– Выпустите меня отсюда! – стонал он. – Эта дрянь выжгла мне глаза!
Девушка стояла в углу, вжавшись в стену. На ее губах едва ли не впервые в жизни сияла жестокая торжествующая улыбка.
У нее отобрали почти все, но она умудрилась припрятать осколок глиняной чашки, и следующий клиент покинул подвал с исцарапанным лицом. Выдрав из циновки солому, Сона изловчилась и сплела веревку, а после накинула ее на шею очередного мужчины и чуть не задушила его.
Ее били, но она казалась нечувствительной к ударам и ничего не боялась. Тюремщики понимали: стоит сломить ее один раз, и дальше все будет гораздо проще. Они долго думали, а потом обратились к одному из жрецов.
Помолчав, тот поднял вверх высохший желтый палец и глубокомысленно изрек одно-единственное слово:
– Опиум.
Варанаси с полным правом можно было назвать городом цветов. Они плавали по воде, были разбросаны по ступенькам гхатов, горами лежали на огромных металлических подносах возле входов в храмы. Неудивительно, что плетение гирлянд и их продажа приносили хороший доход.
Ратна отказалась торговать (ее могла увидеть та же Сунита), зато с удовольствием проводила дни в мастерской, где женщины выполняли заказы к свадьбам, похоронам и различным праздникам.
Она не переставала горевать по Аниле, хотя и старалась утешиться мыслью о том, что дочь осталась жива и воспитывается в любящей семье.
Зато Айрон всегда был с ней, и молодая женщина радовалась, что его с младенчества окружают созвездия гирлянд и буйство красок.
Лотос, гибискус, жасмин, ашока, чампа – Ратна не только запоминала названия, но и училась правильно сочетать цветы. Она не стеснялась спрашивать совета у более опытных женщин и исправлять свои ошибки.
Нередко, одну за другой нанизывая пышные цветочные головки на прочную нить, она думала о Джее, гадая, жив ли он, а если жив, то забыл ее или нет. У нее не было особой надежды разыскать его, если только боги не смилостивятся и не подарят случайную встречу.
Как-то раз Ратна спустилась к Гангу на рассвете, чтобы встретить первые лучи солнца. Люди на гхатах замерли в напряженном ожидании, обратив лица к горизонту. Едва светило появилось из-за красной черты, разделявшей землю и небо, как сотни тел погрузились в воду и над рекой взвился фонтан искрящихся брызг.
Ратна вполголоса произнесла молитву и умыла Айрона в Ганге. Потом опустила в воду бледно-золотой, еще не распустившийся, но уже благоухающий розовый бутон, какие не использовались для плетения гирлянд, но вполне годились для подношения богам.
Был тот редкий миг, когда Ратна ощущала всем сердцем величие жизни и благодарность за то, что она существует на свете. Она мысленно обращалась к Гангу, восходящему солнцу и бесконечному небу с мольбой о простом человеческом счастье.
Вечером молодая женщина снова пришла сюда, чтобы совершить еще один обряд. На сей раз между зонтов из пальмовых листьев бродили козы, подбирая упавшие цветы, и лежали буйволы с черной лоснящейся шкурой и изогнутыми рогами.
Волны прибили к берегу увядшие гирлянды и всякий мусор. Огромный оранжевый солнечный шар почти касался воды. На гхатах по-прежнему было много народа.
Ратна держала в руках глиняный светильник. Все, что она могла сделать, – это вновь обратиться с просьбой к матери-Ганге и всемогущим богам. Она терпеливо ждала. Когда солнце ушло за горизонт, молодая женщина опустила светильник на воду, а после не спускала глаз с плывущего огонька.
Многие огни гасли, но ее лампадка упорно плыла по реке. Все это время можно было загадывать желания, но у Ратны их было не так уж много. Сона и Арун, Айрон и Анила – она просила за них. А еще молила богов подарить ей хотя бы одну, последнюю, встречу с Джеем.
Глава XXII
«Здравствуй, дорогая Эйприл! У меня много новостей, но, пожалуй, начну с самой сногсшибательной из них. Мне неловко об этом писать, но… кажется, у меня появился кавалер! Молодой англичанин, офицер. Он воспитан, умен и хорош собой, правда, беден.
Как это ни удивительно, тетя одобряет мой выбор. Наверное, из-за того, что на ее долю не выпало любви (насколько мне известно, она вышла замуж по расчету), или потому, что Джей-сон Блэйд происходит из уважаемой семьи, а деньги, как говорит тетя, – это еще не все. Поразительно, но когда ты обретаешь богатство, становится ясно, что это действительно так.
Джейсон еще не сделал мне предложение, но я надеюсь на это. У нас много общего, и все-таки я не знаю, выбрал бы он меня, не будь я наследницей Флоры Клайв. Что ж, боюсь показаться циничной, но если деньги помогут мне обрести личное счастье, то так тому и быть. Также они, как выяснилось, дарят свободу перемещений.
По окончании службы Джейсон намерен вернуться в Лондон, поэтому не исключено, что мы с тобой снова увидимся! Странно, совсем недавно я полагала, будто навсегда останусь в Индии. Мне нравится страна, я привыкла даже к жаре, хотя в наших европейских платьях здесь можно просто умереть! Меня по-прежнему занимают индийские женщины в их загадочных сари: они облегают тело так естественно, будто складки задрапированы не человеческими руками, а порывом ветра».
Дописав строчку, Грейс прикусила губу. Она до сих пор ничего не выведала о связи Джейсона с индийской девушкой, потому что не знала, как к этому подступиться.
Они проводили вместе достаточно времени, и даже Флора считала, что намерения Джейсона серьезны. Она хотела, чтобы племянница вышла замуж при ее жизни и желательно за порядочного человека.
– Он не пустоцвет и не пустозвон, – говорила она о Джейсоне. – И если ему не повезло, то это вовсе не признак глупости. Просто порой порядочность играет с людьми дурную шутку.
Закончив письмо, Грейс спустилась вниз, чтобы передать его лакею для срочной отправки. Она не клала свои послания на стол Флоры из опасения, что тетка вскроет их и прочтет.
Грейс было стыдно за свое недоверие, но она ничего не могла с собой поделать. Иногда девушка писала подруге о таких вещах, которые наверняка насторожили бы, а то и оскорбили бы Флору: о переменчивости в настроении тетки, о внезапных откровениях, перемежавшихся с непонятной закрытостью, о характере, в котором было много жесткости и твердости, если не сказать, черствости и равнодушия.
После посещения Патны они с Флорой перестали разъезжать по стране, но Грейс не огорчалась и не скучала: ее время, ее внимание, ее мысли полностью поглотил Джейсон Блэйд.
Он был весьма предупредителен: иногда целовал ей руку, но не более, и о любви пока не было сказано ни слова, что, впрочем, отвечало представлениям Грейс о романтических отношениях. Настоящая жизнь, полноценная, полнокровная и бурная, начинается после свадьбы – в это она свято верила.
В то время как Грейс передавала лакею письмо, к воротам особняка Флоры Клайв подошел человек с более темной, чем у европейцев, кожей и черными волосами – индиец. Привратник узнал его.
– Ты?! Какими судьбами? Говорят, ты сбежал! Покинул теплое место.
– Вот и скажи хозяйке, что я вернулся.
– Хорошо, доложу. Подожди здесь.
Едва услышав, кто к ней явился, Флора поспешно спустилась вниз. В тот миг она ни о чем не думала. Она просто желала его увидеть.
Он сильно изменился – словно перешел на некую темную сторону. Его губы кривились, глаза полыхали смесью отчаяния и злобы: в их черноте рдел кровавый отблеск.
Флора жадно разглядывала его. Хотя от нее не укрылись происшедшие в нем перемены, это не внушило ей опасения. Какое-то время оба молчали. Потом женщина спросила:
– Что тебе нужно? Зачем ты пришел?
– Чтобы получить по счетам.
– Я тебе что-то должна?
– Свою жизнь взамен жизни Соны! И пусть она ничего не стоит, я все же хочу ее взять! – произнес он и сомкнул пальцы на шее старухи.
Флора извивалась и хрипела. И хотя у Аруна, возможно, хватило бы сил ее задушить, он, внезапно ощутив нечто непередаваемо страшное, выворачивающее наизнанку, гадливое, ослабил хватку. Его, как всякого индийца, с детства учили быть терпеливым, не причинять зла другим живым существам, позволять жизни течь естественным образом, быть сдержанным в проявлении чувств. Он понял, что не сможет убить даже такого человека, как Флора Клайв.