Время от времени он принимал иностранных гостей, выражавших желание с ним встретиться. За границей его по-прежнему считали харизматическим лидером КНР, поэтому не удивительно, что многим политическим деятелям хотелось с ним побеседовать, хотя все помнили, что именно он потопил в крови волнения молодежи. Но, как говорится, бизнес есть бизнес. В октябре 1989-го Дэн встретился с бывшим американским президентом Никсоном, которому посетовал на то, что американцы после 4 июня «без конца ругают Китай». А зря, добавил он, ведь «Китай не сделал ничего плохого США», а «недавние беспорядки и контрреволюционный мятеж в Пекине были спровоцированы прежде всего международными антикоммунистическими и антисоциалистическими течениями». Он просил Никсона передать президенту Джорджу Бушу, которого знал с 1974 года, когда еще Буш возглавлял американское Бюро связи в Пекине, что надо «покончить с прошлым»²⁶⁴.

Об этом он беседовал и с советником Буша по национальной безопасности Брентом Скаукрофтом в декабре того же года. «Передайте, пожалуйста, президенту Бушу, что на Востоке в Китае есть один пожилой пенсионер, который заботится об улучшении и развитии китайско-американских отношений», — с улыбкой сказал он. Его дочь, Маомао, исполнявшая роль переводчика, тоже заулыбалась²⁶⁵.

Иногда он встречался и с Цзян Цзэминем, и с Ли Пэном, и с другими партийными руководителями. Как правило, у себя дома. Что-то советовал, что-то одобрял, но в повседневные дела партии по-крупному не вмешивался. В общем, наслаждался пенсионной свободой.

Только раз, в самом конце 1990 года, он позволил себе прочитать Цзян Цзэминю и Ли Пэну лекцию о рыночной экономике. Чувствовалось, что консервативные взгляды нового руководства его все более не устраивают. «Нам необходимо в теоретическом плане уяснить себе, что различие между капитализмом и социализмом не сводится к проблеме плана и рынка, — вновь объяснил он. — При социализме существует рыночная экономика, а при капитализме — плановое регулирование… Не думайте, что ведение рыночного хозяйства — это капиталистический путь. Ничего подобного. Нужны как план, так и рынок… Не надо бояться идти на риск»²⁶⁶. На встрече присутствовал Ян Шанкунь, который во всем поддерживал Дэна.

Пенсионная жизнь хотя и имела свои преимущества, но Дэн по-прежнему оставался политиком. И его, как и раньше, волновали проблемы страны. В начале января 1991 года, в период подготовки и празднования Нового года по лунному календарю, он съездил в Шанхай — не только отдохнуть, но и с инспекционными целями. На встрече с руководителями города он, в частности, посоветовал «без колебаний» взяться за освоение полузаброшенного района Пудун, находящегося на другом берегу реки Хуанпу, прямо напротив набережной Банд. Он предложил привлечь для этого иностранных инвесторов. Сама идея принадлежала не ему. Впервые ее высказал один из < богатых американских хуацяо в разговоре с Чжао Цзыяном то ли в конце 1986-го, то ли в начале 1987 года. Чжао тогда доложил о ней Дэну, и тот загорелся. Но Чэнь Юнь и другие консерваторы выступили против, и проект пришлось отложить²⁶⁷. Теперь же Дэн выложил его вроде как от себя, без ссылки на Чжао. И объяснил, что если «довести это дело до конца… зарубежные капиталы в первую очередь начнут поступать [именно] в Шанхай… Так и следует участвовать в конкурентной борьбе». Руководителям города он тоже напомнил, что плановая экономика не означает социализм, а рыночная — капитализм, и пожелал всем шанхайцам быть «еще более раскрепощенными, смелыми и скорыми в своей поступи»²⁶⁸.

Через полгода он вновь поднял вопрос о темпах роста в разговоре с Цзян Цзэминем, Ли Пэном и министром иностранных дел КНР Цянь Цичэнем, которых и на этот раз сопровождал Ян Шанкунь. «Делать акцент на умеренность вполне можно, — внушал Дэн, — но он не должен быть чрезмерным, иначе можно упустить момент… Недопустимо… чтобы всё сводилось только к умеренности»²⁶⁹. Однако к нему, похоже, не очень прислушивались.

И тогда Дэн всерьез стал опасаться, что цель, поставленная им много лет назад, — увеличить валовый объем производства в четыре раза к концу столетия, — при новых руководителях, занятых в основном борьбой с духовным загрязнением, может и не быть, достигнута. Цифры роста ВВП внушали тревогу. Если в 1986–1988 годах ВВП вырос более чем на 35 процентов, то в 1989–1991 годах — всего на 18. Радовало Дэна только то, что не сокращался рост экспорта, да и импорт продолжал расти, а особенно быстро увеличивались прямые иностранные инвестиции: если в 1985–1988 годах зарубежные бизнесмены вложили в китайскую экономику около девяти миллиардов долларов США, то в 1989–1991 годах — более 11 миллиардов²⁷⁰. Мировое сообщество, конечно, выражало глубокое возмущение жесточайшим подавлением в Китае студенческих волнений²⁷¹, но экономические выгоды от стабилизации ситуации в Поднебесной перевешивали все моральные соображения.

Дэн почувствовал: надо вмешаться, чтобы дать новый толчок делу реформ, благо международная обстановка способствовала этому. Тяньаньмэньская трагедия давно отошла в прошлое, и теперь можно было сбавить обороты антилиберальной кампании, переключив всю страну на экономическое строительство в духе решений XIII съезда КПК.

Семнадцатого января 1992 года, за три недели до Нового года по лунному календарю, вместе с Ян Шанкунем, женой, четырьмя детьми (всеми, кроме Чжифана), внуками и верным Ван Жуйлинем 87-летний Патриарх отправился с Пекинского вокзала на юг — через Учан и Чаншу — в особые экономические районы Шэньчжэнь и Чжухай. Он также планировал посетить Шанхай. Цель поездки, длившейся более месяца, заключалась в том, чтобы там, на местах, ставших символами его реформ, еще раз попытаться вдохнуть новые силы в компартию, направив все-таки ее руководство по пути ускорения рыночных преобразований. Расчет был точным: Дэн повторил маневр, неоднократно использовавшийся «великим кормчим», — он обратился на этот раз прямо к массам через головы пекинских вождей и так же, как Мао, достиг успеха.

Ганьбу и простые граждане выразили ему полную поддержку в деле реформ, и Цзян Цзэминь с Ли Пэном уже не могли игнорировать его речи, тем более что Дэн везде, где только мог, заявлял: «Всякий, кто попытается нарушить линию, курс и установки, разработанные со времени 3-го пленума [ЦК] партии [одиннадцатого созыва], будет свергнут». Он встречался с местными начальниками, инженерами, техниками, другими специалистами и открыто говорил о необходимости всеми силами двигать вперед перестройку, ускорять темпы роста, расширять сферу рыночного регулирования. Впервые со дня выхода на пенсию он проявил такую бурную публичную активность.

«В процессе реформы и открытости надо действовать смелее и не бояться экспериментировать, — то и дело твердил он. — …Нельзя уподобляться женщине с забинтованными ножками». Он призывал создавать как можно больше совместных предприятий, да и вообще «заимствовать и изучать все достижения цивилизации человеческого общества, все передовые методы хозяйствования и управления зарубежных стран, в том числе и развитых капиталистических». А тех, кто опасался развивать рыночную экономику и выдавал «реформу и открытость за заимствование и развитие капитализма», откровенно высмеивал, говоря, что у них «нет даже самых элементарных знаний».

Дэн до того разошелся, что объявил: в Китае в настоящий момент глубже всего укоренились именно «левые» взгляды и именно с ними-то всем и надо бороться. Ведь «левизна в истории нашей партии — страшная вещь. Она моментально губила хорошее». Вместе с тем он по-прежнему настаивал на необходимости твердо придерживаться четырех кардинальных принципов, подчеркивая, что все преобразования направлены в конечном счете на построение развитого социализма²⁷².

Да, после таких слов, к тому же сказанных публично, пекинским вождям надо было срочно перестраиваться. Все-таки Дэн, хотя и утратив некоторое влияние, оставался «главой семьи».