— И что же ты предпримешь? Опять убьешь кого-нибудь?
— Да! Да! Я с-с-сделаю нечто настолько ужасное, что ты даже не поверишь, что такое возможно. И это, Монро, будет уже на твоей совести. Если ты выдашь свою информацию, именно на тебя, прямо на тебя, ляжет ответственность за то, что я сделаю в следующий раз. Я категорически запрещаю тебе делать это. Поговори с Винтерсом. Поговори с В-в-вальдом. Поговори с Пэришем. Скажи им: они не имеют права опубликовывать эту ложь. Я — Полуночный Глаз! И если ты напишешь что-нибудь другое... моя реакция будет с-с-страшной.
— Ох-ох, к-к-как мне страшно.
— Ну что ж, тогда поговори со своей душой, когда я сотворю нечто невообразимое. Теперь все в т-т-твоихруках!
— Охолонись, парень! Возможно, я и смогу тебе немного помочь. Если ты поможешь мне, возможно, эта статья и не будет опубликована. Но только — может быть.
Последовала долгая пауза. Я услышал, как его дыхание стало замедляться.
— Ты говоришь об Эмбер Мэй?
— Именно.
— Пэриш пытался у-у-убить ее.
— Я это и сам знаю. Сначала он хотел выдать это за дело твоих рук. Теперь пытается свалить на меня. Но сделать это ему непросто — репутация, семья и все такое. Скажи, почему он вообще идет на подобный риск?
— Ни на что он не идет.
— Не понял.
— Он будет подгребать под тебя, но не воспользуется имеющимися у него... доказательствами, если только ты сам не станешь угрожать ему.
— То есть он что, блефует?
— Отчасти.
— А зачем ему все это?
— Ш-ш-ш. Не исключено, он попросит тебя сделать для него что-нибудь этакое, что-то такое, что ему позарез нужно. Вот тогда он и обратится к тебе.
— Что, например?
— Ну это же очевидно. Хочешь поймать свинью, думай как свинья. Напечатай свою статью и поймешь: я заставлю тебя пожалеть об этом!
Он с грохотом бросил трубку на рычаг. Эхо удара все еще колыхалось в моем ухе, когда я нажал кнопку «стоп» и перезвонил Кэрфаксу.
— Опять незарегистрированная линия, — сказал тот. — Все, что мы смогли узнать, это зональный код, он — наш. Звонок из наших мест. Ничего не понимаю.
— Значит, он использует шифратор.
— Можно было бы справиться с этим... Время у нас, в общем, было, но номер засечь мы так и не смогли.
— Джон, но ведь не может же он, черт побери, звонить ниоткуда.
— Разумеется, не может. Просто ума не приложу...
— Соедини меня с Дэном.
Винтерс проинформировал меня о том, что Пэриш и Вальд слушают меня по выносному динамику.
— Инг говорит, если мы обнародуем его имя, он сотворит что-то особо мерзкое.
— Этого ни в коем случае нельзя допустить, — сказал Вальд. — Надо играть как-то не так.
— А по-моему, парни, вы все с ума посходили, — прервал его Пэриш.
Минут через десять мы все же приняли решение. Вальд и я одержали верх над Пэришем. Винтерс в конце концов решил попридержать статью с идентификацией Глаза, возможно, чтобы попробовать повлиять как-то на него, когда он позвонит снова.
— Пора прекратить нянчиться с этим гадом, — резко сказал Мартин. — Мы знаем, как он выглядит. Мы знаем его имя. Боже Святый, Дэн, ну чего же еще можно ждать9
— Мы должны остановить его, и это все, — стоял на своем Вальд. — А этого достичь будет невозможно, если мы станем дразнить его. По крайней мере сейчас нужно переждать. Всему свое время.
— В самом деле? И сколько еще людей должно погибнуть?
Глава 21
Часом позже вертолеты все еще кружили в воздухе: Мы отправились забирать Иззи. В северном направлении шоссе оказалось опять перекрытым. Парни с шерифскими значками пристально всматривались в лица водителей бездействующих машин, между которыми с кипами листовок в руках сновали добровольцы группы поддержки. Ни о каких «постах трезвости» речь на сей раз не шла, все в открытую искали Вильяма Фредерика Инга.
У обочины стояло несколько автобусов ТВ и центральных газет. Репортеры опрашивали случайных прохожих из числа жителей каньона, брали интервью у полицейских. Сумели поговорить даже с нашим мэром. Он щурился от ярких лучей софитов, на его лице застыло выражение потрясения и гнева.
Движение — в город — было полностью перекрыто, ревели клаксоны, шипели радиаторы, грелись кондиционеры, грохотали магнитофоны, из раскрытых окон выглядывали лица одурманенных жарой людей. А жара и не думала спадать. Хотя солнце и уходило на запад, оно оставляло за собой пронзительно чистое, чуть ли не отполированное небо.
Грейс обмолвилась, что ей жаль этого самого Билли Инга. Я порекомендовал ей приберечь свои симпатии для более подходящего объекта. Пожалуй, это были единственные слова, которыми мы обменялись с ней на всем пути до Сан-Хуан-Капистрано.
Через полчаса Джо провел нас в гостиную своего дома, отошел в сторону, и мы увидели Изабеллу. Она смотрела на меня сияя. Ее дорожная сумка была упакована и стояла рядом с креслом. Тут же возвышалась палка. Изабелла надела новую одежду — просторную тенниску, украшенную псевдодрагоценными стекляшками и блестками. Парик был тщательно причесан и уложен, ресницы и щеки подкрашены, губы алели от яркой помады. Встретившись со мной взглядом, она сказала:
— Привет, маленький.
— Ты... — промолвил я и опустился около нее на колени. Заключил ее в объятия.
— Сегодня я возвращаюсь д-д-домой! — возвестила Изабелла.
— Очень уж долго тебя не было.
За моей спиной Грейс и Коррин знакомились друг с другом.
Странно все же, моя дочь ни разу, оказывается, не встретилась с родителями моей жены.
— Какая красивая блузка! — заметила Грейс.
Наступила неловкая пауза, которую нарушил Джо.
— Чай? Пиво? — спросил он.
— Нет, — сказала Изабелла. — Нет. Мы... мы... мы уже едем!
— Часа три назад начала собираться, — сказала Коррин. — А уж радовалась, словно ребенок, отправляющийся в «Диснейуорлд»!
Иззи покачала головой и двинулась к выходу.
— Даже б-б-больше того, мам.
— Она приготовила для тебя сюрприз, — чуть ветревоженно, как мне показалось, сказал Джо.
— О нет! — воскликнул я, мгновенно вспомнив, как Иззи обрушивала на меня грандиозные проекты по усовершенствованию нашего быта: до того стремительно, что я едва успевал от них уворачиваться. Она называла их сюрпризами.
— О да! — сказала Изабелла. — Но сначала д-д-домой.
Потом она долго обнималась и нежно прощалась с Джо и Коррин, словно расставалась с ними навсегда.
И вдруг с пронзительной ясностью я увидел в ее лице страх, что в самом деле это может быть так. Я отвел взгляд.
Наш дом.
Она колесила по первому этажу, прикасалась к знакомым предметам, периодически издавая удивленные, восторженные, удовлетворенные восклицания. Казалось, она ослеплена — словно присутствует при сотворении мира.
Открыла дверцу холодильника и ознакомилась с его содержимым.
— А кто мясо т-т-тушил?
— Я, — ответила Грейс. — Хочешь попробовать?
— Может быть, п-п-попозже.
На лифте Изабелла поднялась к себе в спальню. Сие хитрое приспособление исторгло из себя привычные скрипы-постанывания. При этих звуках я внезапно осознал, как же мне недоставало их в эти последние несколько дней.
Она продолжала осмотр дома. Немного постояла перед нашей свадебной фотографией. Погладила полированное дерево своего пианино. Легко прикоснулась к хрустальной колибри, отчего та качнулась.
Я услышал голос Грейс, тихо разговаривающей с кем-то по телефону.
— Мне ж-ж-жарко, — сказала Иззи.
— Сегодня больше ста градусов. Ну что ж, любовь моя, с возвращением тебя.
— Я люблю этот д-д-дом. И никогда больше не убегу из него.
Она потянулась к сумке, привязанной между ручками кресла, извлекла из нее маленький комок черной блестящей материи и протянула его мне. Я развернул его. Это был купальник.
— А сюрприз мой в том, что т-т-ты повезешь меня купаться. И тогда з-з-завтра все изменится.