— Что там у тебя? — спросил Егоров мужика.

— Харчи, пане командир, харчи, — вздрогнув, испуганно пролепетал наш попутчик. Проехав сосновый бор, мужичонка растерянно засуетился и с просящим видом обратился к Егорову:

— Пан командир, прошу вас, остановитесь! Там мой хутор. Меня детки ждут, — залепетал он скороговоркой. Егоров пару раз стукнул кулаком по кабине. Машина остановилась, и нашего попутчика словно вынесло из нее. Он торопливо зашагал в сторону густого кустарника, за которым начинался лес. Ехавший на переднем танке Игнатьев, не поняв, в чем дело, остановил колонну и, сойдя с брони, направился к машине Егорова.

— В чем дело? — спросил Егорова командир машины.

— Попутчик сказал, что там его хутор, — показал Егоров в сторону, где скрылся мужичок. И в это время с опушки леса взлетела красная ракета в сторону, куда вела дорога.

Мы молча проводили взглядом ракету. Егоров схватил у пулеметчика «ручник», заряженный диском, и почти полностью высадил его по тому месту, откуда взлетела ракета. Вернув оружие пулеметчику, он матерно выругался.

— Вот она, бдительность. Говорил, что никого не надо сажать. А мы вот какие добряки! Подвезли себе на шею, — плюнул, ни на кого не глядя, наш командир. Мы поняли, что этот упрек адресован начальнику разведки. Игнатьев направился к головному танку. Через-полчаса колонна остановилась. Командиры отошли в сторону и что-то обсуждали, тыча пальцами в карту. Чувствовалось, что разговор шел на высоких тонах. В это время послышался приближающийся шум самолета. Игнатьев скомандовал, чтобы машины загоняли в лес. Бойцам было приказано укрыться в кустарнике, в стороне от машин.

Недалеко от нас пролетела «рама» — немецкий самолет-разведчик. Он пролетел возле дороги, покрутился над сосняком, который мы миновали минут двадцать назад, и улетел, ничего не обнаружив.

— Видно, кто-то по рации передал о нашем продвижении. А ракета была условным сигналом, — как бы для себя сказал Егоров. Игнатьев виновато покосился на своего товарища и дал команду выезжать на дорогу.

К рассвету мы выехали на большак. Командиры сверили по картам местонахождение. По всем признакам это оказалась именно та дорога, по которой мы должны определить силы фашистов, двигающихся в направлении Каунаса. Игнатьев приказал танкистам выбрать позиции фронтом на запад. Автомашины сдали метров на триста от дороги и замаскировались.

По обе стороны дороги, метров на 80-100, было чисто. Дальше начинался кустарник, который постепенно переходил в лес. Егоров по левую сторону дороги расположил два отделения, усилив их тремя расчетами ручных пулеметов и двумя — станковых. Мое отделение, усиленное расчетом ручного пулемета из первого отделения, Егоров расположил по правую сторону дороги. По замыслу командиров мы должны пропустить боевое охранение немецкой колонны. По сигналу «зеленая ракета» танкисты огнем из орудий должны разделить колонну на несколько частей. Мое отделение в это время открывает огонь. Немцы, опомнившись, должны покидать машины и укрываться на левой стороне дороги, то есть спиной к позициям первого и второго отделений. Тут-то и открывают огонь «станкачи» и «ручники».

Но противник через некоторое время опомнится. Третье отделение может оказаться отрезанным от своих дорогой. Поэтому наша задача состояла в том, чтобы вести огонь не больше 10 минут, а затем лощиной, которая находилась сзади нас метров в 50 и простиралась вдоль дороги, броском достичь седловины, где дорога проходит позади позиций танкистов, пересечь ее, а дальше командиры были намерены использовать отделение согласно обстановке, которая сложится за это время.

Заняв свои рубежи, отделения окопались и замаскировали позиции. С западного направления мы услышали шум моторов. Насторожились, приготовившись к бою. Однако это были четыре наших легких танка Т-26. Игнатьев пытался остановить машины, но они пронеслись мимо, чуть было не подмяли гусеницами начальника разведки. Минуты три спустя в том же направлении проезжали три машины с людьми. Их удалось остановить. В грузовиках в основном были женщины и дети.

Это семьи командиров. От них мы узнали, что немцы недалеко. По дороге движется большая колонна мотопехоты в сопровождении танков, бронетранспортеров и: артиллерии. Предполагалось, что колонна может появиться здесь примерно через полчаса.

Егоров, проверив наши позиции, предупредил, чтобы мы не ввязывались в затяжной бой. Надо посеять у противника панику, создать пробку на дороге. Напомнил, что минут через десять после начала боя следует по лощине броском достичь обратной стороны высотки, пересечь дорогу и — к машинам.

— Промедление может кончиться плохо. Понял? — спросил Егоров и направился на другую сторону дороги. Тут я увидел, что рядом со мной расположился помощник командира взвода старшина Садыков.

«Наверное, Егоров не надеется на меня и решил подстраховать», подумал я.

Не прошло и получаса, как с запада послышался шум моторов. Мы насторожились. Там, где шоссе выходит из леса, показалась группа мотоциклистов. В каждой коляске сидел пулеметчик. Боевое охранение на небольшой скорости проехало открытое место, миновало высотку, напоминающую горб. Минуты две спустя показались три легких танка. Немцы, видимо, не заметили хорошо замаскированную засаду, и танки скрылись-за горбом. Затем показалась основная часть колонны. Впереди шел бронетранспортер, а за ним с интервалом: метров 20–30 ехали автомашины с мотопехотой, между второй и третьей — черная легковая. Немцы в кузовах автомашин осторожно озирались по сторонам.

Вдруг первая машина сбавила скорость. Немцы дали несколько очередей по сторонам, и колонна снова двинулась. Автоматные очереди срезали вершины кустарника, за которым притаилось наше отделение. Нам на голову сыпануло срезанными листьями и ветками.

И вот взвилась зеленая ракета. Первый снаряд «тридцатьчетверки» зажег бронетранспортер. Другой поднял на дыбы автомашину и поставил поперек дороги, следующая за ней машина уткнулась в кювет. Немцы стали прыгать из автомашин и разбегаться в разные стороны. Еще не показалась красная ракета, как отделение, находящееся на противоположной стороне дороги, открыло огонь из всего оружия, каким располагало.

Как после выяснилось, это отклонение от принятого плана случилось потому, что кустарник, в котором завели первое и второе отделения, находился от дороги метрах в тридцати. Когда ударили орудия наших танков, немцы бросились к кустам и могли смять засевших там бойцов. Поэтому им пришлось не медля, почти в упор расстреливать врагов. Некоторые из них стали прыгать в противоположную сторону, то есть к нам. Но поскольку мы были дальше от дороги, нам не грозило такое. Я вначале намеревался дать команду «Огонь!», когда немцы приблизятся к нам метров на полсотни, но не выдержал, скомандовал раньше и одновременно нажал на спусковой крючок автомата, когда немцы еще не дошли до вешек, обозначающих 70 метров, которые я поставил, чтобы бойцы могли лучше пользоваться прицельной рамкой.

Встретив огонь, немцы заметались, но потом опомнились, залегли и стали отвечать нам огнем. Наши танки из своих орудий били по колонне. Горело несколько машин, в том числе и легковой автомобиль, который валялся вверх колесами в кювете. Не то я растерялся, не то увлекся боем и позабыл, что должен командовать отделением. Метрах в сорока от меня выскочили трое немцев и, стреляя на ходу, бежали на меня. Я дал две короткие очереди. Только один из них остановился и, скрючившись, уткнулся в землю. Я думал, что мне пришел конец. Но тут же мой сосед с ручным пулеметом скосил их. Я израсходовал два диска и убедился, что мой огонь не очень-то эффективный. По отдельным фашистам приходилось давать по три очереди, прежде чем уложить их. Тут у меня мелькнула мысль: а как прав был Егоров, который настоял на том, чтобы каждое отделение усилить добавочным ручным пулеметом.

После того как мы отбили наседавших на нас немцев, наступило непонятное затишье, прерываемое отдельными выстрелами и очередями. Что это означало, выяснилось потом. Опомнившись и оценив обстановку, противник понял, что в засаде не так уж много сил. Уцелевшие фашисты помаленьку стали сбиваться в свои подразделения и постарались атаковать нас, постепенна приближаясь к нашей засаде. На опушку леса немцы вытащили несколько орудий, которые, кстати, вовремя заметили наши танкисты. Это помогло быстро подавить, пушки противника. Но и наш орудийный огонь стал жиже: у одной «тридцатьчетверки» заклинило пушку. Чувствовалось, что обстановка резко меняется.