б) Изгои

Взгляд нашей литературы на происхождение изгоев двоякий. Калачев, на основании филологического происхождения слова «изгои» (из и гоитъ – жить), признает, что изгоем назывался тот, кто вышел из родового союза. Общинники же утверждают, что изгоем становился вышедший из общинной связи, ибо возможность существования родовых мстителей за убийство изгоя (Рус. Пр., ст. 1) указывает на возможность связи его с родом. Чтобы решить, какой из этих взглядов и насколько верен, обратимся к памятникам. Русская Правда ставит изгоев рядом с младшими членами княжеской дружины и ограждает их жизнь вирою, равной вире за голову свободного человека. Устав о мостовых разумеет под изгоями людей епископских. Уставная грамота Всеволода о церковных судах называет их людьми церковными и указывает троякий источник изгойства: безграмотность для детей священника, банкротство для купцов и освобождение от рабства для холопов. К этим видам изгойства сам князь прибавляет четвертый источник его – сиротство для самих князей. Ясно, что условием изгойства был выход вообще из своего прежнего состояния, ибо вполне понятно, что безграмотный сын священника, обанкротившийся купец или вольноотпущенный холоп – уже не могли оставаться в нем. Сиротство, как источник изгойства для князей, имеет более тесный смысл, именно лишение наследования в уделах русской земли. На основании приведенных же узаконений, можно заключить, что изгои или примыкали к княжескому двору, или принимались под опеку церковью. Что касается прав изгоев, то они, несомненно, ниже прав свободных лиц. Уравнение вир за голову изгоя и за голову свободного человека еще не доказывает равенства всех прочих прав. Члены младшей дружины князя (к числу которых принадлежали и некоторые изгои) были в уголовном отношении сравнены с свободными лицами, а между тем они были большей частью лица несвободные.

Все прочие изгои, не входившие в состав младшей дружины князя, составляли обыкновенно крепостное население сел. Ростислав Смоленский своей грамотой 1150 г. передает церкви «села с изгои и землей». Это происходило оттого, что главным (и типическим) источником изгойства был либертинат. На это указывает «изгойство – имание», т. е. увеличение платы за освобождение сравнительно с покупной ценой раба и взимание платы за детей холопа при освобождении отца, против чего вооружалось духовенство в своих поучениях. Вольноотпущенные так же, как и в римском праве, не делались в силу своего отпущения вполне свободными, а оставались в некоторых как бы зависимых, обязательственных отношениях к прежнему господину. Весьма часто случалось, что вольноотпущенный, не имея средств к жизни, селился на земле своего господина и мало-помалу делался его крепостным. Изгои, попадавшие под опеку церкви, поступали или в крепостное состояние на церковных землях, или в состояние городских обязанных церкви ремесленников[133].

в) Холопы

Состояние холопства есть только наибольшее ограничение прав, но не окончательное лишение их; холопы обладали некоторыми правами, почему и речь о них должна быть отнесена к учению о субъектах, а не к учению о вещах (объектах). Даже строжайшее (вообще и в частности по отношению к институту рабства) из прав – право римское – не вполне низводит рабов на степень вещи; славянское же, отличающееся мягкостью своих основных положений, – тем более.

Происхождение холопства. Факты языка указывают, что древнейший первоисточник рабства находится в связи с семейным правом. Слово «семия» (по словарю Востокова) означает рабы, домочадцы. Вместо термина «холоп» с древнейших времен употреблялось слово «сирота»: так, епископ Лука (ок. 1036 г.) учил: «И своим сиротам милостиви будете». В Московском государстве служилые люди в отношении к государю именовались холопами, а тяглые – сиротами. Термины «челядь» (чадь, чадо), «раб» (робя, робенец, ребенок), «холоп» (в малорос. хлопец = мальчик, сын) одинаково применяются как к лицам, подчиненным отеческой власти, так и к рабам. Вследствие такой связи института рабства с семейным правом и самый характер его обусловливается характером последнего. У народов с суровыми семейными отношениями и институт рабства получает строгий характер; напротив, у народов таких, у которых отеческая власть менее сурова, и рабы почти приравниваются к подчиненным членам семьи. К этим последним принадлежат и славяне.

Источники холопства. Переходя к уяснению юридических источников холопства, находим, что оно могло возникать из отношений международных (т. е. отношений к иностранцам), семейных, обязательственных (в сущности экономических) и уголовных (лишения права за преступления). К этим основным источникам потом присоединяются производные.

Отношения к иностранцам в древние времена могли доставлять рабов и независимо от войны, т. е. можно было овладеть личностью иностранца и не в виде военной добычи. У русских (ср. выше с. 449), только в отношении к азиатским народам это сохранялось довольно долго, но в отношении к европейским народам это было предотвращено международными трактатами еще с X в. С того времени источником рабства для иностранцев остается только плен, который в то время имел совсем иной характер, чем теперь. Целью войны тогда было обогащение различным имуществом и челядью, и, следовательно, попавший в плен иностранец (воин, или мирный житель – безразлично) поступал в рабство. Такому понятию о плене, как об источнике рабства, по-видимому, противоречит известие о славянах императора Маврикия, который говорит, что «пленники у них остаются не в вечном рабстве, как у других народов, но назначается им определенное время, по прошествии которого предоставляется их произволу или остаться у них в качестве свободных, или возвратиться к своим, заплатив выкуп». Это можно объяснить тем предположением, что приведенное известие относится к пастушескому быту славян, когда личность пленника не имела экономической ценности для них, в силу отсутствия спроса на рабочие силы. При захвате в плен иностранца победители рассчитывали не на труд его, а на выкуп, который они могли получить за освобождение его; поэтому, при неосуществлении их расчетов, выгоднее было просто выпустить пленника на свободу. Доказательством такого отношения к пленникам может служить русское сказание о половчине, долго сидевшем в оковах у своего господина, и потом отпущенном последним под честным словом, что он принесет выкуп. Содержание пленных в заключении и даже убиение их случалось и в более позднюю христианскую эпоху, в XII, XIII и даже XIV в. (в 1322 г. множество пленных немцев было повешено новгородцами у Выборга), но это были исключения. Вообще же характеристическая мягкость славянского права имела место и здесь (освобожденный пленник, например, не бросался на произвол судьбы, но получал права гражданства, и очень часто определялся на службу к князю).

Вообще плен, как источник рабства, известен с X в. Но в этом веке пленные поступали в рабство не к частным лицам, а к предводителям на войне, т. е. князьям, которые и делили их между своими сподвижниками в смысле дара: «Ольга (пленных древлян) овых изби, а других работе предасть мужем своим». С XI в. и частные воины получают непосредственно право на плененных ими, как на военную добычу («пленил боярин – боярина, гражданин – гражданина, смерд – смерда»). Тем не менее значительная часть пленников и тогда отделялась в пользу князя (в Московском государстве эта часть называлась пленниками «в государеве имени») и обращалась в служилых людей (см. «Обзор», ч. I, об иноземцах – служилых людях).

В вечное ли рабство поступали пленные или же только в временное, кабальное? По договорам русских с более цивилизованными народами (особенно греками), пленные должны были быть возвращаемы или в обмен, или же за выкуп, для чего выкупная цена пленных была таксирована (20 зол. по Договору Олега, ст. 9; и от 10 зол. до 5 зол., смотря по возрасту и качеству, по Договору Игоря, ст. 7). В случае несостоятельности пленного и, следовательно, невыкупа его, можно думать, применялось на Руси правило Закона Судного, по которому такие пленники остаются в рабстве до отработки цены выкупа. Этому предположению, на первый взгляд, может показаться противоречащим существование в тот же период права продавать пленных. Но это кажущееся противоречие разрешается тем же Законом Судным: по его постановлениям, пленник продается не в вечное рабство, а только до окончания отработки выкупа; продается право на остающуюся отработку выкупа, причем отработанная часть его засчитывается и покупщиком. Применением в земский период правила Закона Судного можно объяснить образование в Московском государстве постановления, что пленный поступает не в вечное, а пожизненное, кабальное холопство (его дети свободны; см. Указн. кн. вед. казначеев, ст. V, 17). Удержался ли этот закон в последующее время? Полагают[134], что нет: «В Уложении от этого указа (говорит проф. Сергеевич) не осталось ни малейшего следа». Действительно, Уложение (XX, 61) постановляет, что предметами сделок (приданной, купчих, завещаний и дарственных) могут быть холопы полные, докладные, купленные и полоняники (но не кабальные). Однако, след указа 1556 г., и след довольно яркий, есть и в Уложении, а именно: если литовские пленники, женившиеся на русских крепостных или старинных рабах в боярских дворах, а также пленницы литовские, вышедшие замуж за холопов, заявят, что не хотят ни возвращаться в Литву, ни оставаться «3; своих бояр», то могут жить «на воле, где кто похочет», даже со своими супругами, но при этом прибавляется: «…а которые литовские полоняники были у записки перед бояры, и похотели жить у тех же, у кого прежде того жили, – и те отданы тем людям, кто у кого живет» (XX, 69). Эта последняя прибавка, думаем, составляет ключ к уразумению предыдущего узаконения (ст. 71), т. е. пленники в XVII в. вообще не остаются в холопстве, если сами добровольно не вступят в него, и тогда становятся уже полными холопами. По общему же правилу, при заключении мира, пленники могут возвратиться в свое отечество или остаться жить в своем новом отечестве в качестве свободных граждан (ср. ст. 37). Впрочем, следует иметь в виду, что Уложение говорит о литовских пленниках и тем дает право предполагать, что не всякие пленники пользовались такой льготой, что к пленникам из восточных народцев едва ли применялись те же правила (см. XX, 99), хотя и с такими племенами уже заключались международные трактаты об освобождении, выкупе или размене пленных (см. Договор 1670 г. в П. С. 3., № 479). Зато правило, применяемое к литовским пленникам, не могло не применяться к пленникам из других европейских государств, как это именно и постановлялось в трактах со Швецией, например, в 1649 г. октября 19 (П. С. 3., № 19). Впрочем, в действительности, большая часть пленных, попадавшая в руки частных лиц, получала от своих владельцев земли и обращалась в крепостных крестьян (как и обыкновенные вольноотпущенные) или оставалась в качестве дворовых слуг. Остальные же пленные, поступая на службу к князю, получали привилегированное значение в государстве.