Фреда не смогла сдержать улыбку, и Полино немного расслабился.

— Я убежден, что он прав, ма-ам. Эти орхидеи наверняка прогуливаются по ночам и занимаются ухаживаниями.

— Хал, во всем, что я от вас услышала, нет ничего такого, что было бы невозможно объяснить логически. Вы говорили об этих тюльпанах с кем-нибудь, кроме меня?

— Безусловно нет, доктор.

— Почему безусловно?

— Я не хочу нарваться на путешествие в Хьюстон без обратного билета. Сейчас я пользуюсь кредитом и доверием благодаря их музыкальным композициям. Мне нравятся деньги и слава.

— Вы, кажется, опасались, что эти растения придется уничтожить.

— Я думаю, они опасны. Они умеют приспосабливаться, а Земля для этих оторванных от дома деток — легкая пожива… Они смогут ликвидировать птиц, земляных червей и всех насекомых, в которых не нуждаются.

— Но на это уйдут сотни лет.

— Это их не тревожит.

— Но они не смогут ликвидировать нас.

— Вы правы, ма-ам, — сказал он, — не думаю, что они могут повредить нам... Но вот если Пол притащит орхидеи и те заключат союз с тюльпанами, тогда берегись! Орхидеи легко могут разделаться с человеком.

— Вы хотите сказать, что жизнь Пола в опасности?

— Отнюдь нет, доктор. Орхидеи не поднимут свои завитки на Пола.

— Почему вы в этом уверены, Хал?

— Спасибо за то, что вы называете меня «Хал», доктор, — явно довольный, он широко улыбнулся. — Орхидеи будут оберегать Пола, потому что он — единственный из рода людей, который у них есть, и они хотят изучить его.

Воскресной беседой с Халом началась неделя изменения отношений к Фреде, потому что холодность Гейнора становилась все более заметной. В столовой руководящего состава, здороваясь с ней, он все меньше и меньше задерживался около ее столика, зато руководителям других подразделений стал уделять гораздо больше внимания. Из-за его ставших короткими приветствий ее акции упали на два пункта. Когда в четверг он не пригласил ее за свой столик во время ленча, на это обратили внимание другие администраторы, и акции Фреды упали еще на три пункта.

Четверг оказался особенно плохим днем. Хал предсказывал на этот день второй урожай семян на клумбах А, но его прогноз не оправдался. В пятницу Хала все еще мучили переживания, зато курс акций Фреды немного улучшился. Капитан Баррон возвратился из Вашингтона, и вместе с коммодором Майнором они сидели за ленчем за ее столиком. Сразу четыре пункта вверх!

— Капитан Баррон, — сказала она с хитринкой в голосе, — по правде говоря, я удивилась, узнав о том, что ваши мальчишеские годы прошли среди собак-ищеек Арканзаса.

— Адмирал Крейтон шлет вам свои извинения, Фреда. Его адъютант ему неправильно доложил… Но я тоже был поражен тем, что, найдя мое имя в списке противников, вы все же взялись представлять ходатайство.

— Доктор Гейнор полагал, что побрякушки моего туалета можно противопоставить золоту Флота. Против палаша мы вышли с рапирой.

— Коммодор, — сказал вдруг капитан Баррон, — не приходилось ли вам бывать на Карстоне-6?

— А-а, да, — кивнул коммодор. — Увальни.

— Полноте, джентльмены, — сказала Фреда, — какие еще увальни Карстона-6?

— Это гигантские слизняки. Они разгуливают среди густой листвы тропиков планеты, — сказал Майнор, — поедая все, что попадается им на пути.

Ни одного из офицеров нельзя было упрекнуть в том, что они сплетничали. Они не назвали имен, но Фреда поняла, что у нее есть союзники. Они были из другого лагеря, и ее отвергли свои сторонники, но остались клумбы тюльпанов, и эти тюльпаны утоляли боль обиды. Клумбы А, отяжелевшие от семян, имели теперь мало времени на музицирование, зато группа клумб В продолжала петь с вожделением, и она вдруг поняла, что торопится покончить с ленчем, чтобы расстелить надувной матрац подле тюльпанов и, растянувшись на нем, слушать их мелодии и смотреть на плывущие в небе облака.

Большую часть недели Хал раскатывал полотнища брезента для улавливания семян и готовил клумбы Е и F к посадке. Он то и дело наклонялся над клумбами А и, указывая на прямоугольники вскопанной им земли, находящиеся на солидном расстоянии от цветов, говорил:

— Вон ваша цель, девочки. Стреляйте точно. Я не хочу заниматься после вас уборкой. И прицеливайтесь так, чтобы расстояние между семенами было ровно пятнадцать сантиметров. Мне бы не хотелось целую неделю прореживать ростки.

По его расчетам, второй урожай ближайшего к оранжерее ряда А опаздывал. Выброс семян из стручков должен был произойти в четверг. Во второй половине дня в пятницу Фреда стала подбивать Хала вырвать один беременный женский цветок и рассечь семенной стручок, но тот запротестовал:

— Нет, ма-ам. Я посадил их в строго геометрическом порядке. Вы можете его нарушить. Они проделают все что надо сами. Температура на этой неделе в среднем примерно на четыре градуса ниже, чем на предыдущей, а они чувствительны к температуре.

— Примерно на четыре градуса! — воскликнула она. — Деталь настолько важная, что здесь не должно быть никаких «примерно». Сейчас же дайте мне точные цифры.

Удрученно кивая головой, Полино отправился в оранжерею рисовать график температуры. Неделя, окончившаяся четвергом 9 февраля, была на 3,8° теплее, чем следующая за ней. В пятницу не было выброшено ни одного семени.

В субботу у Хала был выходной, но она застала его, гибкого, с обнаженным торсом, за разметкой следующих клумб, которые мистер Хокада должен был вскопать в понедельник. Она вошла в помещение, чтобы сделать выписки для своей монографии, а когда вышла, увидела, что он уже закончил работу и вышагивает по расстеленной перед рядом А брезентовой дорожке, беспокойно озираясь, чтобы успеть заметить первые несущиеся по воздуху семена. Его встревоженное лицо вызвало у нее улыбку.

— Хал Полино, — крикнула она, — вы производите впечатление отца, ожидающего ребенка!

— Какой, к черту, отец, — взорвался он. — Меня всего ломает. Ни одна оса не сможет оценить по достоинству, через что проходит мужчина, чтобы произвести на свет ребенка. Какая сегодня температура, доктор?

— Двадцать четыре.

— Давай, поднимайся. Поднимайся! — вопил он, взывая к температуре воздуха, и шагал по дорожке со сложенными за спиной руками, то и дело наклоняясь и свирепо вглядываясь в тюльпаны. Он вдруг стал похож на старика.

— Где осы? — крикнула она, разворачивая надувной матрац.

— Тюльпаны держат несколько штук в резерве, видимо, на случай необходимости подать сигнал приземления остальному осиному флоту, который курсирует где-нибудь по соседству. На этой стадии игры они не нужны тюльпанам. Кроме того, их могут зашибить летящие семена. Но ничего не происходит.

В саду шевельнулся ветерок, и ряд В очень мелодично заиграл на флейтах.

— Они пытаются подбодрить вас, Хал.

— Лжецы, бездельники, сачки, — брюзжал он клумбам А, раскачивая тяжелые тюльпаны.

К двум часам дня температура упала еще на один градус, и от океана пришел фронт холодного влажного воздуха.

— Родов сегодня не будет, Хал, — крикнула она. — Разве что я сделаю кесарево сечение.

— Вы не акушерка, — крикнул он в ответ. — Кроме того, они рожают по восемь за раз четырьмя рядами.

— Вспомните умерший женский тюльпан. Растение выбросило их само.

Он подошел к ней вплотную и посмотрел сверху вниз.

— Дайте им еще один день, — сказал он.

— Полино, вы утверждали, что теми семенами растение целило в горшочек. Вот подходящий случай продемонстрировать прагматический эмпиризм. Чтобы сохранить ваш геометрический порядок, мы можем посадить сеянец на место вырванного цветка.

— Доктор, вы жаждете крови. В интересах науки вы готовы убить маленьких девочек.

— Полноте, Хал. Вы вроде бы питаете ненависть к этим созданиям.

— Доктор, в своей совокупности эти цветы меня не волнуют, но каждый цветок нравится мне как индивид.

— Тогда, памятуя о своем безразличии, вырвите из совокупности всего один.

— Рвите сами, — сказал он безучастно, — вы ведь жрица науки.