- Сиди здесь, - бросил он мне и пошёл открывать ворота. Интересно. Сам.
Но въехали в небольшой двор, густо заросший сорняками. Кажется, здесь скотины нет. И вообще - чувствуется одиночество, хотя кругом порядок и чистота. Даже тропка к крыльцу - к трём высоким ступенькам и трём доскам к двери - выложена битым кирпичом. Даже после дождя всё аккуратно. Не считая сорняков.
Андрей снова вышел, открыл дверцы мне и Барону, после чего повёл нас обоих в дом. Мы одолели высокие ступени, скрипнула щелястая дверь. Сени - высокие потолки с просветами на крыше, здесь пахнет мукой и сыростью. Сыростью, может, от недавней грозы? Андрей открыл низкую дверь и впустил в избу меня и собаку первыми.
Пахнуло странным куревом - ароматным, даже каким-то вкусным.
Слева - печь, занавески - скрывающие, кажется, кухню, и ближе к окну - шкаф. Справа образа в углу, ближе к входной двери - две кровати углом и тумбочка между ними. На тумбочке - бело-серая кошка. Сидит собранно. На Барона глянула равнодушно. Тот только покосился. Наверное, в чужом доме - признал не то за хозяйку, не то за принадлежность дома. У меня от сердца отлегло: зазря не облаял, не дурак - пёс-то мой. У стола, крепко стоящего на резных ножках в простенке между двумя окнами передней, на сундуке, сидел старик, попыхивающий куревом. Рамы окна, у которого он сидел, слегка растворены, и отчётливо сизый дым уходил на улицу.
- Добрый вечер, дядь Ваня, - поздоровался Андрей.
- Здравствуйте, - стеснительно сказала я, от странной неловкости немедленно хватаясь за ошейник Барона.
- Здрасьти, здрасьти вам, - отозвался старик. - Ну, чё встали? Проходьте, гостями будете. Садись-ка, красавица, напротив, хоть разгляжу я тебя. Что ж ты, Андрюшка, хозяюшку свою не кормишь? Совсем заморённая она у тебя - кожа да кости.
- А чего это мне её кормить? - насмешливо ответил Андрей. - Она у меня повариха, при продуктах состоит, неужто я ей в чём отказывать буду? Сама ж хозяйка в этом деле, да и продукты в доме не переводятся.
- Да разве ж это повариха - така худосочна-то? Повариха - это когда пышечка-кубышечка, подрумяненная-зарумяненная у плиты, а твоя что ж?.. Одни глазища сверкают. Да и меня с толку-то спроворил. Ну-кось, налей-ка чайку нам, а сам иди - погуляй малость, пока мы тут про тебя лясы точить будем.
- Ну, командир, - пробормотал Андрей и велел мне: - Если этот что про меня скажет - всё враки. Не слушай!
- Иди-иди! Погуляй! - самодовольно сказал дядя Ваня и затушил окурок самокрутки (по газетным буквам поняла) в консервной банке.
Перед нами, на столе, покрытой клеёнчатой скатертью, появились два стеклянных стакана в высоких металлических подстаканниках с вырезанными на них, от старости потёртыми чёрно-малиновыми узорами. А посередине стола Андрей выставил сахарницу с кубиками сахара вперемешку с песком, кувшин с молоком и огромную пластмассовую (именно пластмассовую - не пластиковую!) вазу с кучей пряников и печенья. Ого, он, наверное, часто бывает здесь, раз знает, что и где находится.
- Повариху мою не пугай, дядь Вань, лады? - серьёзно сказал Андрей и вышел, оставив Барона в избе.
Пока дядя Ваня накладывал в стакан с чаем сахар, я потихоньку, изображая, что дую на чай в попытках его остудить (и правда - горячий), рассматривала старика. Лет за семьдесят - если сравнивать с нашим соседом по площадке. Так-то годы определять не умею. С меня ростом, то есть не очень высокий, но кряжистый такой, как будто физически тяжёлая работа его когда-то придавила. Короткие, слегка кучерявые тёмные волосы почти без признака седины, зато с рыжиной, что заставило меня задуматься: а нет ли той рыжины у Игоря, которого Андрей признал за "своего"? И Дарья Петровна рыжая. Может, это отличительный признак всех деревенских? Нос у старика прямой, но толстый, в заметных вмятинах, как от оспы или краснухи. Такие же вмятины хорошо просматриваются и на левой стороне лица. Глаза небольшие, блёкло-синие, кажутся тяжёлыми из-за набрякших век. Кустистые брови то и дело хмурятся, зато крупный рот - насмешник. Несмотря на летний день, когда после ливня снова вокруг парная жарынь, одет в ветхий ватник и в толстые штаны, низ которых упрятан в валенки.
- Ну, рассмотрела? - насмешливо сказал дядя Ваня.
Я покраснела и уткнулась в стакан с чаем.
- Бери пряники-то. Небось, в городе всё пирожно едите, а пряники вам в диковинку. А вещь хорОша, ой, хорОша... И давай, Зоенька, спрашивай. Андрей сказал: спросить ты что-то хочешь, а он и ответить не может.
Я и выпалила:
- Почему Андрей сразу не увидел во мне, что я... ну... что у меня...
- Про дар, что ли, спросить чего хочется? - пожал плечами дядя Ваня. - Дык, ведь здесь какая ситуёвина, милушка? Андрей-то в тебе другое видит, и это другое ему весь белый свет застит. Только на это и смотрит. Только сказать я про то тебе не могу. Личное это, Андрея-то, дело...
Любопытство обдало меня жаром. Что же видит во мне Андрей? То же, что невольно подсказала ему Таисья в магазине? Спросить бы!! Но ведь не ответит!
- Ладно... Почему он никогда не говорит того, что сделает или нужно? Отговорился что-то про сглаз. И всё.
- Эх, милушка... В нашей деревне почитай что все так промалчивают, пока дело не сделано. Да, есть у нас сглаз. И сильный очень. С довоенных лет тянется. Чёрных колдунов здесь много было, а белых - раз-два, да и обчёлся. А наособицу бабы ярились. Чего только ни понаделали - особливо постарше которые, матёрые самые. Пока за старшинство дрались, чуть полдеревни не спалили. А молодым-то теперь расхлёбывай, из-за чего те-то, помершие по сегодня, грызлись. Ай, поможешь ты нам в том? - уже встревоженно спросил старик.
- Я ведь не умею, - растерялась я.
- Да тут, милушка, уметь ничего не надо. Нас до сих - двое было, да ведь я еле-еле хожу - на ладан дышу. Да и Андрюшка вон... Три года как приехал - а туточки разве ж больно разберёшься с лёту, что сызнова начинается да что по сейчас происходит? Да и приехал он только из-за тебя. И слушать недавно совсем не хотел, чтобы деревне своей помочь... Ты, Зоенька-милушка, помоги нам. Трое ведь нас стало, пока что я живой. Эта ж ситуёвина - на вес золота! Не прошла б только дуриком да зряшно.
Не совсем поняла, но кивнула. Может, дядя Ваня имеет в виду, что нас (ой, точно ли - нас?) сейчас трое, а это число - одно из магических? Про числа я мало чего знаю, слышала только про семёрку, что магическое. Ну, и про остальные слышала кое-что, да только не знаю, как их применять.
А в душе - опять любопытство непомерное: Андрей в деревню приехал из-за меня?! Как это?
- А что от меня потребуется? - с любопытством спросила я. - Или об этом тоже нельзя спрашивать заранее? Не сбудется?
- Ну, пока одно могу сказать: встать тебе, милушка, завтра придётся пораньше, чем вы, городские, привыкли вставать. Аль ты просыпаешься рано?
- Ну, люблю чуть до шести утра встать.
- Ну-у! Совсем хорошо! Значит, не утрудишься - легко встанешь. А уж потом Андрей отвезёт тебя куда надо, а там и меня встретите. Вот и всё, что пока от тебя требуется. Ежели в такой малости не откажешь.
- В такой - нет, - смешливо ответила я, и он меня понял - тоже засмеялся.
- Ты - иди, - сказал он. - Я уж провожать не пойду - ноги тяжёлые. Но во дворе тебя Андрей ждёт. Не потеряешься, небось.
- До свидания, - выходя из-за стола, сказала я, с недоумением глядя на Барона: тот немедленно, едва я встала, подошёл ко мне и чуть наклонил большую башку.
- Ишь... - сказал дядя Ваня. - Сторожит тебя. Хорошая псина.
Я вспомнила, как старательно влезал Барон между мной и Таисьей, и подтвердила:
- Хорошая.
Ухватившись за подставленный ошейник (сдерживая улыбку: держись, хозяйка, а то потеряешься!), я пошла за потянувшим вперёд Бароном. По дороге к двери он только мельком отвлёкся - на бело-серую кошку, которая всё сидела на тумбочке, но не дремала, а приглядывала за нами, беседующими, полуоткрытыми жёлтыми глазами. А вот интересно, думала я, перешагивая порог в сени, эта кошка не сторож самого дяди Вани? И почему в таком случае сторожа нет у Андрея?