Джорджиана покачала головой:
— Я злилась только в самом начале. Слава Богу, что он сегодня оказался здесь!
— Кажется, я слышу похвалы в мой адрес? — Вышедший из кабинета «Скорой помощи» Алан широко ей улыбнулся. — Мне следовало бы устроить вам хорошую выволочку. Вас ведь могли убить! Как бы это выглядело в моем послужном списке?
Джорджиана встала и обняла Алана.
— Спасибо, что спасли Максиму жизнь.
— Этот ваш жених — тот еще фрукт. Он был абсолютно спокоен, когда рассказывал мне о своем нежданном госте. Дехуп не признался в том, что знаком с вами. Конечно, из-за этого и начались неприятности. Когда мы приехали, этот вопрос задавался уже под дулом пистолета. Ваша интуиция вас не подвела. Остается только благодарить Бога за то, что я смог в него как следует прицелиться.
— Он убит?
Джорджиана задала этот вопрос, несмотря на то что знала на него ответ. Алан кивнул.
— Так что перед судом теперь должен будет предстать только тот человек, который сидит в тюрьме. Не думаю, чтобы его дружки еще раз поставили на хромую лошадку. После этого случая он останется без поддержки. Больше проблем я не предвижу.
Он ответно обнял ее.
— А теперь идите наверх. Можете не спешить. Я подожду.
Поднимаясь в лифте, Джорджиана мысленно перебрала целый десяток объяснений, но все они звучали неубедительно. Как она может извиняться за происшедшее? Максима могли убить! Ей следовало предостеречь его, дать ему шанс подготовиться к такому варианту развития событий! Но она этого не сделала, считая, что он будет в большей безопасности, ничего не зная.
Целую минуту она стояла у двери в палату, не решаясь войти. Подходящих слов не находилось. Наконец она открыла дверь.
Он лежал на кровати почти плашмя, и лицо под загаром было страшно бледным. Но при виде ее его глаза засверкали.
— Привет, Джорджи!
Она никогда не считала себя слезливой, но в течение последних нескольких часов плакала почти без остановки. И сейчас глаза у нее наполнились слезами, которые сделали его лицо размытым.
— Ах, Максим, мне…
— … жаль, так жаль! — договорил он за нее с ласковым смехом.
Джорджиана вздрогнула и возмущенно выпрямилась.
— Может… может, тебе это и кажется смешно, но… но… это ничуть не смешно! — сказала она, и голос у нее странно сорвался.
— Джорджи, иди сюда, — нежно приказал он, протягивая к ней руку. — Ну же! — подбодрил он ее, когда она упрямо осталась у порога. — Или тебе кажется, что я недостаточно много за тобой бегал?
— Ты хочешь сказать, что с этой минуты бегать за тобой должна я? — проговорила она уже более уверенным тоном, медленно приближаясь к его кровати.
Он улыбнулся, и щеки у него чуть-чуть порозовели.
— Мне кажется, что нам обоим можно оставаться на месте. Так заниматься любовью гораздо удобнее.
Пальцы Максима сжались на ее руке — теплые, сильные… его.
— Я не хотела, чтобы все так получилось, — тихо сказала она, жадно рассматривая его лицо, словно они не видели друг друга уже много месяцев, а не считанные часы. — Я не хотела, чтобы из-за меня ты подвергался опасности. И ты только посмотри, что с тобой случилось!
— В том, что со мной случилось, виноват я сам. Я знал, что рискую, продавая твою фотографию без твоего согласия. Мне хотелось сделать тебе сюрприз. В худшем случае я ожидал судебного иска, но никак не пули.
— Не надо шутить по этому поводу. Это было слишком ужасно.
Он потянул ее за руку.
— Мне надо, чтобы ты придвинулась поближе, Джорджи. Мне холодно.
С тихим вскриком облегчения Джорджиана склонилась к нему и покрыла его лицо нежными поцелуями. Она даже не стала протестовать, когда он притянул ее к себе и заставил лечь рядом.
— Ну вот, так гораздо лучше, — сказал он, когда она устроилась рядом с ним и снова заплакала. — Ты превращаешься в настоящий фонтан, малышка Джорджи! — ласково пожурил он ее. — Ты и в суде так выступаешь в защиту своих клиентов?
Она подняла голову и заглянула ему в лицо.
— Ты и об этом знаешь? Он кивнул:
— Я знаю все. Ну, почти все. Я знаю, что ты — адвокат из Мэриленда. Знаю, как ты попала сюда, в Плауден. Алан рассказал мне все: это было нечто вроде обмена информацией. Я даже знаю, какую роль тут сыграла Кора.
— И ты прощаешь меня за все мои обманы? — еле слышно произнесла она, опуская глаза.
Он нежно заставил ее снова поднять голову.
— Помнишь, я говорил тебе, что не все могут изменить мир, но существуют такие люди, которые делают то, что могут, и это благодаря им земля еще вертится… Ты относишься к числу этих бесценных людей, Джорджи. Я с первого взгляда понял, какая ты необыкновенная.
Джорджиана кивнула, чувствуя, как ее переполняет невероятная любовь к нему.
— Ты и правда понял, почему я так поступала?
— Да.
Она улыбнулась ему сквозь слезы.
— Тогда я не понимаю, чего ты обо мне не знаешь.
— Я не знаю дня нашей свадьбы, малышка Джорджи. Вот что ты должна мне сказать.
Кончиками пальцев она проследила дуги его бровей.
— Мне всегда нравились декабрьские свадьбы. Но конечно, я не хочу жить в этом музее, который ты называешь домом. — Мгновенно устыдившись собственных слов, она прикусила губу. — Ох, Максим, твою гостиную совершенно разгромили! Украшения разбиты, столы перевернуты…
Его грудь у нее под щекой затряслась от смеха еще раньше, чем он расхохотался вслух.
— Барнса хватит удар! — согласился он между взрывами смеха, а немного успокоившись, добавил: — Знаешь, Джорджи, может, и стыдно так говорить, но я никогда не любил эту комнату. И потеря нескольких безделушек, пусть даже антикварных, нам особенно не повредит. Мы обставим ее заново.
Джорджиана покачала головой:
— Я не хочу, чтобы мои дети росли в такой затхлой атмосфере.
— Твои дети? — переспросил он, и в его глазах зажглась страсть. — Наши дети, — поправил он ее. — И если ты будешь вести себя очень хорошо, то, может быть, я и устрою тебе сюрприз, когда выйду из больницы.
— Давай жить на той ферме в Вермонте, — предложила она.
Максим покачал головой:
— Там слишком холодно. Но есть одно место, куда мне хотелось тебя привести с первого дня, как я тебя увидел.
— Надо полагать, там стоит кровать, — самодовольно предположила Джорджиана.
Губы Максима изогнулись в нетерпеливой улыбке: он представил себе, как Джорджиана, роскошно нагая, лежит под ним на кровати-шхуне, которую заказал себе Биллем Дехуп.
— Знаешь, а ты угадала!