— В милиции ей говорят: «Правильным там приемам учат. А ваш сын пусть не знакомится с жуликами…» Ну, она еще одну жалобу, более высокому начальству. Дошла до какого-то майора, тот засомневался: а вдруг в «Эспаде» и правда что-то запрещенное? Пришлось мне объяснения давать. Ну, разобрались… А она дальше. Пошла в районо. Есть там инспектор по внешкольным учреждениям. Фамилия у него Стихотворов. Отнесся он к Сенцовой с большим сочувствием… А дело в том, что я в январе на учительской районной конференции выступал и проехался по его работе. Ну, в самом деле — с одной стороны — требует: работайте во дворах, с трудными подростками, с другой — заявляет: двоечников к занятиям в клубах и секциях не допускать! Если хотят заниматься, пусть исправят оценки! А где руководители клубов найдут трудных подростков с пятерками в дневниках? Об этом я его и спросил.

— А кто такие «трудные подростки»? — вмешался Генка. — Мы трудные?

— Труднее некуда, — сказал Олег. — Особенно Каховский. Драку затеял в переулке с целой компанией. А ведь знает, что драться нехорошо.

— Больше не буду, — сказал Сережа. — Ты расскажи дальше про инспектора.

— Вызвал он меня и давай беседовать: «Вот видите, вы других критикуете, а на вас тоже жалуются». Объяснил я ему, кто жалуется и почему. А он опять: «Да, конечно. Однако общественность вами недовольна!» Снова объясняю, что за общественность и почему недовольна. Выслушал он и говорит: «Я понимаю, но…» И после этого «но» опять повторяет все то, про что я ему два раза объяснял. А потом вспомнил Сыронисского: «Вот и домоуправляющий говорит, что ваши мальчики ведут себя вызывающе…» Я ему говорю: «Ведь один из этих мальчиков из-за Сыронисского пострадать мог, даже погибнуть! Мальчик на посту стоял, флаг охранял, а эти люди буквально ворвались в отряд!» А он знаете что? «Кому нужен ваш флаг? Для вас важней всего игрушки, а люди взрослым делом заняты». Дотянулся я тут до телефона и позвонил в райком комсомола. Попал прямо на первого секретаря Володю Самсонова. И говорю: «Объясните товарищу инспектору по внешкольным учреждениям, можно ли считать игрушкой флаг пионерского отряда? И можно ли выкидывать за дверь пионера, который стоит на посту у флага?»

— Он объяснил? — с радостным нетерпением спросил Митя.

— Объяснил. Володя такие вещи объяснять умеет, он сам вожатым был… Но нельзя сказать, что с товарищем Стихотворовым расстались мы друзьями.

— А что он может сделать? — спросил Сережа.

— Кто его знает.

— У нас отряд ничего, не слабенький, — сказал Кузнечик. — Без боя не сдадимся.

— А чего нам сдаваться? Мы же правы, — сказал Митя.

Случилось чудо: Сережа получил пятерку по алгебре. Весь класс ломал голову над хитрой задачкой, а Сережа присмотрелся и увидел, что задачка совсем простая. Только решать ее надо не так, как прежние, а другим способом. Он так отчаянно запросился к доске, так затряс рукой, что Антонина Егоровна взвела брови и почти простонала:

— Каховский, что с тобой?

— Но ведь совсем просто! Как дважды два.

На доске он писал быстро и с таким треском, что осколки мела сыпались, как скорлупа ореха. Орехом была задачка, которую Сережа расщелкал.

Антонина Егоровна торжественно внесла пятерку в клетку классного журнала. Эта пятерка придавила и заслонила чахлые тройки и подлую двойку, полученную две недели назад. Сережа вернулся на место, как после трудной и блестящей победы на фехтовальной дорожке. Кузнечик обернулся, мигнул ему и показал большой палец. Мишка Маслюк, недавно перебравшийся на парту к Сереже, грустно сообщил:

— А я все равно ничего не понял.

Антонина Егоровна вдохновенно заговорила о том, как много значат в математике интерес и старание. Вот Каховский всегда утверждал, что, у него нет математических способностей, а сегодня заинтересовался необычной задачей, сделал усилие и…

— Каховский, ты меня слушаешь?

Сережа не слушал. Дверь класса была приоткрыта, и в ней стоял Василек Рыбалкин по прозвищу Негативчик сокращенно — Нега. Данилкин барабанщик. Удивительное большеглазое создание со светлой пушистой головой и постоянно загорелым лицом, как портрет на негативной пленке.

Что он здесь делает? Во-первых, он учится в ту же смену, что и Сережа, значит, должен быть на уроках. Во-вторых, он из другой школы. В-третьих, он вообще не должен быть ни в какой школе, а обязан сидеть дома, потому что у него ангина.

Василек встретился глазами с Сережей, поманил его ладонью и отступил за дверь.

— Антонина Егоровна, разрешите выйти?

— Что с тобой?

— Ну, очень надо!

— Ты что, переволновался у доски? Ну… иди, пожалуйста.

Встревоженный взгляд Кузнечика: «Что?»

Ответный взгляд: «Не знаю. Кажется, тревога».

Нега ждал у двери. Сиплым от простуды голосом сказал:

— Мой велосипед внизу, в коридоре. Отряд громят. Жми. Там Митька.

Данилка научил своих барабанщиков говорить коротко и четко. Олег научил фехтовальщиков «Эспады» действовать быстро.

Уже на Октябрьской улице, на спуске, с замирающим от тревоги и скорости сердцем Сережа сообразил: правую штанину он ничем не защемил. Если попадет в цепь, будет много грохота. Но скорость не снизил. Все обошлось.

Один из слесарей отдирал от стены доски стеллажей. Другой срывал дополнительную электропроводку, которую ребята протянули для освещения во время киносъемок. Еще двое рабочих вытаскивали декорации и вносили столы и шкафы. Они подошли к двери кают-компании и хотели взять фанерную спинку королевского трона, стоявшего у косяка.

Василек встретился глазами с Сережей, поманил его и отступил за дверь.

— Назад! — сказал Митя Кольцов.

Он стоял на пороге кают-компании, загораживая дверь. Кулаками упирался в косяки. В левом кулаке была зажата рапира — Митя держал ее за клинок, рукояткой вниз.

— Ну-ка, ты, подвинься, — хмуро сказал небритый дядька и потянулся к декорации. Митя не подвинулся. И вообще не двинулся с места.

— Назад! — четко повторил он.

— Отойди, отойди, — поспешно сказал дядьке домоуправ Сыронисский. — Не трогай, это потом.

Слесари ухватили фанерную колонну дворцового зала и поволокли к выходу.

— Назад! — сказал Сережа, появляясь на пороге.

Слесари нерешительно остановились. Один из них сказал:

— Отойди с дороги, малявка…

Сережа только что прошел мимо сваленных в грязь у крыльца декораций, над которыми ребята трудились больше месяца. Увидел грязные следы сапог на полу в коридоре. Заметил царапины на разрисованных стенах спортзала — от острых углов домоуправленческой мебели. Вырванные с гвоздями полки, сорванные провода. И тут еще: «Малявка!» Он ощутил такую злость, какой не чувствовал никогда в жизни. Он даже испугался. Испугался, что забудет обо всем на свете и сделает что-то страшное.

Стоп. Стоп, так нельзя. Нельзя забывать одного: ты капитан «Эспады». Надо отдышаться. Надо сосчитать хотя бы до десяти. И обратно: пять… четыре… три… два.

Почти спокойно он сказал:

— Кто вас сюда пустил? Вы находитесь на территории пионерского отряда «Эспада». Прекратите погром!

Сыронисский повернулся к человеку с приветливо-скучным лицом и большой нижней губой.

— Видите, товарищ Стихотворов? Так они все воспитаны.

Тот сокрушенно покачал головой. Видимо, соглашался, что воспитаны кошмарно.

— Между прочим, — сказал Сыронисский Сереже, — ты бы постеснялся. Это товарищ из районо.

— Догадываюсь, — ответил Сережа. — Странно, что он разрешает вам громить пионерский отряд.

— Это не погром, а подготовка к ремонту. В ваших же интересах, — сказал инспектор Стихотворов.

— Я вижу, — сказал Сережа.

Он повернулся к Мите.

— Ключ от кают-компании у тебя?