Он подошел к дому, в котором жила Магда, юркнул в парадное и отпрянул. По лестнице спускалась Магда. Офицер вежливо поддерживал ее локоть. Магда смеялась. Вышла вместе с офицером, не заметив Сухарева, и села в машину.

От соседок, которым всегда все досконально известно, Сухарев узнал, что Магда скоропалительно «выскочила» замуж за майора. Теперь она разговаривает только по-немецки. Собирается уехать в Берлин. Себя она тоже считает немкой

— у ее бабушки, оказывается, текла в жилах арийская кровь.

Сухарев ничего не ответил. Дождавшись утра в каком-то чулане, он подкараулил Магду и, когда она входила в парадное, всадил ей в спину кухонный нож.

После этого, потеряв интерес решительно ко всему на свете, Сухарев переправился через Днепр. Полицаям, потребовавшим у него документы, заявил, что он матрос.

И вот мы говорим о нем. Жора Мелешкин считает, что Сухарев поступил правильно. Только сдаваться полицаям ему не следовало. Помирать, так с музыкой.

— Ну, помирать никому не охота, — говорит Сенечка.

У Сероштана на этот счет свое мнение.

— Помирать, известное дело, не охота,-говорит он. — Но это лучше, чем прозябать.

— Ну да, — неожиданно для всех вмешивается Вася Дидич. — Вам, Парамон Софронович, хорошо говорить. Вы свое прожили. Вы свое взяли от жизни. А вот я…

Дидичу на вид не больше семнадцати лет. Он еще никогда не любил, хотя и стыдится признаться в этом. Василек еще ничего не испытал в жизни.

— Ошибаешься, сынок, — ласково говорит Сероштан. — Старому, думаешь, легко помирать? К старости только и понимаешь, как хороша жизнь. Я вот надеялся еще внука вынянчить. Да только, видно, мне его не дождаться.

— Да, — вздыхает Сенечка, — жизнь хороша… Мне вот тоже хотелось пожить в свое удовольствие. А на свете столько стран, про которые я даже не слыхал. Скажем, побывать бы хоть денек в Париже. Хоть одним глазком взглянуть, как там живут люди.

— В Париже, ясное дело, красиво живут. С шиком.

— Как сказать, — говорит Семин. — В Париже я, правда, не был, а вот в Лондоне…

— Да ну? Расскажите, Валентин Николаевич, — просит Сенечка. И Вася пристает: расскажите. И Жора.

— Ладно, так и быть, — соглашается Семин. В Лондоне ему довелось побывать несколько лет тому назад во время коронации короля. Туда прибыли военные корабли из всех стран мира, в том числе и наш линкор «Марат». Семин был тогда курсантом училища имени Фрунзе.

Он рассказывает о Портсмуте, о Лондоне, о посещении могилы Карла Маркса. Мы слушаем внимательно, удивляемся и не можем удержаться от смеха, когда Семин рассказывает, что англичане, которых уверяли что у русских фанерный корабль, пытались исподтишка отколупнуть хоть кусочек толщенной брони. А когда Семин представляет в лицах разговор английского адмирала с командиров «Марата», мы уже начинаем ржать до коликов. Дело в том, что для экипажей на берегу были выстроены бараки-вытрезвиловки. Но русский барак еще не был готов, и адмирал счел своим долгом принести извинения. «Что вы, нашим морякам барак не по-требуется», — ответил на это командир «Марата». «Вы так думаете? — спросил англичанин. — О, русских моряков мы знаем. Они у нас уже гостили до мировой войны. И тогда ваши парни так разошлись, что сбросили рояль с третьего этажа».

— Знай наших, — вставляет Жора Мелешкин. Потом Семин рассказывает о Стамбуле. Где он только не побывал! Вот, повезло же человеку. Ребята ахают и охают. Сенечка Тарасюк лупит на Семина свои круглые глаза.

— Это тебе не Борисполь, в котором одна парикмахерская, — говорит он вздыхая. — А дальше Борисполя я из Киева никуда не уезжал.

— Затем, снявшись с якоря, мы взяли курс на север, — продолжает Семин, который уже разошелся. — Идем двое суток, а на третьи…

Он закрывает глаза, раскачивается. Говорит медленно, задумчиво, и мне начинает казаться, что надо мною стоит сияющее южное солнце, что я слышу серебряный плеск волны, вижу острокрылых чаек… Сказочный портовый город открывается моему взору. Белые дома, колоннады, памятники. Ласковая зелень кипарисов. А девушки, какие девушки! В легких платьях с газовыми шарфами, в туфельках на звонких каблуках… «Сойдешь на берег, поднимешься по широкой лестнице, — слышу я голос Семина как бы издалека, — и хочется, друзья мои, целовать камни на Приморском бульваре…»

На каком бульваре? Неужели я ослышался? Да ведь это же Севастополь!

Семин улыбается счастливой улыбкой.

Не отвечает.

Так разговор о смерти кончается мечтой о счастье. Эх, жизнь!

С этого дня у нас многое меняется. Раньше, просыпаясь поутру от холода, мы либо молчали по целым дням, погружаясь в свои воспоминания, либо прислушивались к болтовне Сенечки Тарасюка.

Перманент, оправившись от первого испуга, уже не унывал. У него удивительная способность приноравливаться к любой обстановке. Он развлекал нас анекдотами, которых знал великое множество, и рассказами о своих похождениях. Последние он начинал обычно так: «В один прекрасный день (или вечер) заходит к нам в парикмахерскую одна пикантная дама…»

Но постепенно и Сенечка стал выдыхаться. Тщетно он тужился вспомнить еще какой-нибудь новый анекдот. «А этот знаете? — то и дело спрашивал Сенечка. — Про тещу, которая… Нет, этот я уже, кажется, рассказывал. И про сумасшедшего с чайником — тоже… Так вот, однажды в Одессе появляется на Дерибасовской похоронная процессия. Катафалк, лошади в белых попонах, все чин-чином, как полагается. А за гробом, между прочим, шагает молодой парень. „Жора, кого хоронишь, жену?“ — спрашивает кто-то басом с тротуара. „Нет, тещу“, — отвечает Жора и слышит в ответ: „Что ж, тоже не плохо“.

— Мальчик, прибор! — морщится Ленька Балюк. Это означает, что анекдот имеет «бороду». Поэтому Ленька и требует прибор для бритья.

— Ну, ладно, — ничуть не смущаясь, продолжает Сенечка. — Тогда из серии детских. Про страуса, например.

— И этот слышали, — сплевывая, говорит Ленька. — Перманент, за такие старые анекдоты еще до революции давали по зубам.

Сенечка умолкает. Воцаряется тишина. Каждый предоставлен самому себе. Грустит, думает. Жора Мелешкин, должно быть в сотый раз, доказывает Коцюбе и Дидичу, что Киевское «Динамо» было лучшей футбольной командой в стране. У турков выиграли девять — один, факт? Команду «Ред-Стар» разгромили на ее же поле, два. Начнем хотя бы с вратаря. Трусевич чего стоит! У него такая хватка, что берет абсолютно «мертвые» мячи. А полузащитник Кузьменко? Тот как саданет метров с тридцати пушечным ударом в самую «девятку», так только держись!.. Но потом умолкает и Жора.