Мужчина, встречавший их при посадке, действительно оказался угрюмым, а запряженная в сани лошадь — это примитивное средство передвижения, но Харгуд настроен дружески, и на планете существует хоть какая-нибудь технология, раз есть электричество и радио.

В поведении Харгуда было и еще что-то, не оставшееся не замеченным Халдейном.

Там, в хибарке, когда Харгуд прочитал заполненную Халдейном карточку, он небрежно порвал ее и бросил обрывки в мусорную корзину.

— Я доставлю вас в город, и вы вместе с другими разместитесь на постоялом дворе, — давал пояснения Харгуд. — Но после того как обзаведетесь одеждой и хоть немного акклиматизируетесь, вам придется столоваться на стороне, пока не построите собственный дом.

— Между прочим, — добавил он, — вам двоим повезло. На вас поступил запрос из резиденции одного ученого, который живет в университетском городке. Большинство прибывающих получают назначения по жребию.

— Откуда он знает, что прибыли именно мы? — спросил Халдейн.

— Он не знает вас по имени. Он запрашивал только самого молодого математика-теоретика из высадки Н. Этот джентльмен весьма преклонных лет, но очень деятельный. Я думаю, по соседству с ним живет добрая сотня его отпрысков, так что не оставляйте его слишком надолго наедине с Хиликс.

Харгуд погладил свой подбородок:

— Меня только смущает, как он мог знать, что у меня вообще будет математик-теоретик из высадки Н, или А, или В, потому что такого рода вещи… Вы первый математик-теоретик, которого я встретил.

Глава тринадцатая

— Наш город, Марстон Медоуз, находится в устье реки Редстоун; население — пятьдесят пять тысяч; самая крупная промышленность, университет. Поскольку ближайший населенный пункт, город медных копей, расположен в трехстах километрах вверх по реке, вы можете понять, что мы еще не очень преуспели в освоении этой планеты. Но мы следуем библейскому завету. «Плодитесь и размножайтесь». У нас долгие зимы и нет телевидения, поэтому рост населения идет полным ходом.

— Это интересный город, главным образом благодаря университетской братии. Оттуда исходят по-настоящему прелестные вещи. Глава экономики, иными словами — рационалист, глаголет, что наступит день, когда Земля и Тартар объединятся вновь при окончательном синтезе тезы и антитезы.

Есть у нас несколько красивых пляжей, и я прямо сейчас могу напророчить, Хиликс, что, когда вы станете появляться на них в купальном костюме, возникнет бунт.

— Местные жители тоже называют планету Тартар? — вмешался Халдейн.

— Да, из уважения к Фэрвезеру I.

— Вы уважаете мнение человека, который изгнал сюда собственного сына?

— Наш Фэрвезер II в молодые годы не отличался осторожностью, поэтому отец отправил его сюда, чтобы спасти его шкуру. Потом он изобрел Папу, чтобы у его сына всегда были интеллектуальные партнеры для игры в бридж… Вы плаваете, Хиликс?

— Это один из моих любимых видов спорта.

— Вы полюбите Марстон Медоуз, и Марстон Медоуз полюбит вас. У большинства рожденных на Тартаре женщин широкая обвислая нижняя часть туловища. В этом отношении они напоминают ос. Не то, чтобы они непривлекательны; просто у всех них очень разные уровни привлекательности, и вы будете в первых двух процентах.

— Вы имели в виду, что Папа — это трюк с исполнительной властью?

— Да… У нас, в Марстон Медоуз, есть несколько очень привлекательных дамских магазинов. Здесь одеваются более пикантно, чем на Земле.

— Я уверена, мне пойдут гладкие платья и платья с яркими блестками. Я едва ли смогу...

— Я проклял Папу!

— Мы все его проклинали. — Харгуд повернулся к Хиликс. — Тот факт, что вы были обвенчаны Папой, вовсе не означает, что свобода любого из вас ограничивается другим…

— Планета движется вокруг Солнца по эллиптической орбите, не так ли? — прервал его Халдейн.

— Да, поэтому у нас четыре месяца — зима, по три — весна и осень, и два — лето; каждые полгода… Наше лето никогда не утомляет, а наши зимы могут быть очень интересными.

— Какова ваша специальность? — спросил Халдейн.

Харгуд засмеялся:

— Назвать человека специалистом на этой планете почти так же неприлично, как обозвать его сукиным сыном.

— Что это значит?

Хиликс тоже рассмеялась.

— Это древнее выражение. Оно означает, что ваша мать была собакой.

Халдейн нашел в памяти утолок для этого выражения. Оно было язвительным, и он мог себе представить, насколько неприятно оно может подействовать на человека, у которого чрезмерно развита привязанность к матери.

— Действительно, — продолжал Харгуд, — на Земле я был гинекологом.

— А я-то думал, откуда у вас такой, более чем не случайный, интерес к подобным материям, — не выдержал Халдейн.

— Здесь я от этого отошел. Я — виолончелист в городском оркестре, вхожу в совет районных представителей муниципалитета, преподаю в университете.

На этой планете всего несколько человек являются специалистами. У меня восемь детей от моей жены и семь от жен других мужчин, так что я не специалист и как отец. Это очень необычная специальность по земным стандартам, — задумавшись, он сделал паузу, — но у нас очень долгие зимы.

— Как же к этому относится ваша жена? — спросила Хиликс.

— У нее двенадцать детей.

— Почему космонавты не сообщают на Землю, что это не ледяная планета?

— Когда, по данным разведывательных полетов, были выполнены расчеты маршрута, исследовательский экипаж приземлился здесь глубокой зимой и определил, что на планете имеются только самые минимальные условия для обитания Фэрвезер I перепроверил расчеты, обнаружил ошибку и составил графики полетов тюремных кораблей таким образом, что они всегда прибывают зимой.

Они проехали мимо первого строения, двухэтажного сооружения, едва видимого в свете уличных фонарей. Оно было бревенчатым, и его стрельчатая крыша была покрыта снегом; блеск света в его окнах показался Халдейну пикантно веселым.

После того как лошадь тяжело протопала по деревянному мосту через широкий рукав реки, домов стало больше и в воздухе появился пьянящий запах дыма горящего дерева.

Хиликс сжала ему руку.

— Такой могла быть Англия восемнадцатого века.

Они проехали мимо каменной церкви; горевшие в ее преддверии фонари освещали витиеватый орнамент над порталом с надписью: «Бог есть любовь».

Халдейн обратил на надпись внимание Харгуда:

— Так вы поклоняетесь Богу любви, а не справедливости.

— С огромным усердием, — сказал Харгуд — Хотя мы могли бы пользоваться более свободным толкованием смысла этого слова… Кстати, если вы были обвенчаны Папой, должна была существовать некая причина. Если вам нужен гинеколог…

— Мы поговорим об этом позже, — оборвал его Халдейн.

— Не похоже, что в этом деле вы продвинулись уже далеко.

— Я добровольно пошла на задержку развития, ожидая отгрузки вместе с любимым. — Она посмотрела на Халдейна. — Кстати, молодой человек, вы должны представить массу объяснений.

— Объяснений чего? — спросил он с неподдельным удивлением, полагая, что осталось совсем немного деталей, которые ей осталось выяснить.

— Сейчас не время и не место. Но место близко, а время близится.

Он никогда не мог догадаться, какой каприз руководит этой девушкой. Одно время на Земле он не находил себе места от страха, что никогда не будет в состоянии проникнуть в тайну ее безграничной переменчивости, и эта знакомая неопределенность опять возвращается. Но у него абсолютно не было сомнения относительно одной вещи, важность которой подсказывала интуиция, вставшая дыбом, словно перья на шее бойцового петуха: если он отложит решение ее загадки, то добрый доктор Харгуд будет рад взять этот труд на себя и сделает попытку преуспеть.

Харгуд смотрел на нее глазами, слишком открыто восторженными, чтобы быть распутными, и по-отечески ласково давал один медицинский совет:

— Конечно, на этой стадии беременности вашей активности не будет препятствовать существенная ограниченность движений. Ваш медовый месяц может пройти без каких бы то ни было запретов.