— Но очень хочу узнать. А ты?

— Я боюсь, — сразу ответила Юля. — Юрку убили из-за этого...

Она поискала слово и с ненавистью договорила:

— раритета...

Несколько минут мы сидели молча, размышляя каждая о своем.

— Тебя уже в милицию вызывали? — наконец деловито спросила я.

— Нет. А должны?

— Думаю, да. Ты была его единственным близким человеком.

— Думаешь, меня найдут?

— Найдут! — ответила я уверенно, вспомнив нашу Веронику.

— Да я же ничего не знаю!

— Зато можешь догадываться, — ответила я.

Юля вздрогнула.

— Ну, знаешь! Если я о чем-то и догадаюсь, то в милиции этого не скажу.

— Почему?

— Жить хочу! — ответила она с нажимом.

Налила в бокал еще вина и залпом выпила. Со стуком, как у меня, впечатала стакан в стол. Вытерла губы.

— А как же Юра? — спросила я, отбрасывая деликатность. — Пускай его убийца гуляет? Не наказанный, да?

Юля вздрогнула и заплакала. Мне стало ее жалко.

— Тебе хорошо говорить, — прошептала Юля, размазывая слезы по лицу. — Тебя это не касается. А мне страшно! Знаешь, как страшно!

— Знаю, — ответила я, треснувшим голосом. Откашлялась и повторила:

— Знаю. Но меня это касается.

Юля быстро подняла голову.

— Он мне хочет что-то сказать, — объяснила я, прекрасно зная, как сейчас выгляжу. — Юра. Но я не могу понять. А вдвоем мы сможем.

Юля безмолвствовала. Только ее глаза раскрылись широко-широко. И плакать она перестала.

— Ира?!

Она не договорила.

Я встала и сказала:

— Спасибо за угощение. Ты потрясающая хозяйка.

Юля поднялась с табуретки и пошла следом за мной по полутемному коридору.

Я обулась, стараясь не столкнуться с ней взглядом. Выпрямилась.

— Ира? — повторила Юля неуверенным голосом.

— Я не могу сейчас, — оборвала я ее. — Потом, ладно?

Она кивнула, потрясенная, испуганная.

— Ничего не бойся, — сказала я. — Нас теперь двое.

Она снова молча кивнула. Из гостиной, задрав хвост трубой, вышла голубоглазая Соня и уверенно двинулась ко мне. Наверное, принесла очередное послание.

Но я торопливо открыла дверь и выскочила из квартиры.

Можно сказать, сбежала.

Боюсь, что слишком часто повторяюсь, но все же повторюсь.

Спала я очень и очень плохо.

Сны, которые снились мне этой ночью, можно смело назвать шизофреническими. Самая жуткая и неприятная мешанина, которую я видела в жизни.

Мне снилось, что я живу в одной комнате с цыганской семьей. Женщин было много, мужчин мало. И еще помню множество маленьких детишек, которые носились по комнате и не давали мне ни минуты покоя.

Помню, что я решила навести в комнате порядок и принялась выметать веником мусор из-под огромного пианино, занимавшего половину комнаты. Мусор был странный: какие-то отвратительно пахнущие предметы, упакованные в бумагу. Помню, что я долго размышляла, посмотреть мне, что в свертке, или лучше не надо. Мудро решила воздержаться и, как апофеоз, вымела из-за пианино половину лошадиной туши. Лошадь при жизни была белой. Помню, что меня совершенно не удивила моя жуткая находка. Я только зажала нос, отошла подальше и принялась с тоской размышлять, как же я одна вынесу на улицу этот полуразложившийся труп.

В таком положении я и проснулась. Нос был крепко зажат рукой, тело плавало в холодном поту.

Первое чувство, которое я испытала, было облегчение оттого, что мне не нужно убирать тухлую лошадиную тушу.

Потом я нащупала на стене выключатель и зажгла бра. Над моей головой вспыхнула неяркая лампочка.

Я посмотрела на часы. Половина четвертого.

Я поднялась с дивана и подошла к окну. Ночь еще оставалась хозяйкой положения, но к городу уже неотвратимо приближался ранний весенний рассвет. Горизонт переливался всеми оттенками густого синего бархата, луна бледнела, и на глазах превращалась в свой призрак.

Призрак!

Я вздрогнула и обернулась. Комната была пуста.

«Чего ты боишься, глупая, — укорила я сама себя. — Ну, что плохого тебе может сделать бесплотный дух? И потом, с какой стати духу Казицкого тебе мстить? Убила-то его не ты!»

И тут же негромко звякнула ложечка в стакане.

Перед сном я выпила чашку чая и оставила стакан возле дивана, на столике. Чайная ложка торчала из него.

Я подошла, внимательно осмотрела стакан и ложку. Вполне устойчивое положение.

— Что тебе нужно от меня? — спросила я вслух, но не очень громко. Боялась разбудить папочку.

Ответа, разумеется, не получила. Ложка осталась неподвижной, и я даже подумала, не примерещилось ли мне?

«Насмотрелась голливудских фильмов, — укорила я себя, но уже мысленно, не вслух. — Одно дело кино со спецэффектами, другое дело реальность. И никакие монеты у тебя по стенке ползать не будут, как в том фильме. Хороший фильм, кто ж спорит? Но в жизни ничего такого не бывает. Не бывает, поняла?»

Я вернулась на диван, улеглась, но свет погасить отчего-то не решилась. Хотя призраков и не бывает.

Уснула я незаметно и остаток ночи провела без снов.

Утро порадовало меня мелким осенним дождиком. Люблю в такую погоду сидеть дома, уютно устроившись на диване с книжкой и чашкой горячего чая. Вот и сегодня никуда не пойду. Займусь, наконец, собственными проблемами. Полистаю справочники.

Но моим благим намерениям в очередной раз не удалось сбыться.

Не успела я привести себя в божеский вид, как в дверь зазвонили.

Я быстренько причесалась и посмотрела в глазок.

На площадке стоял незнакомый мне человек мужского пола. За его спиной маячила противная лисья мордочка Вероники.

— Может, дома нет? — спросил вполголоса мужчина.

— Дома, дома! — поспешно заверила Вероника. — Вы звоните, звоните! Ирка в отпуске, а отец у нее ненорма...

Тут я распахнула дверь, и соседка умолкла на полуслове.

— Ирочка! — радостно вскричала она. — А это следователь, который дело ведет! Ну, об убийстве Ка...

— Я поняла, — сухо перебила я. — Чем могу служить?

Следователь открыл было рот, но Вероника не позволила ему затрудниться.

— Так убили-то его недалеко от того места, где вы с Лешкой по вечерам сидите!

— Да что ты! — так же сухо удивилась я.

— Ну, да! — наивно округлила глаза соседка. — Вот я и сказала следователю, может, вы что-то заметили... Вы же вечно там за полночь гуляете!

И в ее маленьких глазках мелькнул и пропал злорадный огонек.

— Спасибо, — наконец смог вклиниться в беседу мужчина в штатском. — Вы можете идти.

— Да не за что! — замахала руками Вероника. — Чего там! Все мы помогать друг другу должны! Что ж я, не понимаю, что ли?

— Проходите, — сказала я мужчине, проигнорировав торжествующую соседку.

— Спасибо, — пробормотал тот. Вошел в коридор и тут же быстро прикрыл дверь. Приложился к ней ухом и показал мне жестом: молчок! Потом оторвал голову от двери, заглянул в глазок и опять-таки жестом спросил: куда идти?

— На кухню, — ответила я, ничуть не удивившись таким предосторожностям. Мне ли не знать, что Вероника сейчас торчит под моей дверью и в упоении ловит каждый звук!

Мужчина нагнулся и принялся развязывать шнурки на туфлях.

— Можно не разуваться, — предложила я, но без особого энтузиазма.

— Ничего, мне не сложно, — ответил на удивление хорошо воспитанный работник следственных органов. Таких только в кино показывают.

Наконец он снял туфли и пошел вслед за мной на нашу небольшую, но уютную кухоньку.

— Извините за беспорядок, — сразу начала я оправдываться. — Мы завтракали...

— Ничего-ничего, можете продолжать, — разрешил мне следователь.

— Присоединяйтесь, — предложила я.

— Чашку чая, если можно.

— Можно.

Я налила следователю чай, вытерла салфеткой стол и пригласила:

— Располагайтесь.

Он в сомнении оглянулся назад, в коридор. Подошел к кухонной двери и плотно прикрыл ее.

— Компетентная женщина, — поделился он со мной, возвращаясь к столу. — Просто оторопь берет.