Этот день, 15 декабря, Жюльен никогда не сможет забыть, все время вспоминая чувство безнадежности и отчаяния, охватившее ее, когда в 7 часов вечера грузовик навсегда остановился. В темноте фургона она слушала, как Кенди пытается завести мотор… еще… и еще… бесконечное количество раз. Бесполезно… Жюльен стало казаться, что это лишь ночной кошмар, когда дверца кабины открылась и заставила ее понять, что все происходит на самом деле.

- Жюли, - услышала она тихий шепот. – Жюли.

Жюльен приблизилась к выходу и увидела Кенди, стоявшую снаружи. Посреди белоснежной пустыни, по колено в снегу, Кендис Уайт смотрела на Жюльен таким взглядом, какого той еще не приходилось видеть. На мгновение Жюльен показалось, что она смотрит на ангела на стене церкви в ее родном городке. Когда она была ребенком, этот ангел с карающим мечом казался ей воплощением всего самого прекрасного и самого ужасного на земле и на небесах. А теперь на лице молодой американки застыло такое же выражение.

- Кенди, что случилось? – спросила Жюльен, боясь услышать ответ.

- Грузовик уже никуда не поедет, Жюли, - мрачно, что было так необычно для нее, отвечала Кенди.

- Кенди! – выдохнула Жюльен, не в состоянии подобрать слова.

Кенди положила руки на плечи Жюльен, и женщины приблизились друг к другу.

- Жюли, я хочу тебе кое-что сказать, - медленно, словно каждое слово давалось ей с трудом, пробормотала Кенди. – Грузовик сломался и к тому же застрял в снегу. Мы не можем двигаться дальше, но если останемся здесь, то попросту замерзнем. Надо искать помощи, и я единственная, кто может осилить этот путь, так что не возражай мне. Иди внутрь, позаботься об остальных и молись, просто молись.

- Кенди, - повторила Жюльен, не зная, что сказать.

- Сделай, как я сказала, Жюли, - ответила та, опуская руки. – Иди, - повелительно добавили она. – И плотно закрой дверь.

Словно маленькая девочка, опасающаяся гнева матери, Жюльен послушно забралась в фургон. Через узкое окно она видела фигуру Кенди в темном пальто, исчезающую в лесу. Женщина перекрестилась и пробормотала:

- Pere! que ton nom soit sanctifie; que ton regne vienne! . . . (Отче наш! Да святится имя твое, да прибудет царствие твое!…)

«Так холодно, - думала Кенди, ступая по белому негу. – Я помню этот холод… зимой на Холме Пони. Помню, Энни боялась снега, когда была маленькой, глупышка… Интересно, где она сейчас. Готовится к Рождеству? На следующий год, когда война закончится, я попрошу мисс Пони приготовить мой любимый фруктовый пирог, целый пирог, о котором я всегда мечтала, только для меня одной».

«Господи, как холодно! Этот упрямец Том всегда отбирал у меня пирог. А Альберт и Арчи тоже готовятся к празднику? Надеюсь… не хочу, чтобы они говорили о делах, когда я вернусь… Я хочу сказать им, как я их люблю, как мне повезло иметь таких друзей… Когда вернусь… Господи, если я оказалась здесь по твоей воле, то не дай мне умереть, позволь найти помощь… Так темно, так холодно, но я должна держаться… ради них… Господи, там остались семь человек! Помоги мне выжить не ради себя, ради них!»

Кенди старалась идти как можно быстрее. Она мысленно боролась со страхом, обращаясь к Богу и вспоминая лучшие моменты своей жизни. Ей надо было выжить, дойти. Милые сердцу воспоминания были единственным утешением на этой ледяной европейской земле посреди мрачного леса.

«Эти деревья так похожи на леса в Америке, - продолжала говорить она, поднимая глаза и бросая взгляд на огромные сосны, бывшие безмолвными свидетелями ее пути. – Свобода ветра, дующего мне в лицо, когда я сидела на верхушке дерева…. Прохладный майский ветерок… Розы в особняке Лейквуд… домик на дереве… Стир был таким необыкновенным, таким изобретательным… У Энтони была такая чарующая улыбка… А его улыбка была еще прекраснее… Где он теперь? Эта боль в груди… По возвращении в Париж надо пойти к врачу».

Дункан Джексон приказал беспокоить его во время игры в шахматы лишь в случае крайней необходимости. Но этой зимней ночью не должно было произойти ничего непредвиденного. Он бросил взгляд на календарь на столе.

- 15 декабря, - со вздохом отметил он. – Еще не зима, а на дворе стоит такой холод. Кажется, нас совершенно замело снегом.

Человек, сидящий напротив, не ответил на его замечание. Джексон уставился на доску, сосредоточив свое внимание на фигурах. После долгих раздумий он переставил пешку и взглянул на лицо противника, пытаясь прочесть его реакцию. Но, как он и ожидал, лицо молодого человека было бесстрастным. Тут капитан Джексон поднял глаза и увидел, что в палатку вошел рядовой Стюарт.

- Прошу прощения, сэр, - робко проговорил он. – Но случилось непредвиденное.

Джексон пожирал беднягу разъяренным взглядом, пока тот не покраснел.

- Непредвиденное, говорите, - повторил он. – Надеюсь, это так, или завтра вам придется работать до кровавого пота.

- Сэр, - запнулся Стюарт. – Это правда.

- Так говорите же, черт возьми! – взорвался Джексон.

Стюарт заметил молодого сержанта, который смотрел на шахматную доску так, словно в палатке не было ни души. От входа Стюарт видел лишь его спину, темные волосы и широкие плечи, скрытые в темноте. На мгновение ему показалось, что этот человек каменный. Стюарт пытался подобрать слова, чтобы объяснить капитану ситуацию, а сержант не обращал на них ровным счетом никакого снимания.

- Сэр, - начал Стюарт. - В лагере… находится…. женщина! – наконец, закончил он.

Глаза Джексона остановились на Стюарте. Было ясно, что капитан готов взорваться.

- Неплохо, рядовой, - с иронией сказал Джексон. – А теперь скажите, что происходит на самом деле.

- Это правда, сэр, - честно ответил Стюарт, - Там женщина. Молодая девушка… ей нужна помощь.

- Ближайшее селение находится в сотнях миль отсюда, рядовой, - вскричал Джексон. – И вы говорите мне, что снаружи кто-то просит помощи, и этот кто-то – женщина?

- Я понимаю, в это трудно поверить, - ответил Стюарт, опуская глаза, не в состоянии выдержать взгляд Джексона. – Но снаружи женщина.

- Впустите ее, - сказал Джексон, все еще не веря солдату.

Безразличный ко всему, что происходило вокруг него, молодой сержант не двигался с момента, когда рядовой Стюарт сообщил о женщине в лагере. Он не произнес ни слова, когда женщина, наконец, вошла. Казалось, ему не дела до этого необычного события. Его синие глаза блуждали по черно-белой шахматной доске, и он был полностью сосредоточен на игре. Странная боль в груди была сильнее, чем обычно. Этого было достаточно, чтобы не обращать внимания на происходящее. Посмотрев на выражение лица молодого человека, капитан поразился его рассеянности. В это мгновение вошла женщина.

- Бог мой, миледи! – воскликнул Джексон, когда увидел молодую женщину в длинном черном пальто, впервые за два месяца забыв о сержанте. – Что такая девушка, как вы, делает здесь, во имя Христа?

- Я Кендис Уайт Одри, хирургический ассистент американского экспедиционного корпуса, сэр, - сказала девушка. – Мы перевозим раненых солдат в Париж, но наш шофер погиб, а грузовик сломался. Я оставила своих товарищей – все они больны, сэр, - в грузовике, чтобы найти помощь.

Если бы капитан Джексон посмотрел на молодого сержанта, то заметил бы, как исказилось его лицо, едва женщина произнесла первое слово. Его синие глаза широко открылись, сердце остановилось, рука уронила фигуру слона, упавшую на доску; его лицо выражало тысячу различных эмоций. «Этот голос! Ее голос! Голос, хранящийся в моем сердце! Неужели это видение? Или я действительно слышал ее имя, произнесенное ею? Такая боль в сердце… Кенди!»

Джексон посмотрел на девушку и не слишком поверил ее рассказу: такая хрупкая девочка блуждала в снежную ночь в поисках помощи?

- Как я могу быть уверен в правдивости ваших слов, юная леди? – спросил он.

- Вы можете быть уверены, - ответил молодой сержант, вставая и оборачиваясь к женщине. – Я знаю эту юную леди и могу гарантировать, что она говорит правду, - закончил он.