Маша покраснела, с головой выдав себя.

– Ясно, – Макс вздохнул, – ты, наверное, хочешь знать, что происходит.

Девушка кивнула.

– Знаешь, я до сих пор уверен, что ты виновата в сложившейся ситуации, – не сдержался он, повысив голос, но силой воли заставил себя успокоиться. – Не нужно было попадаться на провокации Лобковой и распускать руки. Из-за этого у нас появились проблемы.

– Она добивается моего увольнения?

– Да, – не стал утаивать Макс, – тебе известно, что наши родители создали эту компанию. Когда отец решил, что мы с Леонидом готовы управлять вместо него, то он отписал нам по двадцать процентов акций, оставив себе лишь десять. Как ты сама понимаешь, остальные пятьдесят – остались у Лобкова, но их семья оказалась в затруднительном финансовом положении и они продали часть акций, оставив себе лишь двадцать процентов. Пятнадцать – приобрели несколько акционеров, а остальные купил Леонид. Вместе с моими у нас большинство, а значит – решающий голос.

После вашей с Милой стычки она пожаловалась своему отцу, а он – моему. Поскольку наши семьи очень близки, то, естественно, мои родители приняли её сторону и подняли вопрос о твоем увольнении на совете директоров.

Макс огорчённо поморщился.

– Я оказался в затруднительном положении. С одной стороны, я не хочу терять лучшего сотрудника, а с другой, – на меня давят отец и совет директоров. Честно говоря, я уже готов был сдаться, но неожиданно мой брат вступился за тебя.

Маша удивилась.

– Но отец не унимается, а противостоять ему может только Леонид. Сегодня снова будем говорить о твоем увольнении, – с сожалением в голосе произнес он.

– Я доставляю тебе слишком много хлопот, – расстроенно проговорила Маша. Макс не ответил.

Швецова пробормотала извинения и вышла из кабинета. Сев за свой стол, она взяла чистый лист бумаги и начала писать заявление об уходе.

***

Совещание уже длилось пятнадцать минут, когда она, постучав, вошла под укоризненными взглядами присутствующих. Мила тоже присутствовала, восседая на стуле возле своего отца, словно королева. На её лице сияла победная улыбка, а Макс, наоборот, был мрачным, словно туча, и по сравнению с рядом сидящим братом казался жалким. Маше сразу стало понятно, что её начальнику приходится тяжело и его решимость тает.

– Тебя сюда не звали! – ядовито проговорила Мила. Но, к её досаде, Мышкина улыбнулась и подошла к Максу. Проигнорировав всех, она положила руку ему на плечо и поцеловала в щеку.

– Спасибо за все, – прошептала она и протянула лист бумаги.

Его глаза удивленно раскрылись, когда он понял, что это заявление об уходе. Он протянул его Леониду. Тетерев остался невозмутимым.

– Отказать! – твердо сказал он, разорвал лист пополам, а затем спокойно произнес: – Итак, господа, на чем мы остановились?

– Сначала пусть выйдет посторонняя, – сказал один из членов совета директоров.

– Разве? – ухмыльнулся Леонид. – А как по мне, Мышкина, как никто, здесь к месту. Мы ведь её увольнение обсуждаем.

– Пусть остается, это будет даже забавно! – насмешливо произнесла Мила.

Тетерев пронзил Лобкову странным взглядом и стал резко выстреливать словами:

– Кто здесь действительно посторонний, так это ты, Мила, поэтому прошу тебя удалиться!

По залу прошёл ропот негодования.

– Леонид, ты много на себя берёшь! – строго сказал его отец. Но, как и ожидалось от старшего сына, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Напротив, казалось, что он вообще расслабился.

– Поправьте меня, если я окажусь не прав, – произнёс с улыбкой превосходства Тетерев. – На совещании могут присутствовать лишь держатели акций и непосредственно сотрудники компании, а Мила ни к тем, ни к другим не относится.

Повисла гнетущая тишина. Действительно, владельцем акций являлся отец Милы, а она была просто его дочерью. По крайней мере, до тех пор, пока он не перепишет акции на нее. Лобкова возмущенно взвизгнула, но её отец одним лишь взглядом заставил девушку замолчать.

– Несмотря на это, я не против, чтобы Мила осталась, – милостиво разрешил Леонид. – Но если она произнесёт хоть одно слово, ей придется покинуть эту комнату.

Всеобщее молчание означало согласие. Получив желаемый результат, Тетерев продолжил.

– Прежде чем вынести на голосование вопрос о неоправданном увольнении Виолетты Мышкиной, я решил напомнить вам, что мои личные инвестиции, а также капитал в компании составляют почти сорок пять процентов, и я подумываю извлечь его из общего оборота.

– Это безумие! – воскликнул Лобков. – Это крах всей компании!

Лёня приподнял бровь, его лицо стало жестким.

– Тогда вам лучше считаться с моим мнением, – и от того, как он это произнёс, ни у кого не осталось и капли сомнений, что он поступит так, как пригрозил.

– Зачем ты это делаешь?! – со злостью крикнула Мила.

Леонид медленно улыбнулся.

– Я не могу потерять ни одного сотрудника из-за капризов избалованной девицы, – иронично произнес он, и Мила раздраженно выбежала из кабинета. – Итак, приступим к голосованию!

Маша стояла рядом с Максом и ни на секунду не отводила от любимого взгляд. Он был восхитителен. И если бы можно было ещё раз влюбиться в него, она бы так и сделала. В голове крутилось множество вопросов, но самый главный: «Зачем он пошёл против всех ради той, кого сам ещё недавно хотел уволить?»

Никто не посмел проголосовать против увольнения Мышкиной, и Маша понимала, что это – только благодаря откровенному шантажу со стороны Леонида.

Взгляды акционеров, полные недоумения, впивались в Швецову все то время, пока один за другим они покидали зал заседаний. В комнате остались лишь Тетеревы и она.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь? – накинулся отец на Леонида, и от его громогласного голоса Маша сжалась от страха.

Даже Макс неосознанно вжал голову в плечи, словно был провинившимся мальчишкой, боявшимся строгого папу. Единственный, кто остался невозмутимым и спокойнымбыл Леонид.

– Ты настроил всех против себя! – бушевал старший Тетерев.

– Папа, не стоит так волноваться, подумай о своем сердце.

– Не смей меня поучать! – взорвался отец.

– А ты не смей повышать на меня голос при посторонних, – тихо, но от этого не менее серьезно произнёс Лёня.

На мгновенье старший Тетерев замер. Он осознал, что напрочь забыл о присутствующей здесь девушке, тихонько сжавшейся в углу. Он был зол на неё, так как она посмела избить Милочку. И вспоминая, как девочка отчаянно плакала на его плече, сердился ещё сильнее. И хоть, глядя на Мышкину, было сложно представить, что она могла поднять на кого-либо руку, он все же бурлил от негодования.