить можно? Пусть приезжают купцы — соли у нас много, и отдадим дешево.

Ермолов взглянул на Грибоедова.

— Возьми на заметку, Александр Сергеевич, подготовишь распоряжение в Астрахань, — и повернулся к Кияту: — Что еще, выкладывай сразу.

— Персы кабы еще не донимали, оставили бы нас в покое.

Ермолов охотно ответил:

— На сей счет, Кият-ага, дано распоряжение командующему флотилией, дабы крейсировали наши корабли вдоль восточных берегов и не допускали персиян к вашим угодьям. Купцу Мир-Багирову — откупщику рыбных уделов в Астрабадском заливе — запрещено появляться у берегов Атрека. Коли еще раз закинет сети в вашем заливе — взыщем примерно.

— Спасибо, ваше высокопревосходительство.

— Вам. Кият-ага, следовало бы самому съездить в Астрахань, с купцами нашими познаться, — посоветовал командующий.

— За тем к вам и ехали, ваше высокопревосходительство.

— Вот и отлично. Я дам охрану. А вы, Александр Сергеевич, будьте любезны — подготовьте документы к астраханскому губернатору.

— Хорошо, Алексей Петрович. Задержки не будет,— отозвался Грибоедов и пояснил Кият-хану: — Не позднее завтрашнего дня письма будут готовы.

Кият еще сутки прожил в Старой Шемахе, посвятив все свободное время осмотру города и шелкоткацких мастерских. Договорился с некоторыми купцами о меновой торговле шелка на соль и рыбью икру. Перед самым отъездом еще раз навестил Ермолова, спросил — не надо ли денег сыну, Якши-Мамеду, не скучает ли он, не просится ли домой? Командующий посоветовал Кияту по пути а Астрахань или на обратном пути заехать в Тарки к Муравьеву, там и сына можно повстречать. Кият со своими людьми, сопровождаемый отделением казаков, в тот же день выехал, взяв направление на Дербент.

Покинул земли ширван-хана и Ермолов. Отряд его, останавливаясь на станциях и казачьих постах, не спеша продвигался к Шуше. По расчетам командующего, Мадатов уже действовал: запугивал грозным именем Ярмол-паши карабахского хана и настраивал против него претендентов на престол. Для острастки Ермолов почти каждый день посылал в Шушу, к князю, фельдъегерей с письмами: спрашивал о порядках в ханстве, угрожал, если найдет что-нибудь не так, как подобает тому быть. Мадатов делал так, что содержание писем командующего узнавал хан, и, таким образом, у него росли страх и неуверенность.

Остановившись в Елисаветполе у подполковника Пономарева, командующий терпеливо ждал ответных писем. Свитским, особенно тем, кто в этих местах был впервые, командующий посоветовал осмотреть крепость, а еще лучше съездить на развалины Бердаа. Господа офицеры с охотой приняли предложение генерала к в один из погожих солнечных дней отправилась на живописные берега Тертера.

Экскурсию возглавлял полковник. Верховский, уже бывавший в этих местах. Он не был знатоком истории, но у него хватило познаний с интересом рассказать о взятии Гянджи дивизиями Цицианова, о сражении под стенами старой крепости. А прискакав к развалинам Бердаа, Верховский с еще большим пылом принялся объяснять причины возникновения этого древнего поселения и его легендарную судьбу.

Кавалькада ехала среди глинобитных остатков разрушенного и оплывшего города. Все здесь напоминало о древности и былых сражениях. Грибоедов и Устимович ни на шаг не отставали от Евстафия Иваныча, закидывали его вопросами, и он охотно давал ответы.