Мать медленно сняла очки.
— Вот, — сказал Ронни, — видимо, она успела написать это перед твоим приходом.
У меня было такое чувство, будто я проваливаюсь в бездну. Только что я верил, что мать не могла этого сделать, потому что не нуждалась в роли Нинон. Но теперь! «…Это не самое страшное. Я знаю ее еще по Парижу, знаю такое, отчего у тебя кровь застынет в жилах…»
— Анни, — Ронни смотрел на мать глазами, в которых читались надежда и любовь. — Я уверен: все здесь ложь насчет тебя, но подумай, что случится, если это попадет в газеты? Анни, я пропал. Мне не остается ничего иного, как подписать с Сильвией пятилетний контракт. Это будет конец моей корпорации. Но… но… другое требование… О, Анни, ты можешь спасти меня. Понимаешь? Стань моей женой. И немедля же!
Никогда в жизни я не видел у матери такого ужасного выражения лица. Но оно быстро исчезло. Однако мать казалась испуганной и враз постаревшей.
— О, Ронни. — Она тяжело вздохнула. — Бедный, бедный Ронни. Это все моя вина… Если бы я не вмешивалась, если бы не пыталась помочь Норме…
— Но, Анни, ты же любишь меня. Я знаю. И знаю, что ты не хочешь связывать себя браком. Но, дорогая, сейчас все зашло так далеко, что нельзя считаться ни с какими принципами. Речь идет о жизни. Моей и твоей. Мы можем тотчас же уехать в Мексику. Ники нас отвезет. Я знаю, что вы заняты своим предстоящим выступлением, но нужен только один день, каких-то двадцать четыре часа…
— Ронни, пожалуйста, — перебила мать. — Ты не должен думать, что я не люблю тебя. Я обожаю тебя и готова в любую минуту выйти за тебя замуж. По крайней мере, я хотела бы… Но… О, дорогой, восемнадцать лет я надеялась и молилась, чтобы это не выплыло наружу. — Она с отчаянием посмотрела на меня, повернувшись к Ронни спиной. — Ты должен знать. Норма пишет об одной вещи, которую она хотела сообщить Летти Лерой. Норма была единственным в мире человеком, кто знал… Я не могу выйти за тебя замуж, Ронни, потому что я уже замужем.
— Замужем? — захлебнулся я.
— Замужем?! — воскликнул Ронни. Мать сжала мою руку.
— Не за твоим отцом, Ники. Это было после его смерти, перед тем, как я приехала в Штаты… Тайный брак, сумасшедший, безрассудный.
— Но кто же он? — вскричал Ронни. — Во имя всех святых, скажи, кто он?
Это был ужасный момент, но мать снова овладела собой.
— Дорогие мои, вам я признаюсь, но вы должны поклясться, что ни одна душа в мире не узнает ни слова. Не столько ради меня, сколько ради него. Я не могу назвать его имени. Если я это сделаю, то никогда не прощу себе. В своей стране он — видная фигура. Незадолго до того, как я приехала сюда в Америку, там разразился кризис. По политическим мотивам его снова женили, насильно. И очень быстро, времени для развода не было.
Я тупо смотрел на нее.
— Мама, кто он? Я с ума сойду!
Но мать, уже крепко державшая себя в руках, бросила на меня подозрительный взгляд. У меня в голове снова все закрутилось. Если дело только в этом, то это недостаточный мотив для убийства Нормы. Конечно, нелегко признаться в тайном браке, однако что для матери пересуды? Хотя толки такого рода не конфетка, их легко пережить. Значит… значит…
Мать печально посмотрела на Ронни.
— Вот видишь, бедный мой друг…
— Анни, что же мне делать? Жениться на Сильвии? Я не могу пойти на этот шаг. Это выше моих сил.
— Дорогой, мы не должны терять спокойствия.
Я до сих пор удивляюсь, как мне удавалось вести машину. Не помню, упомянул ли я об этом, но за рулем сидел я. Дальше мы ехали молча, и лишь у самых ворот мать нарушила молчание:
— Ронни, скажи, Сильвия показывала письмо Денкеру?
— Нет. Эта змея никому не доверяет. Она просто намекнула ему и спрятала в его сейф запечатанный конверт.
Мать задумчиво посмотрела в окно машины.
— Приехали! Ники, пожалуйста, останови машину. Вы с Ронни можете идти в дом.
Мы с изумлением смотрели на нее.
— Но, мама…
— Не спорь, милый.
Нам ничего не оставалось, как подчиниться. Мать села за руль, помахала нам и умчалась.
На террасе я нашел Прелесть и рассказал ей о случившемся. Вскоре к нам присоединился Ронни, и мы погрузились в тоскливое ожидание. Наконец появилась мать. Она шла среди кустов и приветствовала нас издали. Мы, как зачарованные, не спускали с нее глаз. Она поднялась на террасу и поочередно расцеловала каждого из нас…
— Мама…
Не обращая на меня внимания, она потрепала Прелесть по щеке.
— Прелесть, дорогая, сходи в дом и позови всех. Не забудь и слуг. Соберемся в гостиной. Мы устроим небольшое празднество по случаю вручения подарков.
Прелесть пошла к дому. Мать проводила ее печальным взглядом.
— Бедная девочка. Такая энергичная, такая честолюбивая. Боюсь, как бы она не растратила себя зря. Конечно, все зло в ее прошлом. Я должна поговорить с ней. Привить ей дух коллективизма. А теперь, дорогие…
В другое время я бы выступил в защиту Прелести, но сейчас момент был неподходящий. Мать достала из сумки запечатанный конверт и протянула его Ронни.
— Ронни, дорогой, по-моему, ты недооценил мистера Денкера. Он весьма почтенный, хотя, пожалуй, мрачноватый джентльмен. Впрочем, при желании он может быть очень милым. Вы знаете? Он в восторге от моего последнего фильма. Не думаю, что ему по душе Сильвия.
Ронни торопливо вскрыл конверт. Я подошел и вместе с ним принялся разглядывать неразборчивый почерк Нормы. Со стоном облегчения Ронни разорвал письмо на клочки.
— Разумеется, — на лице матери появилась извиняющаяся улыбка, — это будет стоить тебе денег, дорогой Ронни. Я поклялась, что ты выпишешь Денкеру чек на солидную сумму — ты же понимаешь, он может потерять Сильвию как клиентку, а это ударит по его карману. Но что поделать? Экономить придется на другом. Мне кажется, на пятилетнем контракте с Сильвией ты потерял бы больше.
— Анни!
И вновь меня охватила волна облегчения. Причастна ли она к злополучному падению Нормы? Конечно же, нет! Но даже если и причастна, в данный момент меня это не заботило. И пусть бы моим приемным отцом оказался кто угодно!.. Я обнял мать и прижался к ней.
— Мама, милая мама!
Глава 12
За три дня до начала выступлений Стив Адриано прислал за нами личный самолет, который должен был перевезти нас в Лас-Вегас: мать, Пэм, дядю Ганса, Джино, Прелесть, меня, платье от Бальмона и горничную-негритянку по имени Клеони. Отъезд сопровождался страшной шумихой. Казалось, даже самым ярким знаменитостям Южной Калифорнии не терпелось проститься с матерью, и, когда мы приехали в аэропорт, нас окружила толпа репортеров.
В самолете я сидел рядом с Прелестью. Мать после возвращения из Парижа прониклась мыслью, что «скучно постоянно царапать друг друга», поэтому находилась в кабине пилота и учила его вести самолет.
Но даже близость красивой девушки не веселила меня. Я мрачно смотрел в иллюминатор и в глубине души молил, чтобы самолет грохнулся. Конечно же, приземлились мы благополучно. В Лас-Вегасе нас встретила вереница шикарных лимузинов. Проехав мимо колоссальных отелей, которые можно увидеть только здесь, мы подкатили к «Тамберлену». Здание оказалось раз в десять больше любого подобного заведения. Гигантские светящиеся буквы объявляли о представлении: «Анни Руд и ее семья». Мы миновали огромный бассейн и остановились у роскошного дома типа гасиенды. Судя по всему, этот дом Стив Адриано предназначил нам под жилье. Несколько горничных и коридорных во главе с управляющим выскочили навстречу.
Стив Адриано принадлежал к тем воротилам, которые предпочитают быть сильными за сценой, а не на сцене… Говорили, будто он, бывший американский солдат, официально числился владельцем заправочной станции во Флагстаффе, штат Аризона. Однако его неофициальное положение было совсем иным. Мать обратилась к управляющему с вопросом, где находится «дорогой Стив», и тот преисполнился к ней благоговейным почтением. В каждой комнате была масса цветов, ну а комнаты матери напоминали шикарный цветочный магазин.