13
На следующее утро я проснулся в восемь пятнадцать, чувствуя себя как самоубийца-неудачник. На второй кровати никто не спал. Без двадцати девять я выбрался из постели и прошаркал в ванную, где принял две таблетки аспирина и душ. В девять пятнадцать, едва передвигая ноги, я спустился в кофейню, где выпил два больших апельсиновых сока и три чашки черного кофе. Без десяти десять, уже менее неуклюже, но все еще медленно, я поднялся в свой номер и позвонил в службу секретарей-телефонисток. Во времена отчаяния только установившиеся привычки помогают придать естественный вид нашей неукрашенной жизни.
Звонила Пам Шепард и сказала, что будет звонить еще. Она просила передать, что дело не терпит отлагательства.
— Спасибо, Лилиан. Когда она снова позвонит, сообщи ей этот номер. — Я повесил трубку и стал ждать. Через десять минут раздался звонок.
— Спенсер, — представился я.
— Мне очень нужна помощь, — сказала Пам Шепард. — Необходимо поговорить с вами.
— Говорите.
— Не хочу говорить по телефону, мне нужно видеть вас, быть с вами рядом во время разговора. Я напугана до смерти.
— О'кей. Я к вам приеду.
— Нет. Мы не живем там больше. Вы знаете, где находится Плимут-Плантейшен?
— Да.
— Я встречу вас там. Следуйте по главной улице поселка, я к вам подойду.
— О'кей. Сейчас выезжаю. Увидимся около полудня?
— Да. Меня не должны найти. Никому не говорите, что собираетесь со мной встретиться. Никому не позволяйте следить за вами.
— Не хотите намекнуть, в чем ваша проблема?
— Нет. Давайте встретимся там, где договорились.
— Буду там.
Я повесил трубку. Десять тридцать. Дорога до Плимута не должна занять более получаса. Одежда Сьюзен все еще висела в шкафу. Она вернется за ней и за своей косметичкой. Она, видимо, совсем рассудок потеряла от ярости, если забыла столь необходимые вещи. Вероятно, поселилась в другом мотеле. А может быть, в другом номере здесь же. Могу подождать час. Быть может, она еще вернется за своими вещами. Я взял из ящика стола лист бумаги и конверт, написал записку, вложил в конверт, запечатал и написал сверху имя Сьюзен. Принес из ванной косметичку Сьюзен и положил ее на стол. Установил рядом вертикально конверт с запиской и сел на стул у двери в ванную.
В одиннадцать тридцать кто-то тихо постучал в мою дверь. Я встал, вошел в ванную и спрятался за открытой дверью. Стук повторился. Ожидание. Потом в замке щелкнул ключ. Сквозь щель возле дверной петли я видел, как открылась дверь номера. Вошла Сьюзен. Вероятно, взяла ключ у дежурного. Видимо, сказала, что потеряла свой. Она скрылась из виду, когда прошла к столу, на котором лежала записка. Я слышал, как она вскрыла конверт. Записка была следующего содержания: «В ванной притаился полный идиот. Требуется поцелуй прекрасной женщины, чтобы он снова стал прекрасным принцем». Я вышел из-за двери в комнату. Сьюзен опустила записку, повернулась и увидела меня. Выражение лица ее не изменилось, когда она приблизилась ко мне и чмокнула в губы. Потом отступила на шаг и внимательно меня осмотрела. Покачала головой:
— Не сработало. Ты по-прежнему полный идиот.
— Это был низковольтный поцелуй, — сказал я. — Для превращения полного идиота в прекрасного принца требуется высокое напряжение.
— Попробую еще раз, — сказала она. Обняла меня руками, и я впал в послеоргазменное расслабление, не издав ни звука. Даже без прекращения поцелуя. С близкого расстояния я заметил, что глаза Сьюзен все еще закрыты.
Я оторвал свои губы от ее и спросил:
— Хочешь поехать в Плимут-Плантейшен?
Сьюзен открыла глаза и на мгновение прижалась лицом к впадине между моей шеей и плечом. Потом оторвалась от меня, открыла глаза и кивнула:
— О'кей, принц, поехали в Плимут.
Наши одежды в одной куче валялись на полу, и, пока мы в них разобрались, наступил полдень.
— Опаздываем, — заметил я.
— Я и так безумно торопилась, — сказала Сьюзен. Она красила губы перед зеркалом, слегка наклонившись над комодом.
— Все получилось довольно быстро, — сказал я. — Всего за полчаса путь от полного идиота до прекрасного принца. Я думаю, это соответствует общепризнанному определению быстрого акта.
— Ты сам торопился увидеть Плимут-Плантейшен. Я бы предсказала другое решение с твоей стороны, если бы нужно было выбирать между чувственными утехами и исторической реставрацией.
— Мне нужно встретиться там с одним человеком, и твое присутствие может помочь. Быть может, чуть позже мы сможем пересмотреть наш выбор.
— Я готова.
И мы прошли из номера к моей машине. По пути, выехав на шоссе № 3 в сторону Плимута, я рассказал Сьюзен то немногое, что сам знал о предстоящем деле.
— А она не запаникует, если увидит рядом с тобой меня? — спросила Сьюзен. — По-моему, она просила приехать тебя одного.
— Мы не пойдем искать ее вместе. Когда я найду ее, объясню, кто ты, представлю. Ты когда-нибудь бывала в Плантейшене?
Она кивнула.
— Тогда ты можешь пройти по главной улице чуть вперед и подождать, пока я окликну тебя.
— Вечная женская доля, — вздохнула она.
Я хмыкнул. Слева появился указатель с надписью «Дорога на Плимут-Плантейшен», и я повернул. Дорога извивалась между лугов и вела к группе сосен. За соснами располагалась стоянка, у края которой стояла будка. Я остановил машину, Сьюзен вышла, прошла вперед, заплатила за стоянку и зашагала дальше. Когда она скрылась, я последовал тем же маршрутом. За будкой стоял сельский дом, в котором размещались магазин сувениров, закусочная и справочное бюро. Я миновал его и направился по грунтовой тропинке мимо высоких сосен к самой плантации. Несколько лет назад я прочитал огромную книгу Самуэля Элиота Моррисона по истории Америки и заинтересовался настолько, что отправился на восток к местам реставрации селений первых колонистов. Самым ослепительным был Вилльямсбург, величественным — Стербридж, но Плимут-Плантейшен всегда доставлял особое удовольствие.
Я обогнул административное здание и увидел блокгауз из темного дерева, частокол вокруг маленького городка, а за ним — океан. Местность была окружена лесами, и если постараться, то можно не заметить ни малейшего признака двадцатого века. А если нет, то дальше на побережье можно увидеть ресторан «Берта» и чей-то еще мотель. Но на мгновение я мог отступить во времени, как и при каждом приезде сюда, и ощутить себя членом маленькой кучки фанатичных христиан среди дикой природы Америки семнадцатого века, почувствовать одиночество, как чувствовали его они, ничтожные, заброшенные, но полные решимости среди бескрайних лесов.