– В своем ли вы уме, сударыня? Неужели вы убеждены в возможности осуществления подобного проекта? В какой бы форме его ни совершили, он будет незаконным. Закон не может признать действительной подпись в акте о разводе, поскольку она перечеркивается торжественно принятым обязательством любить, уважать супруга и повиноваться ему.

Выслушав эти слова, госпожа Грей побледнела и оперлась на каминную полку.

– Нет, милая госпожа Грей, ничего не выйдет! Гейтс очень хорошо это знает, и я не ошибусь, если предположу, что, уже соединенный с вами священными узами брака, этот человек будет смеяться над вашей доверчивостью!

– Если ваши слова справедливы, господин Уотерс, – в отчаянии вскрикнула несчастная, – то я разорена, я погибла! А дитя мое! Милое мое дитя! Куда же мы с ним денемся! О! Если бы небо сжалилось над нами и мы воссоединились в могиле с его отцом!

– Не отчаивайтесь, сударыня! – воскликнул я взволнованным голосом. – Удостойте меня своим доверием: надежда еще не потеряна.

Поддавшись моим долгим уговорам и просьбам, молодая женщина рассказала мне о своей жизни, и ее печальное повествование постоянно прерывалось горькими рыданиями.

– Я единственная дочь одного английского торговца, которого безрассудная расточительность довела до нищеты. Отец мой не смог перенести утраты доверия и своей кредитоспособности, своего доброго имени и состояния – он умер. Незадолго до того, как меня постигла эта горестная утрата, лишившая меня единственной опоры в жизни, я познакомилась с Джоном Греем, единственным сыном одного торговца из Восточной Индии, человека необыкновенно скупого и корыстолюбивого.

– Вы говорите о господине Иезекиле Грее? – спросил я.

– О нем, сударь, его сын полюбил меня. Но поскольку было бы бесполезно просить согласия моего отца на брак, который мы хотели оформить перед людьми, как совершили его перед Богом, зная, что наша просьба натолкнулась бы на отказ, то брак мы заключили спустя десять месяцев после смерти моего отца. Знакомый моего мужа, адвокат Гейтс, который в то время был в почете, и моя горничная, Анна Кроуфорд, стали свидетелями при нашем венчании, состоявшемся в церкви Святого Илария.

Мы жили бедно, на одно только небольшое жалованье, назначенное Джону его отцом. Так прошло девять лет, и вот минуло уже пятнадцать месяцев с того дня, когда господин Грей решил отправить своего сына в Бомбей для завершения одного дела, уже долгое время находившегося на рассмотрении в суде. Еще до отъезда моего мужа было решено, что ради здоровья нашего сына и сокращения расходов мне с ребенком следует отправиться на все время его отсутствия на остров Гернси. Господин Гейтс был выбран доверенным лицом, через которого мой муж пересылал мне письма и деньги на наше с сыном содержание. Спустя четыре месяца после отъезда Джона в Бомбей его отец скоропостижно скончался, и я со дня на день стала ожидать возвращения моего мужа. Однажды утром господин Гейтс, свидетель нашего венчания, приехал в Гернси и объявил мне о неожиданной кончине моего бедного Джона. Его обхождение со мной было странным и дерзким, он ясно дал мне понять, что без его попечительства мое дитя и я быстро окажемся на грани крайней нищеты, и объявил, что я лишусь его покровительства, если не соглашусь выйти за него замуж. Одолеваемая скорбью, полная необъяснимых сомнений и страхов, я решилась немедленно отправиться в Лондон.

Гейтс достал копию духовного завещания господина Иезекиля Грея. В этом завещании Джон был назначен законным наследником всего имущества отца, с передачей прав на него, если в случае смерти Джона не останется прямого наследника мужского пола, племяннику своей жены, господину Шельтону.

– Этот господин Шельтон не из Найтсбриджа ли? – спросил я госпожу Грей.

– Именно так, сударь, и если бы Джон был жив, то получил бы наследство с обязательством выплатить господину Шельтону пять тысяч фунтов стерлингов. Я, разумеется, полагала, что мой сын станет наследником имущества своего деда, но Гейтс нагло заявил мне, будто я ничем не смогу доказать, что я законная супруга Джона и мать его сына. Он же, свидетель моего брака с Джоном, будет молчать, если я откажусь от союза с ним. «Имя, которое вы носите, – прибавил этот низкий и подлый человек, – вам никак не поможет, оно очень часто встречается в регистрационных списках приходских книг церкви Святого Илария, а из свидетелей вашего венчания один уже покойник, а другой безмолвствует». Я отправилась к господину Шельтону и умоляла его смилостивиться, но меня с позором выставили из дома, а мои слова приняли за клевету. Наконец, продав свои драгоценности, все мало-мальски ценные вещи и одежду, чтобы обеспечить своему сыну и себе возможность хотя бы самого скромного существования, доведенная до последней крайности, я решилась принять предложение Гейтса, основываясь на его обещании предоставить мне полную свободу.

Молодая женщина замолкла, рыдания заглушили ее речь.

– Успокойтесь, сударыня, – обратился я к ней, – приободритесь! Огонь надежды ярко освещает этот мрачный лабиринт. Гейтс затеял рискованную игру, но будьте уверены, что он попадется в собственные сети.

Стук дверного молотка прервал наш разговор: это явился Гейтс.

– Помните, сударыня, главное – спокойствие, будьте сдержанны, обещайте все, что потребует Гейтс. Я вас покидаю. До завтра.

Я спустился к мистеру Робертсу, а Гейтс вошел в дом, совершенно не подозревая о том, что я побывал в нем.

Утром следующего дня сослуживец Джексон пришел навестить меня. Ему удалось узнать от Риверса, что Гейтс получил из одного торгового дома в Индии банковский билет в пятьсот фунтов стерлингов и что он, Риверс, обменял билет в английском банке на наличные деньги. В конверте, помимо кредитного билета, находились часы и другие ценные вещи.

– Любезный Джексон, – сказал я своему сослуживцу, пожав ему руку, – вы сообщили мне такие ценные сведения, что у меня появилась возможность отправить господина Уильяма Гейтса в ссылку.

Я поспешил к главному суперинтенданту полиции и коротко, но достаточно ясно рассказал ему о деле госпожи Грей.

– Примите к сведению, милейший господин Уотерс, – сказал мне начальник, – что весьма важно не терять из виду господина Шельтона и наблюдать за всеми его поступками и действиями.

– Я уже думал об этом, – ответил я с улыбкой.

Я отправил жену за госпожой Грей и узнал от нее, что господин Гейтс непременно требует, чтобы обряд бракосочетания был совершен утром следующего дня.

– Соглашайтесь, – сказал я, – напишите, что вы готовы принять его предложение и что завтра в девять часов утра вы прибудете вслед за ним в церковь.

Два часа спустя мы с Джексоном постучались в дверь дома господина Шельтона и тут же были проведены к нему. Хозяин помертвел, увидев в своей гостиной меня.

– Господин Шельтон, – начал я, – вы догадываетесь о причине моего посещения, как я могу судить по выражению вашего лица.

– Совсем не… – пробормотал он в замешательстве.

– Извините меня за прямоту, но я не верю, что вы вместе с господином Гейтсом состоите в заговоре, цель которого – лишить госпожу Грей и ее сына всего имущества, по закону им принадлежащего.

– Боже мой! – вскрикнул несчастный. – Что вы хотите этим сказать?!

– Госпожа Грей не имеет намерения строго наказывать вас, но, чтобы стать достойным ее милосердия, вы должны помочь нам разоблачить господина Гейтса. Поэтому вы сию же минуту предъявите мне все номера банковских билетов, которые Гейтс получил в обмен на удостоверяющее письмо, а также посылки, присланные вам бомбейским корреспондентом.

– Извольте, – пробормотал джентльмен, направляясь к конторке, – вот письмо.

Я пробежал его глазами.

– Я очень рад, милостивый государь, что ваши действия были неумышленны. Ведь содержание этого письма не могло открыть вам истину, и потому вы пребывали в заблуждении. Деньги и перечисленные в письме вещи были отправлены умирающим мужем своей жене, которая вскоре должна была стать вдовой, и сыну, почти круглому сироте, при посредничестве господина Гейтса, который все присвоил себе.